В Зале Ставроса Ниархоса Греческой национальной оперы состоялась мировая премьера фильма Йоргоса Лантимоса «Блеяние». Оригинальным экспериментом по синтезу кино и музыки впечатлен Андрей Плахов.
Фото: Neon
Фото: Neon
Йоргос Лантимос — самый именитый современный кинорежиссер родом из Греции. В первом десятилетии нашего века он был провозглашен отцом греческой «новой волны», а во втором сделал успешную карьеру в англоязычной киноиндустрии. Работал с международными звездами — Колином Фарреллом, Рейчел Вайс, Николь Кидман. Самой успешной стала костюмная драмеди «Фаворитка»: она получила девять номинаций Американской киноакадемии, а одна из них — для актрисы Оливии Колман — увенчалась «Оскаром» за лучшую женскую роль. Номинирована была также за роль второго плана в «Фаворитке» Эмма Стоун. С этого началось тесное сотрудничество талантливой молодой актрисы с Лантимосом, которое нашло продолжение в их следующем большом проекте — фильме «Бедные-несчастные», анонсированном на 2022 год.
А в промежутке, в разгар пандемии, когда кинопроизводство было в значительной степени свернуто, Лантимос вернулся на родину и снял небольшой фильм метражом 32 минуты по заказу Греческой национальной оперы. Пригласил ту же Эмму Стоун, которая согласилась работать без гонорара, и французского актера Дамьена Боннара, известного по ролям в фильмах Алена Гироди и Романа Полански. Съемки проходили на острове Тинос; камерный сюжет, в центре которого только два персонажа, позволял соблюсти ограничения, наложенные локдауном.
Зачин картины — прощание с покойным. Море и скалы, суровый природный ландшафт и фигуры деревенских старух в черном обещают традиционную фольклорную драму. Но с самого начала в тело фильма вторгаются смелые модернистские элементы — даже одеяния старух, как и молодой вдовы, выполнены по специальным современным эскизам. Когда старухи расходятся, женщина забирается на постель, где лежит покойный, и, закрыв висящую на стене икону, совершает с ним интимный акт, в процессе которого мужчина оживает, а женщина падает замертво.
Так приблизительно можно описать первую часть триптиха — а именно таков фильм по своей структуре. Далее зритель становится свидетелем продолжения череды метаморфоз — превращений живого в мертвое и наоборот. Совершается как бы обмен энергией — и вот уже не женщина хоронит мужчину, а наоборот, причем в заранее вырытой (вероятно, для него) могиле. В кромешной темноте он везет мертвое тело в кузове машины, а впереди по дороге бежит коза. Оригинальное название фильма заставило даже греков забраться в Google: это архаичное слово можно с некоторой натяжкой перевести как «Блеяние». Козы — полноценные герои и героини этого фильма, они тоже участвуют в круговороте живой и мертвой материи. А каждый из двух персонажей, живущих в наэлектризованном чувственном пространстве между Эросом и Танатосом, не забывает подпитываться вполне материальной пищей — козлиным мясом, поедая его с завидным аппетитом.
В этом мифологическом пространстве, где несомненно чувствуется присутствие Ницше и Фрейда, смерти нет, а есть вечное возвращение. Основы природной жизни и цивилизации образуют полный цикл: от рождения до возрождения в том или ином виде, они включают также секс и каннибализм. Что касается духовной жизни, она никак не привязана к христианским догматам и гораздо ближе к язычеству. Хороня свою женщину, мужчина исполняет ритуальный танец и втыкает в землю нож.
Этот концепт вызвал вопросы у тех, кто связывал патриотические надежды с возвращением «блудного сына» Лантимоса на родную почву. Ведь остров Тинос с его знаменитым монастырем и чудотворной иконой имеет репутацию богомольного в противоположность соседнему острову Миконос — богемному и космополитичному. «На Миконосе грешат, на Тиносе каются»,— говорят греки. Но у Лантимоса греческий дух если и присутствует, то в его античном варианте. Да и весь его фильм построен на универсальных моделях, а этнический элемент растворен в природном космосе.
Но, пожалуй, самый большой интерес представляет подача этого поэтического киноэссе. Снятый в ретротрадиции, черно-белый и абсолютно немой, фильм (что редкость в эру цифровых технологий) показывался с пленки, и единственный звук, нарушавший тишину действа,— это был звук кинопроектора, доносившийся из специально установленной черной будки. Он и в самом деле оставался бы единственным, если бы с самого начала не было запланировано сопровождение в виде живой музыки. Так было некогда в эпоху Великого Немого, и именно так по замыслу авторов этого проекта картину будут показывать в других залах. Композитор Йоргос Кумендакис, художественный руководитель Греческой национальной оперы, подобрал музыкальное сопровождение для каждой из трех частей фильма. В первой греческий секстет исполняет музыкальный фрагмент японца Тосио Хосокавы. В третьей части звучит ария Баха «Приди, сладкая Смерть» из опуса BWV 478 в обработке норвежского композитора Кнута Нюстедта, исполняемая хором Греческого радио и телевидения. А самая эмоциональная вторая часть картины «озвучена» музыкальным сочинением того же Хосокавы, которое исполняет на белорусских цимбалах Ангелина Ткачева. Здесь возникает особенно страстный «роман» изображения и музыки: струны инструмента отвечают на каждый эмоциональный акцент фильма. Все это великолепно вписалось в атмосферу Зала Ставроса Ниархоса, в архитектурный ансамбль, созданный архитектором Ренцо Пьяно. Греческая мифология обрела новую жизнь в здании итальянского архитектора, а японская музыка, написанная для венгерских цимбал, поворачивается по-новому в исполнительском варианте Ангелины Ткачевой.