Вкус русского литературного языка
Наиболее актуальные вопросы лексикологии на чтениях памяти Льва Скворцова
«Современный этап развития русского литературного языка характеризуется широким притоком научно-терминологической лексики и фразеологии, иноязычными заимствованиями разных типов, дальнейшим усвоением литературным языком социально ограниченного или диалектного по своему происхождению речевого материала, стилистическими перемещениями и сдвигами, связными с развитием СМИ».
Доцент Даниил Петухов считает, что жаргон современного студенчества стал менее универсальным
Фото: Дмитрий Кириллович Зыков
Доцент Даниил Петухов считает, что жаргон современного студенчества стал менее универсальным
Фото: Дмитрий Кириллович Зыков
Это наблюдение, сделанное доктором филологических наук, профессором Львом Ивановичем Скворцовым без малого сорок лет назад, и сегодня не утратило актуальности. Так что же происходит с чистотой русского литературного, с его нормативностью? Следует ли противостоять заимствованиям иноязычных слов или сопротивляться стоит лишь по поводу неоправданного заимствования? Обо всем об этом шла речь на Третьих Скворцовских чтениях «Правильно ли мы говорим по-русски? Динамика языковых норм», прошедших в самом конце прошлого года в Суздале, на родине Льва Скворцова.
От «аз» до «буки»
Пожалуй, заимствования из иностранных языков — один из самых сложных и противоречивых для русского языка процессов. Можно ли без них обойтись? Вряд ли; скорее всего, не получится. Удивительно, но факт: в нашем языке нет ни одного исконно русского слова на букву «А». Аванс, авария, автоматизация, автор и агент были когда-то нашими предками — носителями русского языка — позаимствованы. Нет, не на время, а навсегда.
А как же азбука? Такое, казалось бы, исконно русское слово? Она скалькирована с греческого алфавита. Основное значение у этих слов одно и то же: так именовалась совокупность букв, принятых в той или иной письменности. Можно сказать, например, «русский алфавит», «греческий алфавит», а можно «русская азбука», «греческая азбука».
Любопытна история этих двух слов, издавна употребляющихся в русском языке в этом значении. Слово алфавит — это прямое заимствование в древнерусский язык из греческого. А в греческом альфабэтос — сложное слово, составленное из названий двух первых букв — альфа и бета (или вита в более позднем, византийском варианте произношения). Архаическое ударение на второй слог в слове алфавит точно соответствовало греческому произношению. А принятое в современном русском языке ударение на последнем слоге появилось, вероятно, под влиянием французского варианта произношения этого же слова, давно ставшего интернациональным, подобно многим словам греческого происхождения.
А слово азбука представляет собой кальку. Так языковеды называют буквальный перевод или «слепок», точную копию с чужого, иноязычного слова, «материалом» для которой служат средства родного языка. Действительно, подобно греческому слову алфавит, его калька — азбука — составлена из названий двух первых букв славянского алфавита: аз и букы (позднее — буки). Старая форма этого слова азбукы (азбуки).
На протяжении веков в русском языке слова азбука и алфавит сохранили и основное свое значение (а именно «совокупность букв, принятых в какой-либо письменности»); вместе с тем у каждого из них появились и собственные своеобразные значения. Они приобрели способность сочетаться с тем или иным кругом слов. Так, систему знаков, принятую у музыкантов, по-русски мы именуем только «нотной азбукой»; слово алфавит здесь никак не подходит. Точно так же мы применяем исключительно название «азбука Морзе».
Есть у слова азбука своеобразное переносное значение: это основные, простейшие понятия той или иной науки, «азбука ремесла» (или — это уже игра слов — «Азбука вкуса»).
У слова алфавит тоже есть свои, не применимые к азбуке значения. Алфавитом называют порядок букв, говорят: «В алфавитном порядке», «Пойдем по алфавиту» и т. п. Слово азбука тут никак не применимо.
Фото: Фото предоставлено ВСМЗ
Фото: Фото предоставлено ВСМЗ
Фото: Фото предоставлено ВСМЗ
О кальках и клише
В предисловии к своему «Большому толковому словарю правильной русской речи» профессор Скворцов, описывая современной состояние русского языка, отмечал, что социально-политические изменения последних десятилетий, снижение уровня внимания общества к вопросам культуры речи привели к колебаниям традиционных литературных норм, утрате «языкового идеала», к снижению лингвистического вкуса говорящих и пишущих по-русски, падению языковой культуры общества. «Речевая смута», по мнению Льва Скворцова, проявилась в том числе в обилии новых и, к сожалению, не всегда оправданных иноязычных заимствований. Ученый разграничивал заимствования «уместные» и «неуместные», отмечая, что последние «не привносят в наш язык ничего нового по сравнению с исконными словами и, следовательно, засоряют его». К категории уместных отец относил те заимствования, которые заполняют абсолютные лексические лакуны, чаще всего — в специальных терминологических системах. К неуместным заимствованиям Лев Скворцов относил те лексические единицы, которые можно заменить словами русского языка без всякого ущерба для смысла.
