«Мы пока не хотим ничего просить»

Замгендиректора «Т Плюс» Александр Вилесов о влиянии санкций на строительство ТЭС

«Совет производителей энергии» (объединяет генерирующие компании РФ) предупредил о задержке более 20 проектов модернизации старых ТЭС. Причины — перебои с поставками иностранных компонентов и неполадки российского оборудования. О текущей ситуации с проектами и перспективах их реализации “Ъ” рассказал заместитель гендиректора по коммерции и развитию ПАО «Т Плюс» Александр Вилесов.

Александр Вилесов

Александр Вилесов

Фото: Пресс-служба ПАО «Т Плюс»

Александр Вилесов

Фото: Пресс-служба ПАО «Т Плюс»

— Как продвигаются работы по вашим проектам модернизации (всего пять объектов с запуском в 2022–2026 годах.— “Ъ”)?

— Сейчас в работе три проекта: два блока на Пермской ТЭЦ-9 с запуском 1 апреля и 1 октября 2022 года, а также блок Ижевской ТЭЦ с запуском 1 октября 2023 года. Я бы не сказал, что ситуация с введением санкций существенно повлияла на их реализацию. Есть задержки с поставками комплектующих, хотя в большей степени мы испытываем трудности с подрядчиками. Запуск первого блока Пермской ТЭЦ-9, вероятно, задержится на полгода. Остальные проекты, скорее всего, запустим в срок.

— Какое оборудование задерживается?

— По вспомогательному оборудованию пришлось искать замену для ряда позиций, причем связанную как с неким логистическим кризисом, так и с санкциями. Речь, как правило, об электрическом оборудовании — например, выключатели и разъединители были европейские. Кое-что удалось заменить локализованным российским оборудованием.

— Генкомпании получили право обращаться за нештрафуемой годовой отсрочкой. Вы планируете это делать?

— Хорошо, что эта опция возникла. Хотя я удивился. Нехарактерный для министерства шаг, потому что обычно проблемы решаются по мере их поступления. Видимо, тоже под давлением общественного настроения решили дать такую возможность.

Допускаю, что у других компаний есть серьезные проблемы, но мы пока не хотим ничего просить.

Мы будем сейчас зубами цепляться и стараться все проекты запустить вовремя, потому что это наша экономика и эффективность.

— Зачем нужны штрафы в контрактах, если все решается в ручном режиме?

— Это же все равно сделка. Хотя станции по первой программе ДПМ (договоры поставки мощности, гарантируют возврат инвестиций через повышенные платежи за мощность.— “Ъ”) все-таки построили не из-за диких штрафов, а из-за того, что люди репутационно просто хотели это сделать. Но мне всегда казалось, что штрафы должны идти не в пользу потребителей, а в пользу других генераторов. Станция не заработала вовремя, но в энергосистеме осталась частота 50 Гц. Значит, какие-то другие люди построили станцию и работают — давайте им штрафы передадим. Это был бы хороший стимул. А просто снижать цену потребителям — глупость какая-то.

— Считаете ли стимулом оплату мощности в зависимости от загрузки?

— Я не боюсь этой меры. Наши проекты загружены под завязку, потому что мы строили станции там, где они будут работать. Этой меры должны бояться те, кто построил проекты в надеже получать плату за мощность и не работать. Мне эта мера даже нравится — это шаг в сторону одноставочного энергорынка.

— Генкомпании предлагают снижать загрузку парогазовых установок (ПГУ) на иностранном оборудовании из-за санкций. Для них тоже нужно снижать оплату мощности?

— У нас много парогазовых блоков с иностранными турбинами, там есть вопросы по лопаткам, по сервису, по въезду иностранных инженеров и так далее. Мы предлагали примерно на четыре-пять месяцев остановить блоки, поскольку летом можно обойтись без них. Летом их вывод особо не повлияет на цену электроэнергии. Зато мы можем выиграть время, чтобы разобраться с поставкой комплектующих и другими вопросами. Мы получили адекватный ответ Минэнерго: давайте посмотрим на каждый блок, остановим те, у которых приближается большая инспекция и наступает дорогой сервис. По-моему, это нормальная временная мера.

— Вы уже заключили контракт с «Силовыми машинами» на производство турбин для проектов ПГУ (два объекта с вводом в 2028 году.— “Ъ”)?

— Контракта нет, обсуждаем.

— Суммарный CAPEX (10 млрд руб. за один блок) и цена турбины (2–3 млрд руб.) не изменились?

— Нет. Любые изменения CAPEX нужно согласовывать с Минэнерго. Разговор такой в министерстве идет.

Но принимать решения в момент обострения инфляции — это метание за мотыльком. Такой разговор будет востребован, когда станет понятно, что на самом деле изменилось.

Думаю, первыми об этом заговорят поставщики: в какой-то момент скажут Минэнерго о невозможности работать при таких ценах. Мы же как исполнитель госпроекта сможем его построить с минимальными затратами: будем драться за каждый рубль, чтобы хоть что-то осталось или хотя бы выйти в ноль.

— Когда наступает крайний срок, чтобы заключить договор?

— Можем еще год совершенно спокойно вести переговоры.

— Необходимо ли продлевать программу строительства ПГУ на российских турбинах?

