Букварный смысл
В Санкт-Петербурге показывают «Азбуки художников»
В знаменитой своими музейного качества выставками искусства XIX-XX веков «К Gallery» в Санкт-Петербурге открылась смешная, умная, немного грустная и очень обаятельная выставка — «Азбуки художников». 33 буквы русского алфавита и 26 букв латиницы в изображении 34 художников рассматривала Кира Долинина.
Фото: Коммерсантъ / Александр Коряков / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Александр Коряков / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Александр Коряков / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Александр Коряков / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Александр Коряков / купить фото
На этой выставке зрителю легко почувствовать себя Буратино. Проблема только в том, какую из великолепных книг «с чудесными картинками и большими буквами» выбрать, чтобы всучить толстому жадному мальчику за четыре сольдо. Глаза разбегаются, и сначала совершенно не хочется идти хронологически, по стилям или каким-либо иным «правильным» маршрутом. Выставка бьет именами (Добужинский, Бенуа, Конашевич, Лебедев, Билибин, Нарбут, Маяковский, Самохвалов, Чехонин, Кабаков, Алиса Порет, Вера Ермолаева, Никита Алексеев, Александр Флоренский и далее, на любой вкус) и темами (тут и украинская азбука, и английская, и со старой орфографией, и с новой, «Азбука красноармейца» и «Азбука пионера», азбуки в стихах и в прозе). Самые ранние азбуки на выставке — середина XIX века. Самые поздние сделаны почти вчера, в 2021 году.
Первые русские печатные азбуки (не путать с букварями) относятся к XVI веку. И ровно с этого момента в их бытовании заметна одна, очень прагматическая особенность. Побывав в детских руках, они очень быстро приходили (и приходят) в негодность. Плохая сохранность в деле коллекционирования и изучения азбук — явление привычное. Как и большие тиражи тех книг, которые оказались наиболее удачливыми и понравившимися.
Отсюда иногда нормальное зрительское впечатление, что все мы более или менее выросли на одних и тех же азбуках: некоторые картинки как будто проникают в наше сегодняшнее сознание из самого что ни на есть туманного детства.
Выставка «К Gallery» сделана, пожалуй, ровно для того, чтобы эту нашу «общность» воспоминаний развеять. Мы не все выросли на «Азбуке» Бенуа (1904), но ее образ и строй (большая и маленькая буквы наверху, картинка на основном поле, внизу слова-примеры) кажутся настолько единственно верными, что будут повторяться в той или иной степени много раз в книгах куда более поздних и куда менее художественно цельных.
Этот тип изображения азбучного листа настолько удачен пропедевтически, что «Азбука в рисунках» Конашевича, где буквица не дана отдельно, а только слегка выделена в слове-примере и главным оказывается не буква, а картинка, кажется недоазбукой какой-то. А от того, что Вячеслав Куликовский в своей книге «АБВ» (Берлин, 1920-е) упаковал на одну страницу по три буквы и пять картинок, в глазах рябит. Смешно, но упоительно язвительная «Азбука "Мира искусства"» Добужинского (1911), совсем не детская, с шаржами на мирискусников и их друзей, по одному на каждую букву, своим строем настолько «азбучна», что при первом взгляде вполне может показаться и детской книжкой. Такая вот аберрация детской памяти — дети, как известно, строже всех относятся к правилам и порядку.
Как часто бывает с выставками в «К Gallery», к делу подключились солидные партнеры: работы на выставку дали Государственный Русский музей, Музей Анны Ахматовой в Фонтанном доме, Музей-заповедник Поленова, Российская государственная библиотека и замечательный собиратель, издатель произведений первой половины ХХ века Ильдар Галеев и другие коллекционеры.
Выставка получилась не только и не столько о детской книге. Она еще и о том, что азбука была делом дружеским (Добужинский), литературным («Азбука Козьмы Пруткова» Николая Кузьмина, 1966), антирелигиозным («Антирелигиозная азбука» Михаила Черемныха, 1922), хорошим заработком, наконец («АБВ» Анатолия Маркуши и Ильи Кабакова, 1971).
Ну и, конечно, без политики не обошлось: «Советская азбука» Маяковского (1919), даром что была малотиражна и печаталась поэтом вручную в типографии Строгановского училища, вся есть политическая сатира и «частушки» на злобу дня. А вот «Азбука красноармейца» Дмитрия Моора (1921) хоть и политически грамотна, но в первую очередь это инструмент обучения грамоте самой обычной: книгу выдавали красноармейцам бесплатно, и до того, как ее листы уходили на самокрутки или в выгребные ямы, неграмотный солдат мог успеть выучить пару букв. Некоторые азбуки несли в себе идеологию посложнее: так, например, Александр Флоренский заметил, что, делая в Киеве в 1917 году свою «Украiнська Абетка», Нарбут прописал украинское слово «слон» как «слiн». Переукраинил украинский язык — в 1917 это было более чем уместно. Да и сейчас актуальнее некуда, особенно глядя на страшную черную фигуру-тучу в военной форме, нависающую над детским красочным миром на обложке этой азбуки. История, рассказанная этой выставкой, поучительна: детский мир светел и радостен ровно до того момента, когда взрослые его нарушат. А сделать это так легко — ведь даже самая детская книга может обернуться очень взрослым содержанием.