Многим памятна еще история с появлением на рубеже 1990-х годов первых «несоветских» газет, вводивших в оборот такие термины, как дедлайн, ньюсмейкер (ньсмейкерс дайри), рерайт… Пробовали подобрать русский эквивалент? Конечно, пробовали: «крайний срок сдачи материала»? Слишком длинно… «Герой дня» и, соответственно, «дневник героя дня»? Но слово «герой» по-русски имеет свой смысловой окрас. Рерайт как… переписывание? Корректура? Редактура стиля? И то, и другое, и третье. Одним словом — рерайт (встречается написание через дефис: ре-райт).
К числу неуместных ученый относил такие слова, как спонтанный, негативный, паритет (позже появятся и попытаются укорениться коллаборация, стайлинг, тайминг, пленинг, клининг и много чего еще). По всей видимости, вхождение в новую лингвистическую среду «ненужных» заимствований является результатом речевой небрежности или недостаточного знакомства с лексическими ресурсами родного языка. Если первоначальная информация по какой-либо теме была получена человеком на иностранном языке, то и впоследствии говорить на эту тему ему будет проще на иностранном, нежели на русском. Поскольку говорящий, как правило, выбирает «кратчайший путь» от мысли к слову, а быстро и точно подобрать эквивалент из родного языка ресурсов, знаний и опыта хватает не всегда.
Выше мы уже употребляли термин калька, скалькированное слово. Примеров именно таких заимствований — не всегда обоснованных, оправданных — в современном русском языке предостаточно. Правда, далеко не все из них приживаются. Так, практически вышло из употребления словосочетание «многополярный» (от англ. multipolar) мир; система мироустройства, сменившая мир биполярный, где доминировали две сверхдержавы, два «полюса силы» — СССР и США. Возникшая после распада СССР однополярная система показала свою нестабильность. И что теперь? Теперь мир стал полицентричным, поскольку центров принятия решения стало множество. Центров, не полюсов. Полюсов по определению может быть два: плюс и минус, Север и Юг.
«Всякое слово, получающее место в лексиконе языка, есть событие в области мысли»
(Лев Скворцов о культуре речи и языке художественной литературы)
«Русский литературный язык развивается исторически, и развитие его изучает и описывает специальная наука — история русского литературного языка, которая прослеживает основные изменения в системе русского литературного языка, анализирует язык художественных произведений разных эпох, выявляет, какое воздействие оказывают на язык и его историю разные социальные факторы, так как история литературного языка тесно связана с историей носителей языка. При этом следует учитывать, что литературные произведения, отражая объективные изменения в самом языке, не повторяют и воспроизводят их, а каждый автор использует накопленное до него и творчески преображает художественные языковые средства».
(Цитата по Скворцов Л. И. Культура языка — достояние социалистической культуры: Кн. для внеклассного чтения (VIII—X кл.).— М.: Просвещение, 1981.— С.117–120)
Пример из недавнего выступления главы МИД России Сергея Лаврова: «Многоголосица стала слышна в ООН гораздо больше, в мире появились новые центры политического влияния и экономического роста, при этом Запад тормозит процессы формирования полицентричного мира».
А вот «дорожная карта» (от английского road map) уверенно заменяет — возможно, «первой приходя на язык» — в бюрократической, канцелярской лексике словосочетание «план действий», заранее оговоренный порядок мероприятий и проч.
К слову: очень интересен анализ сопоставления словарного толкования и объяснения в русской и британской традиции (на Третьих Скворцовских с докладом на тему «Мне англицизмы будут милы» выступила дочь Льва Скворцова, доцент кафедры теории преподавания иностранных языков факультета иностранных языков и регионоведения МГУ им. М. В. Ломоносова Кукурян И. Л.). Сравнивая Dictionary of English Language and Culture, вышедший в 1992 году в издательстве Longman, и «Большой толково-объяснительный словарь русского языка» Льва Скворцова. Скажем, английское to go skiing соответствует в русском языке выражению «кататься на горных лыжах». А то, чем многие в России занимаются в зимние выходные, по-английски выражается фразой cross-country skiing, то есть «катание на лыжах по равнине».
Или вот еще пример: в русском «золотой» относится и к изделиям из золота, и может употребляться в переносном значении: цвета золота или высокого качества (например, «золотая осень», «золотой голос России»). В английском же языке есть два прилагательных: gold и golden. Первое из них относится к изделиям из благородного металла (a gold bar — золотой слиток, a gold watch — золотые часы), в то время как golden соответствует переносному значению русского «золотой» (golden hair —золотые/золотистые волосы, golden chance — золотой шанс, golden boys — золотые мальчики). В устойчивых выражениях, которые имеют общую референцию в русском и английском языках, в русских словосочетаниях используется прилагательное «золотой», в английском golden (golden calf — золотой телец, golden wedding — золотая свадьба, golden rule — золотое правило). А вот Golden Age — это не «счастливая пора», время расцвета искусств, а прежде всего период царствования Елизаветы I.
