«В мире доминирует не правда, а идея, которую ты сконструировал и способен довести до людей»

В четверг, 14 апреля, в киноцентре «Дом кино» стартовал новый и долгоиграющий проект «Документальный экран» — постоянная платформа кинопоказов, встреч с авторами фильмов и дискуссий. Откроется проект дискуссией «Документальное кино в современном мире: роль и ответственность». В ней участвуют продюсер Виктор Скубей, режиссеры Сергей Дебижев, Сергей Мирошниченко и Павел Печенкин, президент МКФ «Флаэртиана». Продолжится ретроспективой Сергея Дебижева, которую откроет премьера фильма «Рок за гранью», посвященного Борису Гребенщикову, Виктору Цою и Сергею Курехину. С его автором и одним из идеологов проекта беседовал Михаил Трофименков.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

— В чем именно заключаются роль и ответственность документального кино в современном мире?

— Мы прощаемся с тем миром, в котором господствовала правда-истина, все размывается, уходит в песок и кажется не тем, чем является на самом деле. Намеренно искажается картина мира, чтобы запутать людей по всем направлениям. Это началось еще в середине ХХ века, если не раньше. Ложь об истории существовала всегда, и все всегда этим инструментом пользовались. Документальное кино на сегодняшний момент — остров правды-истины. В отличие от телевидения, интернета и других источников информации, переполненных всяческими фейками, оно облечено хоть каким-то доверием. Люди, которые его делают, пытаются анализировать события и процессы не в чисто репортажном ключе. Это недооцененное направление в кино сейчас должно начать сильно развиваться. Подвижки уже есть: интернет-платформы с удовольствием покупают документальное кино, у которого вдруг обнаружился рейтинг.

— Существуют две радикальные философии кино. Одна гласит, что любое кино документально, поскольку сохраняет воздух своей эпохи. Другая — что документального кино не существует, поскольку реальность в любом случае подчинена режиссерской воле. А как считаешь ты?

— Я жестко разделяю два вида кино. У игрового кино был шанс превратиться в прекрасное чудо, а превратилось оно в продажную девку, потакающую низменным инстинктам социума, в комикс. Оно так деградировало, что вернулось в свое изначальное состояние аттракциона. На нем колоссальная вина за переформатирование образа человека как богоподобного существа, настолько оно исказило его психику, его органику, его отношение к миру. Оно или щекочет, развлекает, или пугает, нагнетая уныние и ужас — только две эти ипостаси. Что касается документального кино, то монтаж — соединение любого изображения с другим — конечно, это манипуляция, но манипуляции бывают разные. Со знаком «минус» — это когда ты намеренно создаешь отношение к событию или процессу, не возвышая зрителя, не пытаясь взять его теплую душу и согреть, направить к светлой стороне, а запутать. Но монтажом можно доносить любые идеи. У нас не используется в полной мере документальное кино, не находит реального поощрения идея возвращения большой документалистики, которая сформировалась еще в советское время. «Обыкновенный фашизм» или «И все-таки я верю» Михаила Ромма поднимали серьезные, большие темы. Но постепенно все скатилось к журналу «Крокодил», к мелкотемью, мелким уколам по поводу того, что что-то не так, вместо анализа больших процессов, попыток понять структуру бытия. Все скатилось или к восхищению тем, как ящерица-василиск лихо бегает по воде, или скучному, длительному наблюдению за неинтересными процессами. Получилась беда. Когда говорят «документальное кино», сразу представляешь себе пыльное, скучное, длинное испытание. Но на деле-то, если кино сделано правильно и выразительно, оно может иметь и рейтинг, и формат.

— Актуальная тема: кино и война. Как это ни парадоксально, но технологические возможности кино приблизиться к реальности и онтологическая фальшь образов находятся в прямой зависимости. До конца 1950-х военная хроника во всем мире — по техническим причинам — инсценировалась на 90%. Но хроника мировых войн дает нам реальное ощущение войны. А сейчас, когда любой человек с телефоном — режиссер, мир наводнили фальшивки из Ливии, Сирии, теперь и Украины.

