Жестокий маяк

Ужасы и клише в «Острове призраков» Рассела Оуэна

В прокат вышел фильм Рассела Оуэна «Остров призраков» (The Shepherd), который критики именуют то фильмом ужасов, то психологическим триллером. Михаил Трофименков пришел к выводу, что «Остров призраков» — это действительно страшно, и прежде всего страшно скучно и страшно бессмысленно.

И необитаемый остров, и даже окружающее его холодное море оказываются полным-полны сверхъестественных опасностей

И необитаемый остров, и даже окружающее его холодное море оказываются полным-полны сверхъестественных опасностей

Фото: Golden Crab Film Production

И необитаемый остров, и даже окружающее его холодное море оказываются полным-полны сверхъестественных опасностей

Фото: Golden Crab Film Production

Оригинальное название фильма — «Пастух» — у любого зрителя, так или иначе выросшего в христианской культурной парадигме, вызывает безусловные евангельские ассоциации. Пастух — особенно в фильме, претендующем на мистицизм,— это всегда Добрый Пастырь. И сам выбор Оуэном названия — первый из режиссерских холостых выстрелов, к канонаде которых «Остров призраков», честно говоря, и сводится.

Пастух — это Эрик (Том Хьюз), только что потерявший в автокатастрофе беременную жену (Гайя Уайсс). Мамаша у него — чудовищная мегера, громокипящая ненавистью к покойной «шлюхе», якобы и забеременевшей не от Эрика. Друзей и подруг, способных поддержать героя в минуту отчаяния, у него, судя по всему, нет: допустим. В общем, распятие на стене шевелится, гроб любимой трещит по швам, но особенно эффектно и зловеще вырывается шипящий пар из носика чайника. Настроение у парня, как у утопленника — в прямом смысле слова. Фильм открывается кадрами его бултыхания под водой. Опытный зритель тут же догадается, что речь идет о наглом флешфорварде и Эрику суждено закончить жизнь на дне морском.

Тут-то еще не утонувшему Эрику попадается на глаза газетное объявление о вакансии пастуха на необитаемом острове где-то в очень холодном и очень северном море. То есть остров не совсем необитаем. По нему бродят сотни упитанных овечек, которых Эрику предстоит обихаживать, как сообщает зловещая рыбачка (Кейт Дики), переправляющая героя и его пса Бакстера на остров в преддверии туристического сезона. Что будут делать туристы в этой заднице мира, где из инфраструктуры имеется лишь неработающий и прогнивший до основания маяк, остается самой мрачной загадкой фильма.

Впрочем, пастух-пастырь из Эрика никакой. Овечками, прежде чем их — заодно с попавшим в фильм как кур в ощип Бакстером — предсказуемо истребит и освежует некая инфернальная сила, он заняться не успеет. Все его время поглотит общение с мелькающими по острову черными тенями и собственным страхом высоты: жить (хорошо, что недолго — во всех смыслах этого выражения) Эрику предстоит на самой верхотуре маяка, чтоб жизнь медом не казалась.

Пережить эту полнометражную борьбу героя с его, патетически выражаясь, внутренними демонами зритель может, лишь вооружившись черным юмором. Можно, например, провести параллель между Эриком и лоботрясом Бэббсом из великой голливудской комедии Арчи Майо «Тетка Чарлея» (1941). Той самой, которую наш Виктор Титов гениально переплавит в фильм «Здравствуйте, я ваша тетя». Бэббса, помнится, родители грозились сослать на ферму в Австралии. И он горестно восклицал: «Представьте, ничего и никого вокруг, и только десять тысяч овец издевательски блеют: Бэээ-бс, Бэээ-бс, Бэээ-бс!» Таким же идиотом Бэббсом и кажется Эрик, патетически восклицающий в необитаемой островной ночи: «Кто здесь?!»

Но увы, даже черный юмор бессилен против пошлой предсказуемости сюжетных ходов и как бы метафор. Изначально очевидно, что Эрика гложет вина за гибель жены. В современном кинематографе вина является главным двигателем сюжета. Все многоцветие человеческой психологии сводится к чувству вины за все, что с тобой и с другими происходит, к необходимости страдать, рыдать и каяться. Порой кажется, что победоносно возвращается концепция первородного греха: люди виноваты уже в том, что родились на свет.

Столь же очевидно, что рыбачка — этакий Харон северных морей и с острова Эрику возврата не будет. Но зачем при том обряжать современного Харона — в мифологическом оригинале весьма элегантного мужчину — в рванье, да еще и изгваздать какой-то копотью. Героиня Кейт Дики все-таки не кочегаром в морге работает, а в море плещется. Ну а про мотив вертиго — головокружительного страха высоты, обусловившего все злоключения Эрика,— даже и говорить не хочется. Не только потому, что я страдаю тем же недугом: но нельзя же так нагло передирать сюжетный ход гениального фильма Альфреда Хичкока «Вертиго» (1958).

Досмотрев «Остров призраков», я почувствовал себя отчасти полотером Владимира Басова из фильма Георгия Данелии «Я шагаю по Москве». Тем самым, который, выдавая себя за знаменитого писателя, давал советы начинающему автору: «Во сюжет!» Я, в свою очередь, готов поделиться с Оуэном секретами саспенса. С утра на мой участок заходит все больше и больше почти одинаковых черно-белых котов. Они ничего не говорят, ничего не просят, только смотрят зелеными глазами, окружая дом все более тесным кольцом. Один уже на пороге. Что, страшно? А вы говорите: овечки. Во сюжет!

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...