Легендарный парфюмер Серж Лютен представил в Москве свои последние духи Daim Blond Serge Lutens, которые открывают новую особую серию ароматов. Корреспондент "Коммерсантъ-Weekend" Екатерина Истомина поговорила с парфюмером и оценила Daim Blond Serge Lutens.
— Вы работали для Christian Dior и Shiseido. В чем различие этих марок? И почему вы покинули их?
— Разница между ними есть, и она весьма существенна. Когда я пришел в Christian Dior в конце 1960-х — это был могущественный дом. О боже мой! Это величие французской культуры! Но я создал для Christian Dior такой образ красоты, которого до этого не существовало вообще! В Christian Dior я проработал почти 14 лет. А ушел потому, что что-то стало стопориться, проседать, я стал чувствовать, что работаю, лишь только работаю, но никак не творю, не чувствую ничего. И я ушел. Мне даже было немного плохо от этого ухода. Позже, в начале 1980-х годов, я пришел к Shiseido. Это я сам к ним пришел. Сам обратил внимание и попросился к ним работать. Просто меня интересовала Япония — эти великолепные, удивительные белые лица. И эта невероятная, удивительная чистоплотность японцев. Я остался в Shiseido в общей сложности на 20 лет. Но я должен сказать, что работа с этими марками ничего не изменила для меня самого. Я сейчас такой же, как и сорок лет назад,— чувствительный, мечтающий, мечтательный, открытый и, наверное, юный.
— Почему вы решили выпускать собственные духи и даже открыть свой магазин? Вам был важен хоть какой-то признак движения вперед, хотя бы ощущение этого движения?
— У меня, поверьте, не было амбиции создавать свою марку. Это просто духи, под которыми стоит моя подпись. Моей главной целью было не быть в одном ряду с другими. Мои духи, запахи, ароматы не должны были быть даже похожими на произведения других марок, уже существующих. Я начинал свою работу с отрицания, с оглушающего крика, с яростного и жесткого "нет". Я как будто бы кричал всем парфюмерам мира: нет, нет, нет! Это не то, не духи, что вы делаете. Они не имеют отношения к истинной природе запахов.
— А какова она?
— Истинные запахи — это сад ночью. При солнечном свете запахов нет. На Востоке и в Марокко, где сегодня мой дом, никто не срезает цветов при дневном свете. На солнце не существует духов. Запахи — это только ночь. Только ночь, с ее тайной, тонкими витками этой тайны, могучими волнами, целыми бризами ароматов, которые смешиваются в тяжелой плотности воздуха.
— Есть еще один момент, который лично мне кажется важным. Это тепло и холод. У нас в России холода стоят по полгода. Как правильно использовать запахи русским женщинам?
— Запах соотносится не с теплом, а с кожей. Поэтому любой запах нужно соприкасать с кожей. Все женщины разные, и мне здесь трудно дать конкретный совет. Ни в коем случае нельзя тестировать запах на руке. Это в корне неверно, да и просто неприлично. Духи делают кожу рук жирной, резко, концентрированно пахнущей. Ни в коем случае нельзя наносить духи на одежду, потому что они умирают на ней. Духи можно наносить на ушки. Холод по-разному действует на компоненты духов: одни он остужает, другие — наоборот. Что касается России, то для меня она прежде всего Восток. А духи, запахи, ароматы на Востоке — это не продукт, а украшение. Причем первейшее украшение. Мне кажется, что русские любят запахи также по-особенному, как их любят на Востоке. Здесь важны пламенные, обжигающие, всепоглощающие запахи. Вот, например, в Марокко, когда вы идете по улице, вы чувствуете, что все окружающие пахнут пряностями. Марокканцы так много едят пряностей, что уже начинают пахнуть ими. А индийцы пахнут шафраном, а японцы — рыбкой.
— Фейербах говорил, что человек — это то, что он ест. Вы согласны с философом?
— Абсолютно! Более того, я согласен с Фейербахом и по ряду других позиций. Я разделяю его пафос по многим вещам. В частности, я считаю, что богатство довольно часто производит уродливые, некрасивые вещи. Мне не нравятся, например, почти ювелирные украшения современных домов. Это дикие килограммы золота, миллионы изувеченных камней. Такое ощущение, что все эти стопудовые украшения созданы для того, чтобы ими согревать тело, как будто бы это теплая одежда. Из украшений я, конечно же, люблю предметы 1920-1930-х годов, вещи ар-деко, а также национальные украшения, русские тиары например. Зато бедности удается создавать патетические, выстраданные вещи. Так что бедность мне кажется куда более продуктивной.
— Украшения вас не интересуют. А мода, театр?
— Мне нравится бижутерия, легкий жанр. А украшения действительно не нравятся. Мне нравится театр, мне нравятся костюмы, а вот мода не нравится. Я ненавижу моду, это пустое развлечение глупых людей! Это ужасная болезнь украшательства. Я люблю стиль. Стиль — вот что решает все.
— То же самое мне говорил Джорджо Армани.
— Армани — это великий человек. Он частый и верный клиент в моем бутике Palais Royal. Джорджо очень понимает в моих ароматах. А я люблю те образы, которые он создает,— прощальные, великолепные, туманные, бесконечные. Образы прошлого, кристаллы прошлого, застывшее время.
— Я знаю, что вы хотели создать фабрику ароматизированных сладостей, и еще открыть кондитерскую, где продавались бы конфеты и пирожные с запахами. Вы еще мечтаете об этом?
— Мечтаю, но уже во вторую очередь. Главная моя мечта сегодня — собрать библиотеку запахов у себя в Марокко. Я очень хочу это сделать, пока я жив. Скажите мне что-нибудь про мой Daim Blond.
— Месье, я забираю этот аромат с собой.
-- Правда же, он пахнет как ночь?