Спустя три месяца с начала спецоперации на Украине и кризиса, вызванного санкциями западных стран, российский рынок труда остается относительно стабильным. “Ъ” поговорил с президентом SuperJob Алексеем Захаровым о том, возможен ли сейчас рост безработицы, что происходит с зарплатами и почему самой важной из профессий является профессия педагога.
Алексей Захаров, президент SuperJob
Фото: Александр Щербак / ТАСС
Алексей Захаров, президент SuperJob
Фото: Александр Щербак / ТАСС
— В конце февраля, когда Россия начала спецоперацию на Украине, ряд иностранных компаний заявил, что закрывает или приостанавливает свои бизнес в РФ. Работа ряда российских предприятий также оказалась под угрозой из-за санкций западных стран. Расскажите, какой эффект эти события оказали на российский рынок труда?
— Пока эти события никакого заметного влияния на российский рынок труда не оказали. Мы на SuperJob не видим среди новых резюме преобладания соискателей именно из «иностранных компаний». На мой взгляд, уходу потребительских брендов уделяется слишком много внимания. Ну не будет у нас маек Dolce & Gabbana — будут те же самые майки из той же самой материи под другими брендами. Ну не будет бренда IKEA — и что? Вся инфраструктура же останется здесь! На месте вывески IKEA появятся вывески «Дикея», «Ликея» или «Микея». И большинство из тех, кто работал в IKEA, благополучно продолжат работать на условную «Дикею». Уходит «Макдональдс» — и что? Станем жарить меньше бургеров? Да сколько жарили, столько и будем жарить. Уход западных потребительских брендов ни для рынка труда, ни для потребителей не создает никаких рисков. Вообще. А вот разрыв цепочек поставок высокотехнологичной продукции или прекращение ее экспорта в РФ — станков, оборудования, запчастей для сложной техники — действительно в перспективе может создать серьезные риски, для экономики в первую очередь. И, как следствие, для рынка труда. На импортозамещение маек понадобится три дня, а на импортозамещение технологий глубокого бурения или производство высокоточных станков могут понадобиться десятилетия. С другой стороны, для того самого импортозамещения понадобятся новые производства, а на производства понадобятся люди. Российский рынок труда в последнее время был сильно дефицитным. Поэтому я не жду каких-то серьезных потрясений и серьезного роста безработицы до критических уровней. Конечно, для каждого конкретного человека, который потеряет работу в связи с большой перестройкой экономики, в этом ничего хорошего нет. Придется перестраиваться, менять квалификацию, возможно, переезжать туда, где будут строиться новые высокотехнологичные производства. Придется вспоминать в 40 лет, а как это — учиться.
— В чем, на ваш взгляд, причина такой слабой реакции рынка труда на нынешний политический и экономический кризис?
— Я думаю, нынешнее поведение работодателей во многом основано на том опыте, который они приобрели во время пандемии коронавируса в начале 2020 года. Многие работодатели понаделали большое количество (как потом выяснилось) ошибок в отношении персонала. Из-за введенных ограничений буквально запретили работать, транслируя, что «завтра мы все помрем от ковида» и когда все это закончится — не понятно. Увольнения и сокращения прошли не только в малом и среднем бизнесе. Даже крупнейшие компании столкнулись с необходимостью сокращать персонал или отправлять людей в простой. По оценкам SuperJob, летом 2020 года краткосрочная безработица взлетела до 15 млн человек. Быстрого восстановления рынка труда никто не ждал, даже правительство в своих прогнозах предполагало возврат к доковидной ситуации в 2024 году. Но произошло чудо, и уже к ноябрю 2020 года рынок практически полностью восстановился количественно. Зато структурно очень сильно поменялся. А компании, которые сократили персонал, столкнулись с огромными трудностями в восстановлении численности. Увольняли быстро, а нанимать пришлось долго, и стоило это дорого. Восстановились только концу прошлого года — именно поэтому большинство сохраняет выжидательную позицию и сохраняет сотрудников.
— Изменилось ли за прошедшие три месяца поведение соискателей?
— Как и в любой кризис, те, у кого есть работа, стали больше ей дорожить. Синица в руках сейчас лучше, чем журавль в небе. Работник, который раньше хронически опаздывал, а на замечание начальства мог просто хлопнуть дверью и уйти, теперь приходит на работу на полчаса раньше необходимого. Те, кого перевели на неполный рабочий день или отправили в неоплачиваемый отпуск, тоже готовы терпеть до последнего. Даже те, кто уже принял предложения о переходе на новую работу, сейчас отказываются со словами, что нужно подождать. И наоборот, те, кто уже потерял работу, сейчас вряд ли пойдут искать новую — впереди лето, и можно наконец отдохнуть на даче, посадить картошку и ждать, пока она созреет.
— То есть существенно ситуация на рынке труда может измениться только к осени?
— Да, скорее всего, так и будет. Нынешний кризис, как и кризис, вызванный пандемией, начался весной и пока смягчен сезонным циклом поиска работы в России. Напротив, в кризис 2008 года мы вошли как раз осенью, и из-за этого рост безработицы произошел практически мгновенно.
