Линор Горалик «Имени такого-то»
Издательство НЛО
Фото: НЛО
Фото: НЛО
В основе нового романа Линор Горалик — реальные события. В октябре 1941 года, в момент наступления немцев на Москву, началась эвакуация психиатрической больницы имени Алексеева (она же — Кащенко). Около 100 врачей и медсестер и около 500 пациентов — в основном самых тяжелых (остальных отпустили до того) — отправились из Москвы сначала в Рязань (там их не приняли), затем — в Горький (там история повторилась), оттуда — в Казань, где путешествие, наконец, закончилось. Горалик рассказывает эту историю, основываясь на свидетельствах участников, и документальный пласт в книге хорошо ощущается, но на реалистический роман «Имени такого-то» мало похож. С первых страниц в повествование проникают странности: врачи гадают по электрошоковым галлюцинациям, баржа, на которой проходит эвакуация, оказывается чем-то вроде огромной ящерицы, герои питаются остатками пряничного домика, появляется двухголовый котенок-оборотень и так далее. Мир гораликовского романа напоминает прозу Пепперштейна и позднего Сорокина, однако здесь нет постмодернистской игры клише. Цель этой фантасмагории совсем другая: найти язык для своего рода двойной катастрофы. С одной стороны, кошмар истории: война, нацизм, сталинизм. С другой — безумие, свое у каждого, даже у тех, кто кажется нормальным. В этой системе разбитых зеркал встает образ конца мира, и сказочная, будто бы немного игрушечная манера оказывается убедительным средством, чтобы его зафиксировать.
Флориан Иллиес «Любовь в эпоху ненависти. Хроника одного чувства. 1929–1939»
Издательство Ad Marginem Press
Перевод Виталий Серов
Фото: Ad Marginem Press
Фото: Ad Marginem Press
Последняя книга немецкого критика и писателя Флориана Иллиеса написана по образцу его бестселлера «1913. Лето целого века». В сущности, «Любовь в эпоху ненависти» — сиквел: многие герои иллиесовского хита возвращаются немного постаревшими, но не растерявшими пыла и вновь предстают нам накануне катастрофы. Повествование «Лета» охватывало год накануне Первой мировой войны, действие новой книги занимает десятилетие перед Второй. Большая история, политика, экономика, борьба снова остаются в тени. Вместо этого ярко освещена любовь. Любовь почти всех главных гениев ХХ века. Альберт Эйнштейн, Марлен Дитрих, Коул Портер, Пабло Пикассо, Владимир Набоков, Вальтер Беньямин, Бертольт Брехт, Жан-Поль Сартр и Симона де Бовуар, Фрэнсис Скотт и Зельда Фицджеральд, десятки и десятки персонажей. Все они влюбляются, мучаются ревностью, мечутся от одного любовника к другому, хранят вечную верность, воспевают и проклинают объекты своей страсти, иногда будто бы неохотно отвлекаясь на другие дела и едва замечая, что мир трещит по швам. Еще более откровенным образом, чем в «Лете», Иллиес превращает интеллектуальную историю ХХ века в монтажную мыльную оперу. Чтение это немного стыдное, но безусловно затягивающее.