Заимствованная лексика, указывал Лев Скворцов, нередко вызывает затруднения у говорящих и пишущих. Поэтому включение ее — в частности, тех слов, что уже стали привычными для молодых людей,— в орфографические, толковые и прочие словари представляется чрезвычайно важным для повышения общей речевой культуры.
Ирина Кукурян знает толк в уместном употреблении англицизмов
Фото: Фото предоставлено ВСМЗ
Ирина Кукурян знает толк в уместном употреблении англицизмов
Фото: Фото предоставлено ВСМЗ
«Походу», это арго
Раз уж мы затронули тему специфической молодежной лексики, следует сказать об этом важном аспекте культуры речи (во многом, к слову, построенном на заимствованиях).
В целом ряде своих работ Лев Скворцов указывал на то, сколь большой интерес для исследователей представляет собой жаргонообразная лексика (или жаргон в расширительном смысле этого термина), отчасти напоминающая то, что изначально в английском, а ныне и в русском языке называется сленгом. Жаргон появляется там и тогда, когда относительная языковая замкнутость обусловлена определенной социальной общностью людей. Сказанное относится практически к любому профессиональному жаргону: военному, спортивному, артистическому, профессиональной речи журналистов и в целом работников медийной отрасли.
Французский языковед, автор «Словаря лингвистических терминов» Жюль Марузо определял жаргон как искусственный язык, употребляемый членами какой-либо группы, желающими, чтобы их не понимали непосвященные, или по крайней мере теми, кто желает обособиться от остальных. В более широком смысле этот термин применяется к непонятному говору в силу его неправильности.
«Шишков, прости: не знаю, как перевести»
До англицизмов века ХХ и XXI был еще этап оправданных/ неоправданных галлицизмов, то есть заимствований из французского языка. Против них активно боролся один из ярчайших представителей русской литературы XVIII века Александр Сумароков. Сумароков выдвигал в качестве твердой национальной нормы язык столичной образованной среды, московского дворянства. Был он, правда, и противником не только дворянства питерского, падкого на галлицизмы, но и реформаторских идей Ломоносова, рассматривая «Российскую грамматику» как «диалектную порчу» образцового московского наречия. Помнят языковеды и о жаркой полемике «карамзинистов» (сторонников Н. М. Карамзина и его «нового слова») и «шишковистов» (сторонников филолога-архаиста А. С. Шишкова; вспомним у Пушкина: «Шишков, прости:/ Не знаю, как перевести»). Споры велись о лексическом составе русского литературного языка. Для карамзинистов основу литературного языка составлял нейтральный слой русской лексики, для шишковистов — церковнославянская, архаизированная. Изменения в языке, произошедшие в течение целого ряда столетий, Шишков объявлял «порчей» языка, делом рук новомодных писателей, влиянием «чудовищной французской революции».
По Скворцову, особое место среди специальных языков занимает жаргон учащихся. В старину в каждой гимназии, в каждом лицее, церковном училище были свои особенности словоупотребления, речетворчества.
(С очень содержательным докладом «К вопросу об актуальных тенденциях развития внутривузовских студенческих жаргонизмов» на чтениях выступил доцент РАНХиГС Петухов Д. В.)
«Корпоративные» студенческие жаргоны существуют во многих языках. Прежде всего это относится к тем странам, где есть старинные университеты и особые «университетские» города: Польша и Ягеллонский университет в Кракове; Германия и Гейдельбергский университет; Франция и парижская Сорбонна; Британия, Оксфорд и Кембридж.
Заметим, что традиция «университетских городов» в России — Казань, Томск, Иркутск, Екатеринбург — сейчас скорее утрачена. Да и с переходом к системе поголовной грамотности, обязательного среднего образования студенческий жаргон и «вбираемые» им младшие (например, школьный) унифицировались. Современная студенческая среда в зависимости от вуза, региона, формы обучения более разрознена и, как следствие, не отличается общим для всех обучающихся сленгом. Студаки все чаще заменяют электронные карты, столь популярные у студенческого сословия еще пару десятилетий назад колки, лабы, преподы постепенно переходят в лексику книжную; термин сачок («давить сачка», т. е. прогуливать занятия) уверенно движется в сторону разряда устаревающих, да и факт получения студентом степухи сегодня уже не столь актуален.
При этом в любом крупном вузе есть свой жаргон (за примерами далеко ходить не надо — достаточно заглянуть на форумы университетов или в группы студентов отдельных вузов «ВКонтакте» или WhatsApp).
Вот вам и «относительная языковая замкнутость» студенческих сообществ отдельных вузовских корпораций. Речетворчество вернулось в лоно отдельных учебных заведений.
Видимо, в этом случае развитие речевой культуры совершает исторический круг, завершая определенный цикл своего развития…