выставка документы
В Московском доме фотографии открылась выставка "'Джойнт' в России, СССР и СНГ", приуроченная к 90-летию пресловутой организации — объединенного распределительного комитета помощи евреям--жертвам первой мировой, превратившегося в дальнейшем в мощную благотворительную организацию, деятельность которой так мешала советским властям. Рассказывает СЕРГЕЙ Ъ-ХОДНЕВ.
Понятно, что это должна быть выставка совсем не про искусство фотографии. Последовательность мер, которыми пресекалась деятельность "Джойнта", общеизвестна. Сначала стали на свой лад разбираться с благотворительностью (неконтролируемые дела милосердия на частные деньги, да еще и зарубежные,— это в тоталитарном государстве, понятное дело, нонсенс). Финал — "дело врачей", фабрикация которого не смогла обойтись без тирад о "Джойнте" как кровожадном пособнике буржуазии, терроризма и сионизма.
Зная все это, на выставку идешь с готовностью созерцать фотосвидетельства страданий и репрессий, настраиваясь на сугубо трагический лад. Это настроение, как ни удивительно, быстро рассеивается в первом же выставочном зале. Никаких трагических котурнов, никакого "я обвиняю" — напротив, российская фотолетопись "Джойнта" оставляет впечатление какой-то спокойной, бодрой, оптимистичной деловитости. Иногда и вовсе идиллия. Сначала — еврейские богадельни, приюты, больницы, временные кухни, раздача питания и насущных промтоваров, детские дома. Обычные человеческие лица без всякой печати страдания или затравленности, порой и вовсе очень довольные. Вот, скажем, детский дом в подмосковной Малаховке: чинно сидящие на крылечке дети, интеллигентные преподаватели, на переднем плане — ни много ни мало Марк Шагал, работавший в этом самом доме учителем рисования, и вся эта картинка проникнута таким благодушием, что даже едва вспоминается то обстоятельство, что эти дети осиротели, скорее всего, в результате погромов. Сходное ощущение дарят кадры с видами чистеньких благотворительных столовых и аккуратных лечебниц, обставленных по последнему слову (вплоть до рентгеновских аппаратов) — снято в основном в невообразимой глухомани, и нужно довольно сильно напрячься, чтобы припомнить, какая же дикость и разруха творились в это время на основной части РСФСР.
Впрочем, это еще не самое интересное. Вторая часть выставки посвящена деятельности даже не "Джойнта" в целом, а его специфического подразделения — корпорации "Агро-Джойнт". Речь шла о том, чтобы устроить массовый "исход" на плодородные земли Черноземья и Украины, превращая местечковых обывателей в крепких поселян-земледельцев. Прожект родился в Америке и в руководстве "Джойнта" вызывал неподдельный энтузиазм — временами даже больший, чем проходившее тогда же создание аналогичных колоний в Подмандатной Палестине. До "великого перелома" успели выселить 60 тысяч человек, снабдив их передовой техникой: тракторы, предоставленные евреям-крестьянам, были, по всей видимости, первыми тракторами в СССР. Картины полевой страды и сельскохозяйственных успехов новообразованных коммун совсем уж светлы, а местами и парадны: какая-нибудь выставочная витрина с новыми сортами пшеницы, выращенными при поддержке "Джойнта", по настроению выглядит, как ни удивительно это звучит, почти что предтечей ВСХВ. Для полноты ощущения фотовыставку дополнили графикой Мейра Аксельрода, в то же самое время жизнерадостно фиксировавшего в тех же еврейских сельхозкоммунах аналогичное "головокружение от успехов".
В показе послевоенного периода "Джойнта" фотография и подавно отходит на второй план: диаграмма географического распределения программ "Джойнта" в новейшее время, синагогальные пюпитры с благодарственными письмами простых советских граждан, документы с перечнями пересылаемых товаров. Кошмар же "дела врачей" проиллюстрирован веско, но лаконично: знаменитая передовица в "Правде" про убийц в белых халатах и рукопись ее текста, рукой товарища Шепилова (помните идиоматическое "и примкнувший к ним Шепилов") приведенная в окончательно параноидальный вид. Чтобы ограничиться в данном случае этими двумя дикими документами, нужна, безусловно, известная мера выдержки и деликатности. Этой вымеренностью выставка и запоминается. И вот еще какое обстоятельство: безусловно, проводить априорные параллели между "Джойнтом" и, скажем, Фондом Сороса неуместно (в конце концов, как говаривал товарищ Сталин, "исторические параллели всегда рискованны"). Но когда деятельность зарубежных фондов в России поставлена под сомнение, некоторые параллели все-таки напрашиваются. И обозначать их следует именно так — с тактом, выдержанно и веско.