12 и 13 июня на территории петербургского «Севкабель Порта» пройдет 21-й фестиваль «Стереолето». В этом году в нем не участвует ни один иностранный артист, зато из отечественных хедлайнеров можно сложить пару созвездий. «Пандемия и 24 февраля свели на нет музыкальный и концертный бизнес»,— говорит идеолог и основатель фестиваля Илья Бортнюк.
Фото: Александр Коряков, Коммерсантъ
Фото: Александр Коряков, Коммерсантъ
— «Стереолето» — возможно, единственный фестиваль в России, который существует 21 год подряд, и точно единственный, не отмененный в ковидные годы. Как так вышло?
— С божьей помощью. А если серьезно: нам повезло попасть на тот период, когда ковидные ограничения ненадолго ослабляли. В 2020 году мы сознательно перенесли фестиваль на время, когда, по нашим расчетам, ситуация будет полегче.
— И поэтому прошлый фестиваль совпал с ПМЭФ?
— Вовсе нет: в прошлом году «Стереолето» состоялось в те даты, когда и планировалось, ПМЭФ прошел в начале июня, а мы — в середине. И это как раз был период, когда концерты отменяли один за другим. Нам повезло проскочить — через два дня после окончания фестиваля были введены жесткие ограничения на проведение массовых мероприятий.
— У вас титульный спонсор — «Тинькофф». Поменяется ли что-нибудь сейчас, после того как Олег Тиньков продал бизнес в России?
— Мы познакомились с Олегом еще в 1995 году. Тогда он предложил создать мне рекорд-компанию. Некоторое время «Шок Records» выпускал диски таких команд, как «Ленинград», «Кирпичи», «Нож для Frau Mller». Потом мы привозили для его сети ресторанов различных артистов — De Phazz, Fun Loving Criminals и другие группы. Пока не знаем, какие перспективы у нашего сотрудничества. Несмотря на грядущую смену бренда банка, надеюсь, в принципе будет существовать промополитика, включающая в себя и поддержку музыкальных мероприятий. Очень надеюсь, мы продолжим работать с этим банком, так как у нас сложились партнерские отношения с командой, которая занимается спонсорскими интеграциями.
— Что за недавние суды трех инстанций у вас были?
— Это имеет отношение не к «Стереолету», а к другому фестивалю, который сначала назывался St. Petersburg Craft Weekend. Там были некие партнеры, которым я предложил заниматься проектом вместе. В какой-то момент мы решили расстаться, но к ним пришла идея — отобрать у меня этот фестиваль, по сути, придуманный мной. Была очень неприятная история с их стороны с подделкой документов, обвинениями и так далее. Года два мы судились. В итоге все суды я выиграл, права на фестиваль принадлежат мне, но называется он по-другому — Craft Event. Будем его продолжать и будем делать Craft Picnic, летнюю версию фестиваля на открытом воздухе.
— Где он пройдет и когда?
— В конце августа. Сейчас рассматриваем две площадки. Это должен быть именно вариант пикника, чтобы можно было лежать на траве, асфальт не подходит. Мы называем его «фестиваль творческого предпринимательства»: там есть и крафтовые пивоварни, и сыроделы, и маркет с очень интересными сувенирами, и хорошая музыкальная программа.
— А как формировалась программа «Стереолета» этого года? Каких из иностранных артистов вы потеряли? Были ли заплачены какие-то авансы?
— Нет, по «Стереолету» как раз авансов не было. По другим проектам были: отменилось более 20 иностранных выступлений, что практически поставило крест на нашей концертной деятельности. На «Стереолете» должно было выступить минимум 10 иностранных артистов, некоторые из них переносились уже третий год. Это все, конечно, очень обидно и плохо, потому что с самого первого фестиваля у нас всегда были иностранцы на сцене. Сейчас, наверное, второй фестиваль без них, первый был в 2020 году, если не считать музыкантов из Белоруссии и Украины. Зато в прошлом году нам все-таки удалось привезти двух иностранных артистов: одну группу из Франции — L’Impratrice, и очень классного исполнителя из Финляндии — Jesse Markin.
— Есть ощущение, что мы варимся в собственном соку…
— Есть такое ощущение, да, к сожалению. Что касается российских артистов: одни уехали, а тех, которые могут выступать, не так много. Фестивалей какое-то количество есть, и даже вполне себе нормальное количество, особенно в Москве. И все эти артисты как-то должны быть поделены между ними. Естественно, повторов избежать невозможно. Тут вопрос только, что называется, выборки, плейлиста. Но если говорить про хедлайнеров, я по пальцам одной руки могу пересчитать тех, кто у нас еще не выступал, и кого бы я хотел видеть на фестивале. Конечно, ситуация болезненная. Но я считаю, что у нас все равно получился очень хороший лайнап в этом году…
— Очень мощный.