— Большой вопрос. Мы пытались посчитать, сколько потребуется турбин, чтобы отрасль задышала сама, без искусственной вентиляции. Чтобы эта история стала экономически оправданна, заводы должны выпустить примерно 35–50 машин за пять-семь лет. Поэтому хорошо бы иметь длинную программу. Размер турбин — вопрос обсуждаемый. Мы всегда ратовали за выпуск газовых турбин мощностью от 80 до 150 МВт, чтобы использовать их для производства и электроэнергии, и тепла.

— Вы предлагаете отдать под газовые турбины ТЭЦ, которые не попали под модернизацию?

— Напомню, что в первых конкурсах в основном выигрывали ГРЭС, хотя ТЭЦ намного хуже по состоянию. И у нас в компании, и в стране в целом еще есть места, где можно развивать когенерацию. Я имею в виду все крупные города, в частности Москву. Если вся отрасль закажет, например, 30 газовых турбин одного типоразмера у одного производителя, то, наверное, это можно экономически вытянуть и сделать. Но если каждый будет покупать турбины разного размера и только по две штуки, то индустрии не создать.

— Глава «Газпром энергохолдинга» Денис Федоров говорил про брак российского оборудования. Есть ли с этим проблемы?

— У нас нет нареканий. Хотелось бы, чтобы производители в России уже взялись за дело, не допускали срывов поставок и занялись качеством. Модернизация старых ТЭС — по сути, госпрограмма для решения задач государства: доходность ограничивается государством, объекты выбираются государством, задачи определяет государство, нет никакого предпринимательского риска. Денис Федоров справедливо полагает, что другие министерства, которые отвечают за производство оборудования, тоже должны обратить внимание на ситуацию.

— Производители повышают цены?

— Поставщики в любом случае будут поднимать вопрос цен. По заключенным контрактам уже ничего не изменить, но всем очевиден рост цен на металл и компоненты. Значит, они на какие-то другие контракты переложат эти затраты. История долгоиграющая. Мы под ручным управлением Минэнерго будем ехать ровно столько, сколько Минэнерго будет нас направлять. Минэнерго плотно наблюдает за ситуацией с точки зрения и поставок оборудования, и сроков проектов, и контрактных споров на рынке.

— Декларировалось, что проекты модернизации будут реализовываться на российском оборудовании. Почему все равно возникают проблемы?

— Никто никогда не заявлял, что все на 100% будет сделано только в России. Есть закрытый перечень большого основного оборудования, которое должно быть локализовано и одобрено Минпромторгом. По закрытому списку все действительно будет отечественное. Но вспомогательное оборудование может быть иностранным: теперь эти иностранные комплектующие придется заменить на аналоги.

— Не пора ли отменить постановление №719 о локализации?

— Наоборот, сейчас в нем есть потребность. Если его отменить, начнется разброд и шатание: европейские комплектующие будем менять на азиатские. Уровень качества и сервиса снизится. Нам надо делать свое оборудование.

— Актуальна ли сейчас зеленая повестка в России?

— Если под зеленой повесткой понимать экологию и снижение выбросов СО2, то она всегда актуальна.

Я вообще считаю, что зеленую повестку нужно сделать частью госпрограммы энергоэффективности.

Мы же не хотим себя отравлять: давайте ставить фильтры на угольных станциях. Мы же не хотим глобального потепления: давайте улавливать СО2.

— С какими проблемами сталкиваетесь в тепловом бизнесе?

— Мы хотели делать инвестиции в тепловую сеть более агрессивно, но вдруг резко выросшие ставки по кредитам отбили аппетит. Но стратегически ничего не поменялось. Мы уверены, что делать инвестиции надо, потому что система пришла в сложное техническое состояние. Мы благодарны вице-премьеру Марату Хуснуллину за то, что он недавно публично сказал о необходимости замены не менее 5% коммунальных сетей в год. На наш взгляд, требуется обновлять хотя бы около 8% в год. Инвестировать туда надо, эффективность там нормальная. Но с такими кредитными ставками надо искать и другие механизмы, например Фонд ЖКХ, на мой взгляд, надо пополнить не на скромные 150 млрд руб., а хотя бы на 1,5 трлн руб.

— Текущая ситуация повлияет на рост цен на тепло в городах, перешедших на метод альтернативной котельной?

— Механизм так устроен, что рост цен будет предельно сглажен. Скорее всего, мы даже окажемся на уровнях роста ниже, чем позволит обычное регулирование. Мы ожидаем, что с 1 июля текущего года произойдут какие-то решения по увеличению индекса ЖКХ (на данный момент планируется поднять тарифы на 4%.— “Ъ”). Такой вариант обсуждается. Мы, скорее всего, по альткотельным окажемся где-то на уровне этого индекса либо чуть ниже, поскольку будем выполнять соглашения, заключенные еще в докризисные времена. Что касается 2023 года, то плановый индекс инфляции найдет отражение в этой цене.

Но в каждом случае с каждым регионом мы будем еще раз дополнительно обсуждать индекс реинвестиций. Будет такая дилемма: больше индекс — больше инвестиций, меньше индекс — меньше инвестиций. В этом смысле альткотельная — более устойчивый и надежный механизм с точки зрения колебания цен из-за сиюминутной конъюнктуры. Цена немного растет там, где она изначально намного ниже справедливой цены, а там, где она дошла до справедливой цены, она практически не будет меняться.

— В каких регионах цена дошла до справедливого уровня?

— В двух — это Иваново и Владимир.

Интервью взяла Полина Смертина

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...