Ограниченные мифотворческие силы

Оценил Михаил Трофименков

Главный миф американской культуры: любая великая победа — не что иное, как поражение, но любое поражение можно представить как блистательный триумф. Почти по Пастернаку: "Но пораженья от победы ты сам не должен отличать". Коппола возвел киномонумент автомобильному конструктору Такеру, в реальности умершему в нищете. Тим Бартон воспел "худшего режиссера всех времен и народов" Эда Вуда, оставив за кадром его жалкую и трагическую гибель. Милош Форман — прикованного пулей фашиствующего снайпера к инвалидной коляске порномагната Ларри Флинта. Мартин Скорсезе в "Авиаторе", одном из главных кинособытий года, осмелился реконструировать во всем ее величии и неприглядности жизнь нефтяного барона, одного из богатейших людей Америки, смелого летчика, продюсера, режиссера Ховарда Хьюза (1905-1976).

Можно иронизировать, что для Скорсезе поставить фильм, львиная доля которого — сцены смелых полетов и жутких аварий опьяненного авиацией Хьюза,— своего рода психотерапия: Скорсезе очень боится самолетов. Но "Авиатор" — еще одна глава великой "американской трагедии", сага о человеке, которому было дано все, который мог почти все: побить мировой рекорд скорости, снять самый дорогой для конца 1920-х годов фильм, соблазнить самых неприступных звезд Голливуда.

Везунчик, золотой мальчик, романтик Хьюз оказался беззащитен перед безумием. Параноидальная страсть к чистоте, мания преследования и страх перед "коммунистическим заговором" превратили красавчика Хьюза к концу жизни в затворника, неопрятного старика, который много лет не стриг ни волос, ни ногтей, не мылся и проводил время в бесконечных просмотрах антисоветского шпионского триллера Джона Старджеса "Полярная станция 'Зебра'" (1968). Скорсезе то ли из целомудрия, то ли из конформизма не стал истязать зрителей картинами распада личности Хьюза. Безумие, которое играет Леонардо Ди Каприо, проявивший себя в "Авиаторе" как старательный ученик адаптированной к американской почве системы Станиславского, вполне опрятно и аккуратно.

В последнее время Голливуд провозглашает безумие едва ли не высшей ценностью, непременным и необременительным спутником величия. В фильмах последних сезонов зрители уже любовались шпионскими кошмарами математика — нобелевского лауреата, смеялись над не менее параноидальными фантазиями известного журналиста, поверившего в то, что он киллер на службе ЦРУ. Теперь к этой коллекции наваждений добавятся кадры с Хьюзом, тратящим часы на то, чтобы решиться, какой рукой он возьмет бутылку с молоком, а какой рукой откроет ее. Кажется, что Голливуд тошнит от чрезмерной рациональности американского мифа, потому-то он и набросился с такой жадностью на истории всевозможных маньяков.

Для Мартина Скорсезе тема безумия, как и мотив величия и падения человека, вообразившего себя хозяином мира, не в новинку. Его кинематограф со времен гениального "Таксиста", фильма, название которого вряд ли случайно перекликается с "Авиатором", населен мегаломанами, чаще всего криминального свойства. Однако "Авиатору" не хватает маленькой, но существенной детали, без которой он не становится шедевром: физического ощущения липкого безумия, затягивающего Хьюза. Эпизоды, порой снятые виртуозно, нанизываются друг на друга неспешно и спокойно. Вечеринки джазовой эпохи, съемки хьюзовского фильма о летчиках первой мировой "Ангелы ада" (Hell`s Angels, 1930), превратившиеся в колоссальный перформанс, изысканное соблазнение Кэтрин Хепберн, первые приступы сумасшествия, утомительная судебная тяжба с государственной авиакомпанией. Все это по отдельности впечатляет, но в трагикомический образ простого американского миллионера не складывается. "Авиатор" иллюстративен, это блестяще экранизированная биография, но не более того.