— На Первой мировой — да, снимали бои уже после боя, но атмосфера-то войны оставалась. На Великой Отечественной уже появились достаточно мобильные камеры с ручным заводом, и многие операторы снимали прямо в пылу сражений. И погибали. Но многое и под камеру делалось — знамя над рейхстагом, например. Такое: «Ну, давайте, бомбанем, мы готовы». Сегодня многие вещи делаются по тем же схемам. Сплошь и рядом в телерепортажах видишь это: «Ну, щас стреляем». Но истину невозможно не увидеть человеку, у которого работают голова и воображение. Истину от лжи отличаешь по сиянию, которое от нее исходит. Но — да, технологии достигли такой степени подлинности, что можно что угодно сконструировать. Компьютерная графика, особые способы съемки, удивительные эффекты применяются для имитации документальной съемки, чтобы максимально смазать правду-истину. Водрузить великий фейк, который приведет в ужас обывателя. В мире доминирует не правда, а идея, которую ты сконструировал и способен довести до людей, а правдива она или лжива — второстепенный вопрос. Искать правду надо внимательно, пытливо и осторожно. А верить с первого раза крикливому, яркому, возбуждающему низменные инстинкты нельзя ни в коем случае.

— Но рациональное опровержение яркой лжи, как правило, не работает.

— Границы правды и лжи намеренно размыты. На человека обрушивается такое количество как правдивой информации, так и намеренной (или нет) лжи, что он ныряет в хаос, выплыть из которого невозможно. Это должно прекратиться на каком-то высоком уровне. Сейчас все исходят из того, что цель оправдывает средства. Никто не гнушается никакими средствами. Людям говорят: вы что, такие наивные, мир вот так вот устроен, вы же понимаете, средства — не ваши дело. Сотни информагентств — открытых и тайных — создают колоссальное количество манипулятивного контента. Именно контента, а не содержания. Надо знать главное: не существует никаких исторических фактов, которые бы не имели различной трактовки. Каждый должен просто занять какую-ту сторону и придерживаться ее, нарисовать себе картину мира, вот и все.

— Ты описываешь просто-таки гражданскую войну образов. Но можно ли изменить ситуацию к лучшему? И как этому поможет «Документальный экран»?

— Я безусловный оптимист. Облеченная в любую форму, особенно в форму искусства, правда-истина — вещь прямого действия. Человек неминуемо меняется, столкнувшись с ней. Особенно в зрительном зале, один на один. Это столкновение становится конкретным событием в его жизни. Конечно, надо менять картину мира не одного, десяти, тысячи людей, а в принципе. Государство, любое государство, конечно, должно навести порядок в головах своих людей. Взаимопроникновение культурных смыслов привело к искажению всех культур. Нельзя смешивать взаимный обмен (тут делай что хочешь) с перемешиванием смыслов, это вот просто беда. У всех свои религии, свои представления о мире, свой исторический бэкграунд и свои — разные — смыслы одних и тех же слов и образов. Каждое государство должно осознать, что интернационализм со знаком «минус» привел к крушению национальных культур. Я не говорю про гималайские королевства Бутан или Мустанг. Все одеваются одинаково, читают и смотрят одно и то же, я уже не говорю про еду. Формируется среднестатистический субъект, который уже и не субъект вовсе, а объект манипуляций.

— «Рок за гранью» — удивительный, необычный для тебя фильм: узнаваемый аттракционный монтаж сочетается с приемами классической документалистики. Как участник истории русского рока и как режиссер-философ, что ты испытываешь, возвращаясь к тем временам: горечь, ностальгию, сожаление, радость?

— Времена меняются, и мы вместе с ними. С высоты опыта я понимаю, насколько вредно было появление рок-н-ролла в человеческом обществе и какие деструктивные процессы он принес — не такие, как кино, но соизмеримые по масштабу. С другой стороны, все, что приходит на русскую почву, кардинально меняется. И та стилистика, что пришла, была наполнена большими смыслами. Вроде как ориентированный в сторону большого мира, рок оставался в лоне национальной культуры — язык, образы, смыслы были нашими, вовне непонятными и ненужными. Я вывел для себя, что три важнейшие фигуры, трансформировав вредные эффекты рока, показали три пути. Гребенщиков призывал смотреть наверх, Цой — вперед, Курехин — внутрь. Они подготовили сознание людей к тому, чтобы без катастрофических потерь перейти из структурированного, дремучего советского мира в другой — непонятный, неизвестный, странный и достаточно агрессивный. Хотя к такому миру, в котором мы сейчас живем, невозможно было быть готовым. Миру деструктивных процессов, хаотического принятия решений и реального времени, когда можно предугадать чей-то шаг, но не его последствия. В общем, блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые.