 |
Вылупляется ли большая мандариновая муха из личинок? Являются ли жуки мужьями большой мандариновой мухи, или большая мандариновая муха и является собственно жуком? Появляются ли жуки и большие мандариновые мухи из личинок в процессе импорта? Можно ли считать обнаружение личинок обнаружением большой мандариновой мухи, являющейся жуком? Возможно ли такое, что были обнаружены личинки, ошибочно принятые за личинки большой мандариновой мухи, а на самом деле являющиеся личинками неких жуков, откуда и появилось разночтение? Возможно ли принять личинки большой мандариновой мухи за личинки неназванных жуков либо неких третьих лиц? Очень, очень много вопросов оставила заметка "Мандариновая контрреволюция", посвященная выборам в Абхазии.
Ваш постоянный читатель Пшеничный О. В., отец четверых детей
От редакции. Уважаемый г-н Пшеничный! Благодарим Вас за внимание к проблемам энтомологии. Сообщаем Вам, что никаких официальных заявлений о насекомых российские власти не делали. Абхазские власти упоминали некие вредные личинки, а торговцы мандаринами говорили и о личинках, и о мухах, и о жуках, что вполне извинительно при отсутствии достоверной информации.
В новом году новый образ татарина
Несмотря на то что в советском и российском кинематографе образ татарина или татарки практически не представлен, тем не менее он всегда являлся показателем отношения государственной власти к татарам. Персонажу татарской национальности в советском кино всегда отводилась незавидная роль. На память приходят лишь некоторые короткие киноэпизоды, которые многие уже не помнят. Например, это образ татарина-дворника в фильме о молодом Ульянове-Ленине. В фильме молодой Ульянов иронизирует над татарином, относясь к нему несерьезно. Ульянов встречает дворника, которого призвали в армию, и спрашивает его: "А что если тебе дадут приказ стрелять в меня? Ты будешь стрелять?" Тот утвердительно отвечает: "Буду". Но после некоей паузы добавляет: "Стрелять буду, да только мимо". На экране хитрые глаза татарина-дворника и смех. Еще пример. В фильме Эйзенштейна "Иван Грозный". На экране хитрый татарин с репликой: "Маскау манинький? Казан бальшой?"
Архетип хитрого, но наивного татарина, говорящего с акцентом, хорошо прижился в советском кино. Еще пример. Образ Абдуллы-торгаша в художественном фильме "Евдоким и Евдокия". Эту роль сыграл наш известный актер-чтец Айрат Арсланов. Мой отец, будучи одногруппником по театральному училищу с Айратом Арслановым, всегда восхищался талантом и порядочностью этого великого артиста. Но здесь ему была отведена негативная и невзрачная роль красивого и опять-таки хитрого татарина, совращающего русскую замужнюю женщину. У Андрея Тарковского в фильме "Андрей Рублев" татары представлены в маленьком, но сильном эпизоде. Теперь уже татары не хитрые лакеи, не глупые или наивные существа. Теперь это агрессивная сила, способная выкалывать русским глаза. После просмотра этих эпизодов у многих татар начинался приступ комплекса национальной неполноценности. Это очень серьезно. Еще в ранней молодости при виде этих кадров у меня внутри что-то сжималось, и я задумывался: неужели это образ моего татарского народа?
Кто-то может возразить, что, дескать, есть фильм-сказка "Булат-батыр" (фильм 30-х годов) или "Клад" (фильм 70-х годов). Но это ленты, где нет образа татарина, там стояли иные задачи.
Почему татарам на советском культурном пространстве так и не достался достойный образ, который бы любили все? Грузинам в этом плане повезло. Им достался образ Мимино (Вахтанг Кикабидзе). Мимино любят все. Но это, пожалуй, исключение из правила. Все остальные нации могли формировать объективный художественный образ самих себя, имея свои национальные киностудии. У нас таковой не было никогда.
И вот наконец свершилось. В Татарстане произошло знаменательное событие. После нескольких попыток ("Куктау", "Теплый ветер булгар" и др.) на экран вышел полнометражный художественный фильм "Зулейха", снятый Р. Ч. Тухватуллиным по одноименному произведению Гаяза Исхаки. На презентации фильма, проходившей в Татарском академическом театре им. Г. Камала, собралась практически вся общественность республики и ведущие СМИ. Эта лента, пожалуй, впервые претендует на создание наиболее правдивого художественного образа татар в российском, да и, пожалуй, в мировом кинематографе. Это не образ татарина, но образ татарки — Зулейхи. Она и есть нерв всего фильма, нерв всего татарского многострадального народа. Ее образ аналогичен образу с плаката "Родина-мать зовет!". Но теперь это звучит "Зулейха чакыра!" ("Зулейха зовет!"). Она призывает не в явной форме, не прямо, но косвенно, то есть своим поведением. В ней собран архетип страдающей татарской женщины. Несмотря на то что она мусульманка, ее насильственно крестят (Зулейха становится Марфой), насильственно заключают в монастырь, насильственно выдают замуж за русского мужика. Короткая сцена сексуального насилия русского мужика над Зулейхой вызывает сверхомерзение зрителя, несмотря на то что зритель уже адаптировался к насилию на российском телевизионном экране. Но это особое насилие. Это насилие одной религии и национальности над другой. Межрелигиозный антагонизм между мусульманами и христианами становится главным напряжением всего фильма. Это напряжение является основой эстетического переживания всего фильма. Это деструктивная, но, надо признать, правдивая эстетика. Эпизод, в котором мусульмане окружают и защищают свою мечеть от вторжения христиан, символичен. Силы оказываются неравными, и с мечети сносится шпиль — символ ислама (луна), и на его место водружается крест. Это также глубоко воздействует на зрителя. Данная сцена бьет по национальным чувствам татар. Из фильма мы узнаем, что современный русский жаргон в отношении татар ("чаплашка", "ни бельмеса" и т. п.) процветал и тогда, то есть пять столетий назад.
Рамиль Гарифуллин, доцент Казанского университета культуры и искусств, кандидат психологических наук