— Все люди яркие и интересные. Есть и поп-музыка — Iowa, Леонид Агутин, и совершенный авангард типа группы «Жвака Галз», в категории легенд присутствуют Жанна Агузарова и группа АВИА, очень много новых артистов разных жанров. Мы предполагаем собрать не 500 человек и не 1000, а 5000–6000–7000, а для этого нужны хедлайнеры. И вот здесь перспективы ограничены. Новые звезды появляются, но не так быстро: за пару лет две-три команды стали по-настоящему большими. В частности, группа The Hatters, которая, кстати, третий раз выступает на «Стереолете»: первый раз они вышли на самую небольшую сцену фестиваля вообще бесплатно, это был дебют. А сейчас выступают в категории звезд.
— Основные затраты на организацию фестиваля — как раз гонорары артистам?
— Конечно, артисты на первом месте. Имеется в виду, что гонорары и все с этим связанное (логистика, проживание) — это где-то 30–40% от бюджета фестиваля.
— За все время существования «Стереолета» кто из музыкантов обошелся дороже всех?
— Думаю, что группа Massive Attack. Sigur Ros достаточно дорогие были. На втором месте Земфира.
— Возвращаясь к затратам. Наверняка большая статья расходов — аренда площадки. «Стереолето» не первый год проходит на территории «Севкабель Порта». Связано ли это с тем, что там располагается одно из ваших детищ — клуб «Морзе»?
— Никак не связано. На этом «Стереолете» не будет сцены в «Морзе», это бессмысленно с точки зрения финансов, нужно сокращать расходы. Ну и мы заканчиваем историю под названием клуб-фестиваль «Морзе», которая, по сути, полноценно так и не началась: сначала пандемия и потом 24 февраля свели на нет тот музыкальный и концертный бизнес, который я связывал с клубом «Морзе». Конечно, как площадка «Севакабель Порт» мне нравится. Мы уже очень хорошо понимаем, как и что там можно делать, и работать с ними достаточно комфортно.
— Все хедлайнеры этого года как на подбор, и все они однозначны в оценках происходящего после 24 февраля. Само так получилось? Не боитесь ли вы?
— Нет, не боюсь. Артистов мы подбираем не по признаку отношения к чему-либо, а по значимости их творчества, музыки. Артисты, которые появляются на фестивале, появляются благодаря мне, я еще и программный директор «Стереолета». Приглашаю потому, что хочу пригласить, а не из соображений «зато он собирает залы». Бывают ситуации, когда кто-то из тех, кому я доверяю, говорит: «Послушай, какая классная группа». Я слушаю, и, если мне она нравится, приглашаю. Но не было и не будет ни одного музыканта на «Стереолете», кто попадает на сцену только из соображений «собираемости».
— Если конкретно: как удалось договориться с Леонидом Агутиным?
— Мы его хотели давно позвать, просто по датам у него не получалось. А сейчас вот срослось. Я очень этому рад: никогда не делю музыку на рок, поп или что-то еще. Считаю, что это выдающийся артист, и у него одно из лучших живых выступлений среди всех наших звезд.
— А как удалось договориться с Жанной Агузаровой? Она ведь много лет не выступала в России, к тому же, это лето юбилейное для нее: 8 июля ей исполняется 60 лет.
— В моей богатой биографии был факт: я в течение трех недель работал ее директором, еще в 1990-х. Мы поддерживаем отношения с помощью посланий через разные мессенджеры. Если честно, я не ожидал, что она согласится. Естественно, мы каждый год обсуждаем ее участие: обсуждаем-обсуждаем, потом — раз! — она на месяц пропадает. Или на два. А тут, видимо, ей на самом деле захотелось выступить, и мы за один день договорились.
— При этом любая устная договоренность оформляется документально?
— Да, конечно, сейчас мы подписываем соглашение. С Жанной сложно документально. Были случаи, когда она сначала соглашалась, потом отказывалась от концертов, но при этом вела себя вполне порядочно, возвращала те деньги, которые должна была вернуть. Такой эпизод тоже был.
У меня были сомнения: последнее ее выступление в Питере лет восемь назад было спорным, какие-то непонятные музыканты… Сейчас, прежде чем решиться, я посмотрел, как прошел концерт в московском «ГлавClubе» в начале февраля этого года: мне кажется, музыканты очень классные, и все очень хорошо отрепетировано, все хорошо звучит.
— А как много исполнителей деньги не возвращают?
