"Чехов сделал меня ультраконсервативным"

фестиваль театр

Шестой международный театральный фестиваль NET показал спектакль "Чайка" будапештского театра "Кретакор", одну из самых успешных европейских постановок последних лет (Ъ подробно писал о ней 9 октября). Руководитель театра, 30-летний режиссер АРПАД ШИЛЛИНГ, впервые представивший свою работу в России, ответил на вопросы РОМАНА Ъ-ДОЛЖАНСКОГО.

Фестиваль NET (Новый европейский театр) основан в 1998 году. Он проводится при поддержке Федерального агентства по культуре и кинематографии, социально-культурного фонда Hennessy, компаний "Инвесткапстрой" и Bokovfactory.

— Слово "кретакор" по-венгерски означает "меловой круг". Название вашего театра имеет отношение к Брехту и его знаменитой пьесе "Кавказский меловой круг"?

— Самое интересное для меня в театре — соединение с публикой. Влияние и контрвлияние. Театр требует чистого разума, трезвого осознания своих целей. Надо понимать, для чего работаешь, поэтому интеллектуальный театр Брехта для меня очень важен. Я считаю, что нужно активизировать публику, и поэтому люблю ставить ее в непривычное, даже неудобное положение. Неудобство может содержаться в теме постановки или в ситуации — вот в "Чайке" публика освещена весь спектакль наравне с актерами, и это, на мой взгляд, производит особый психологический эффект, изменяющий восприятие пьесы.

— От актеров вы тоже требует рассудочного, брехтовского отношения к своим ролям?

— Мы работаем вместе. Когда я только начинал заниматься режиссурой, меня очень интересовало, что актеры думают о пьесе,— наверное, сказывался просто недостаток опыта. Но и став более решительным режиссером, я продолжаю настаивать, чтобы актеры сами думали, предлагали, импровизировали.

— Молодые европейские режиссеры сейчас стремятся ставить современные пьесы. А вы ставите в основном классические тексты. Не любите новую драму?

— Я ищу хорошие пьесы. В Венгрии пока не нашел. Но мне не нравится мода. Вот если в берлинской "Шаубюне" поставят какой-то современный текст, то потом его начинают ставить везде. Возникает мейнстрим под видом актуального движения. Недавно я нашел пьесы немецкого драматурга Роланда Шиммельпфеннига "Арабская ночь" и "До и после".

— А я и не буду ее ставить, я присматриваюсь ко второй пьесе. По музыкальности и мелодичности она напоминает мне об античной драматургии. Эта дорога, думаю, приведет меня в конце концов к постановке собственно античной драмы.

— Я хотел стать актером. Но не получилось: актерского таланта не хватило. Меня всегда интересовало искусство рассказывать истории, то есть древнейшее назначение театра. Джорджо Стрелер, кстати, считал, что он всю жизнь просто рассказывал истории. И я чувствовал, что хочу делать то же самое. Моя семья — простые рабочие люди, и в театре я ничего не понимал. Но однажды съездил в летний лагерь для молодежи, увлекающейся театром, и именно там вдруг понял, что значит разбирать пьесу, от сцены к сцене, от персонажа к персонажу. Кстати, в этом лагере мы занимались "Вишневым садом" вместе с нашим знаменитым режиссером Томашем Ашером. Я там числился актером, но однажды была такая ситуация, что мне пришлось что-то объяснять своим товарищам. И Ашер, который оказался рядом, потом посоветовал мне стать режиссером.

— Театр "Кретакор" уже довольно известен в Европе. А как он существует в Венгрии?

— Первую постановку я сделал со студентами в доме культуры десять лет назад. Уже через год мы создали независимую группу, но еще пять лет театр существовал без постоянной труппы, на гранты различных фондов. Сейчас "Кретакор" работает на постоянной основе, у нас есть репертуар.

— В России основная проблема независимых проектов — отсутствие свободных площадок. Как вы справляетесь?

— Есть несколько театров, где мы можем играть. Было так, что публика, как только мы начинали где-то работать, собиралась именно на наши спектакли, и тогда нас потихоньку выживали. Но свободных площадок и в Венгрии практически нет — у нас до сих пор не выстроена система, аналогичная французской или голландской. Однако грех жаловаться, мы теперь находимся уже в привилегированном положении. После того как нас стали активно приглашать на фестивали за границу, наше собственное государство стало нас замечать.

— "Чайка" была признана в Венгрии лучшим спектаклем сезона. Многие московские зрители увидели в ней спектакль, поставленный в традициях русского психологического реализма. Насколько школа Станиславского важна для вас?

— Система Станиславского — основа венгерского театра всего прошлого века. В 60-е и 70-е в венгерском театре произошла стилистическая революция, но и она была связана с Чеховым и Станиславским. Многие зрители до сих пор понимают только такой театр. Но этот базис сейчас расшатывается, размывается. Все больше и больше режиссеров атакует привычную систему, они стараются перевоспитывать публику. Мне кажется, начинается новая эпоха венгерского театра. Но воевать против традиции мне кажется глупостью. Нужно не бороться и побеждать любой ценой, а продолжать, обдумывать заново, выкладывать на стол и перечитывать. Не люблю, когда в пьесах не ищут смысл, а просто втискивают текст в какую-то якобы авангардную форму. Меня это возмущает. И в этом отношении я ультраконсервативный человек. Кстати, таким меня сделал Чехов.