В Центре имени Мейерхольда проектами «Общее место» (Полина Кардымон и Элина Куликова, Новосибирск) и «hAVA» (театральная площадка MON, Казань) открылся конкурс «Золотой маски» в номинации «Эксперимент». Татьяна Кузнецова оценила экспериментальный жанровый размах и посочувствовала судьям, которым придется сравнивать маслобойку с коровой.
Фото: Коммерсантъ / Глеб Щелкунов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Глеб Щелкунов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Глеб Щелкунов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Глеб Щелкунов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Глеб Щелкунов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Глеб Щелкунов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Глеб Щелкунов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Глеб Щелкунов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Глеб Щелкунов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Глеб Щелкунов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Глеб Щелкунов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Глеб Щелкунов / купить фото
В «Эксперимент» чаще всего попадают всевозможные «бродилки» и «интерактивы», но на сей раз конкурс началcя весьма комфортно: татарская «hAVA» — традиционный танцевальный спектакль. У спектакля есть режиссер Туфан Имамутдинов и хореограф Марсель Нуриев, а в «эксперименты» его записали потому, что в основе «hAVA» лежит импровизация. Это показалось экспертам таким диковинным, что красавица Айсылу Мирхафизхан, бывшая артистка балета, и Йолдыз Миннуллина, автор текста, сопровождающего ее танец, теперь вынуждены состязаться с QR-кодами и прочими технологическими радостями новейших времен.
По замыслу авторов «hAVA», что на татарском означает «воздух», создается каждый раз заново и буквально из воздуха: слова-понятия, тихо произнесенные зрителями в розданные всем наушники с микрофонами, становятся заданиями для импровизаторов — поэтессы и танцовщицы. Текст компьютерными строчками проецируется на задник, танцовщица создает его пластический аналог. Эксперимент не совсем чист: зрители не слышат задания, а стало быть, не могут оценить точность и находчивость импровизаторов. При этом спектакль скользит так стремительно и гладко, строчки бегут по заднику с такой быстротой, а танцовщица движется так уверенно и разнообразно, что подозрение в заранее подготовленных блоках текста и танцевальных комбинаций, применяемых в подходящих по теме заданиях, по ходу дела только крепнет. Судя по некоторым загадочным фразам типа «Спорт мысленных собак тянет до реки ткань рубахи...», артисты подготовились не ко всем зрительским приказам, и, возможно, те, кто ожидал аттракциона в духе пушкинского импровизатора, остались разочарованы. Зато были выдержаны единый тон и жанровая цельность зрелища в духе поэтического театра.
Понятно, что в разгар спецоперации зрителей беспокоили глобальные проблемы войны и мира, добра и зла, семьи, исторической памяти. Строка, бегущая по заднику без знаков препинания на двух языках, русском и татарском, и, по-видимому, выделяющая темы заглавными буквами, отзывалась на запросы в возвышенно-притчевом стиле: «Мир помнит пророков что говорили до и святых что говорили после…», «Добро становится злом и ветер веет флагом над несуществующей казармой…», «Замешательство 1914 года все молчали по квартирам…». В этой ворожбе, как у профессиональной гадалки, каждый мог выискать нужный себе ответ, вплоть до отважной шифровки «Нет вой на солнце по берегам всех рек…».
Правда, чтение и разгадывание текста Йолдыз изрядно отвлекало от танца Айсылу, так что в итоге каждому пришлось сделать выбор между буквами и живой женщиной, чей отклик на задания был еще более опосредованным, а красота — более непосредственной. Высокая, босая, с распущенными волосами, в белых просторных развевающихся одеждах, Айсылу не соблюдала канонов современного танца — просто использовала возможности, которые предоставляли ее физические данные и профессиональные навыки. Ее длинные ноги с выгнутой стопой нет-нет да загибались изящными аттитюдами, руки с тонкими кистями плели изысканную вязь. Она, конечно, металась и билась в соответствии с драматичностью заданий: падала на колени, превращалась в неживую тень, по выступам которой скользили буквы, отчаянно выпрыгивала и падала наземь. Но при этом твердо избегала как иллюстративности, так и физиологизмов, что и позволило ее патетическому танцу слиться со столь же возвышенным текстом.
Напротив, «Общее место» (проект Элины Куликовой и Полины Кардымон), с которым судьям придется сравнивать «hAVA», представляло собой сборник иллюстраций из частной жизни. По крайней мере выбранная мною «книга» Полины Кардымон выглядела как старорежимный девичий альбом: вырезки из любимых книг, фотографии — свои и родни, заметки о любовниках, друзьях, путешествиях, выпивках, жалобы на депрессию и ликование по поводу творческих успехов. Из «экспериментального» на страницах альбома имеется с десяток QR-кодов, нажав на которые, можно посмотреть (на компьютере или собственном телефоне) фотографии, послушать Луи Армстронга или осмотреть двор дома на окраине Новосибирска, в котором прошло детство героини. Записи дурного качества — вероятно, их «домодельность» должна придать истории большую достоверность и интимность, ибо с «Общим местом» знакомятся в одиночку: приходишь в ЦИМ, садишься за стол, берешь в руки «книгу» и остаешься наедине с ее автором. Час, проведенный с Полиной Кардымон, не прояснил главного вопроса: почему эти инфантильные мысли и переживания возведены до значимости общенациональной.