— Бывает по-разному. Некоторые не возвращают принципиально, некоторые потому, что денег просто нет. Вот сейчас у нас два артиста, у которых отменились концерты не по нашей вине. Я понимаю их ситуацию — они говорят, что в данный момент таких средств нет: Я говорю: «Окей, хорошо, значит потом, когда появятся». Тут вопрос переговоров, отношений. Хотя бывает и в обратную сторону: у нас отменилось почти 30 мероприятий из-за текущих событий, и, конечно, это кардинально отразилось на финансовом состоянии. Мы не смогли выполнить все наши обязательства по выплатам, но не все, к сожалению, с пониманием к этому относятся.
— Какая работа в вашей богатой биографии была самая странная?
— У меня все сферы приложения усилий не рядовые. С 1990 года я работал во всех областях музыкального бизнеса: в рекорд-компаниях, в клубе, с разными артистами в качестве директора, продюсера, журналистом, вел программы на радио. Самая первая работа: пришел после армии и устроился реквизитором в БДТ. Там работала звукорежиссером очень милая женщина, Ирина, она меня познакомила с главным звукорежиссером Дома радио Виктором Диновым, он взял меня на работу звукооператором, я стал записывать передачи и даже их сам вести — с этого началось мое вхождение в профессию. Но совсем странных работ у меня не было.
— В 2021 году у вас выступали Nizkiz, один из символов белорусского протестного движения. Вопрос тот же: не боялись их звать?
— Я вам больше скажу: в 2014 году на фестивале выступала группа Dakh Daughters.
— Совершенно чудесные украинские девушки.
— Тогда как раз начался майдан. За день до «Стереолета» их показали по «Первому каналу» на баррикадах. Я, конечно, опасался того, что у нас могут начаться какие-то проблемы, но этого вообще никто не заметил. Они очень классно выступили, и их принимали на ура — прямо любовь, «Украина и Россия братья навек». Вот такое было тогда настроение, несмотря на майдан. Сейчас такое уже невозможно представить.
— Идеальный фестиваль, на котором вы бывали, он какой?
— Mad Cool в Мадриде, я там в последний раз был лет пять назад, и это очень-очень круто. На самом деле, много классных фестивалей, которые я могу привести в пример. Мне очень нравится Primavera Sound в Барселоне, хотя, конечно, он стал слишком масштабным. Нравится Flow в Хельсинки, Lowlands в Голландии,— у каждого есть свои особенности. Вообще, я понял, что мне не нравятся огромные фестивали, а нравятся небольшие: я с радостью езжу на шоукейс-фестивали в разные страны. И продолжаю ездить. Даже был на недавнем Tallinn Music Week, меня пригласили, несмотря ни на что. Был рад всех увидеть, и все очень тепло ко мне относились, и вообще было очень здорово. Был рад вновь почувствовать себя в мировом музыкальном коммьюнити. Там я слушал иностранных артистов, общался со своими коллегами из Англии, Голландии и Канады и думал о тех временах, когда мы снова сможем быть интегрированы во все это.
— Есть какие-то предположения, когда?
— Нет. Все предположения, которые я делал раньше, не оправдались.
— Ваше участие в Tallinn Music Week свидетельствует о том, что проблемы отмены российской культуры не существует?
— Где-то, конечно, существует. Есть такая музыкальная программа — The European Talent Exchange Programme (ETEP), в которой «Стереолето» участвует уже четыре года. Нас могут, в принципе, оттуда исключить, потому что это деньги Европейского союза и по понятным причинам учредители, скорее всего, не будут тратить их на российский фестиваль. Подразумевается, что средства расходуются на то, чтобы помочь привезти к нам иностранных музыкантов, а если это невозможно сделать, усилия бессмысленны. На себе кэнселинга я не почувствовал. И да, артисты — все — пока отказываются ездить в Россию. Сколько это продлится, я не знаю.
Мы очень хорошо и тепло общались с коллегами из разных стран, в том числе из Украины, которые были на Tallinn Music Week. Мы знакомы давно, и они вряд ли изменят отношение ко мне, за это я им очень благодарен. Хотя есть разные примеры: некоторые знакомые из Украины перестали со мной общаться в мессенджерах.
— Вы не задумывались над тем, чтобы уехать?
— Нет.
— У вас дети, наверное, девочки?
— Да.
— Если бы были мальчики, может быть, решение было бы другим?
— Не знаю. Для этого надо представить себе такую ситуацию, а мне сложно ее представить. Я остаюсь не потому, что девочки или мальчики. А потому, что считаю: где родился, там и пригодился. Как ни странно это звучит сейчас, в современном контексте, я считаю себя патриотом — в правильном смысле этого слова. Хочу, чтобы здесь все было хорошо. Стараюсь по максимуму делать для этого то, что могу. Например, хорошие фестивали.