Рэй Монк «Роберт Оппенгеймер. Жизнь в центре»
Издательский дом «Дело»
Перевод Анна Васильева
Фото: Издательский дом «Дело»
Фото: Издательский дом «Дело»
«Отец атомной бомбы» Роберт Оппенгеймер — фигура, занимающая в катастрофической истории ХХ века не последнее место. Несколько неожиданно его самое обстоятельное жизнеописание создал британский историк философии Рэй Монк, автор массивных биографий Людвига Витгенштейна и Бертрана Рассела (первая несколько лет назад выходила по-русски). Когда Монк взялся за свою книгу, биографий Оппенгеймера еще не существовало, но пока он работал, их вышло целых четыре. Проблема в том, что все коллеги Монка сосредотачиваются на политической карьере великого физика и его личной жизни, гораздо меньше внимания уделяя собственно науке. Монк же отважным для неспециалиста образом погружается в дебри теоретической физики и ставит своей задачей связать личность Оппенгеймера с его исследованиями. Заглавная метафора — «жизнь в центре» — играет здесь важную роль. Оппенгеймер копался в мезонах, пытаясь разобраться в недоступном до того центре атома, писал о черных дырах, стараясь понять, что происходит в центре звезды во время ее взрыва. Ровно так же он стремился быть в центре современной науки, в центре политической жизни, и сама его жизнь представляла собой подобие взрыва: сгусток энергии, заставлявшей его заниматься всеми возможными вещами — от левого активизма до работы на армию и от химии до санскрита,— энергии, восхищавшей, но часто и разрушавшей окружающих.
Адам Робертс «Вот и все»
Издательство Individuum
Перевод Сергей Афонин, Виолетта Бойер
Фото: Individuum
Фото: Individuum
Даже те времена, что кажутся спокойными, проникнуты ощущением приближающейся, быть может, далекой, но неотвратимой катастрофы. Знающие о смерти, люди всегда ждут конца не только собственной жизни, но и всего мира. Повествования о финальной точке истории начинаются вместе с самой историей. Современная западная культура — как массовая, так и элитарная — в этом смысле не исключение. Книга Адама Робертса — компактный путеводитель по самым распространенным сегодня версиям конца света. Робертс — писатель-фантаст, сам написавший несколько апокалиптических романов. Здесь он переходит от «практики» к теории, но научная фантастика в разных ее версиях остается главным источником его анализа. Гнев богов, бунт технологий, нашествие зомби, климатические катастрофы, космический конец Вселенной и, конечно, эпидемии (книга удачным образом вышла в разгар коронавируса). Робертс разбирает инварианты этих основных мифов и пытается разобраться, что они дают человеку, как тревожат и как успокаивают его. Нельзя сказать, что «Вот и все» — особенно глубокое исследование. Взгляды Робертса на религию, политику, психологию и науку иногда раздражающе наивны. Зато его книга написана бодрым, ерническим стилем, а в смехе на краю бездны всегда есть терапевтический потенциал.
Джорджо Агамбен «Куда мы пришли? Эпидемия как политика»
Издательство Ноократия
Перевод Вячеслав Данилов
Фото: Ноократия
Фото: Ноократия
В самом начале эпидемии коронавируса Джорджо Агамбен, один из самых значительных современных европейских философов, занял довольно парадоксальную позицию, решительно выступив против карантинных мер и объявив пандемию сфальсифицированной угрозой — средством государственных манипуляций по уничтожению гражданских свобод. В следующие два года Агамбен превратился в едва ли не главного публичного интеллектуала-обличителя мер безопасности эпохи короны. Это вбило клин между мыслителем и большинством его коллег, а самого Агамбена неожиданно превратило в своего рода скандальную звезду (любопытный нюанс: философу под 80, он в так называемой группе риска, что делает его борьбу еще более героической). В сборнике «Куда мы пришли?» собраны его статьи и интервью, посвященные эпидемии. Коронавирус, по Агамбену,— не биологическая, а биополитическая катастрофа. Главный источник опасности — не вирус, а власть. Угроза болезни приходит на смену террористической угрозе и становится для государства идеальным предлогом, чтобы объявить перманентное чрезвычайное положение, установить тотальный контроль над населением, лишая людей — с их полного согласия — всего, что составляет сердце их политической, интеллектуальной, духовной и любовной жизни,— возможности находиться вместе. В конечном итоге идеология «социального дистанцирования» уничтожает возможность видеть в другом человеке ближнего. Другой становится источником биологической угрозы, а ты сам — бездумным, трепещущим телом.
Подписывайтесь на канал Weekend в Telegram