премьера театр
Завтра в Московском Художественном театре имени Чехова состоится московская премьера спектакля "Король Лир" в постановке знаменитого японского режиссера Тадаси Судзуки (Ъ писал о японской премьере МХТ 18 октября). К ней приурочено и заседание российско-японского культурного форума, которое пройдет сегодня в Москве. Накануне ТАДАСИ СУДЗУКИ ответил на вопросы РОМАНА Ъ-ДОЛЖАНСКОГО.
— Вы не первый раз ставите шекспировскую трагедию. Какое по счету это ваше обращение к "Лиру"?
— Я ставил "Лира" в Америке, потом были гастроли по всей стране, на полгода, спектакль посмотрели почти 80 тыс. человек. А вообще, первая постановка была сделана больше 20 лет назад с моей труппой в Тоге, в Японии. Позже были возобновления. Потом еще я поставил современную оперу "Видения Лира". Так что я сам точно не знаю, сколько раз уже ставил "Короля Лира". Надо бы сосчитать!
— А вы помните, когда вы впервые прочитали "Короля Лира" или увидели его на сцене в чужой постановке?
— Интерес к пьесе у меня возник, конечно, раньше, чем я ее впервые поставил. Он был связан с темой разрушения семейных отношений в современном мире. Как раз в то время я преподавал в Америке, и там проблема распада традиционной семьи тогда была довольно острой. В Японию американские проблемы, как правило, приходят с десятилетним опозданием.
— То есть вас поначалу больше всего волновала проблема отцов и детей. Но почему тогда ваш Лир сидит в сумасшедшем доме? Его дочерей играют мужчины, и все это мало похоже на обычную семью. Они призраки какие-то...
— Дело в том, что у меня одно время был еще и повышенный интерес к людям, которые обладают особой, чрезмерной энергией. Необязательно к сумасшедшим. Просто есть такие люди, которыми движет какая-нибудь бешеная сила, которой нет у всех остальных. Например, леди Макбет. Очень энергичная женщина и сходит с ума. Это первый шекспировский образ, который меня очень волнует. А второй — король Лир.
— Означает ли сказанное вами, что видение трагедии претерпело за эти годы существенные изменения?
— В последнее время я действительно вижу пьесу немного иначе. Меня интересует трагедия людей, которые обладали неограниченной властью, диктаторов, подобных Сталину, Гитлеру и Хусейну, и их стоявшей у власти мафии. Поэтому Лир в финале у меня не похож на отца, безутешно горюющего над дочкой. Все они там бандиты и мафиози, это просто шайка убийц. У Шекспира много таких кровавых пьес.
— Лир у вас уходит из жизни злым, нераскаявшимся.— Люди, подобные Лиру, непримиримы. Но они тоже люди, у них есть друзья, семьи, дети. Иначе откуда бы у них было столько последователей. Каким бы страшным ни был диктатор, он оборачивается к близким и какими-то положительными качествами. У этих людей огромный запас энергии и огромная потребность властвовать. Ваших советских лидеров тоже ведь только вперед ногами из Кремля выносили. Вот сейчас в Америке то же самое происходит, согласитесь.
— У вас в сценическом сумасшедшем доме есть медсестры, но не видно врачей. Куда они подевались?
— А вы много видели в мире врачей, которые в состоянии что-нибудь реально изменить и помочь людям? Есть только медсестры, которые в меру сил на время облегчают чужие страдания. Медсестрой можно назвать Японию. Она, например, не вмешивается в конфликт в Ираке, но посылает туда деньги.
— Давайте вернемся к МХТ. Что хорошего и что плохого вы за время работы успели узнать о русских актерах?
— Хорошее — это прежде всего их школа, сразу видно, что они получили прекрасное театральное образование. Они очень серьезно относятся к работе. Но они не всегда умеют закрепить уже найденное, не всегда умеют сконцентрироваться и устремиться к конкретному результату. Актерам нужно не лениться, а ставить перед собой большие цели.
— Вы рассчитывали на то, что в вашем, довольно жестком рисунке спектакля особенности русской театральной школы дадут о себе знать? Что актеры будут искать ответы на вопросы, которые вам, возможно, раньше не задавали актеры в Японии или Америке?
— Это очень хорошо! Пусть утепляют спектакль. Мне очень нравится, что получилась такая интересная помесь "стиля Судзуки" и психологической школы. Тем более что смотреть спектакль в Москве будут русские зрители, привыкшие к определенному стилю игры в Художественном театре. Школа у вас вообще более эмоциональная, чем в Японии. И личные характеры у русских актеров более эмоциональные.
— Мне кажется, наши актеры достигли замечательных результатов на тренинге, которому вы придаете такое большое значение. Просто прыгнули выше головы...
— Как бы хорошо ни занимался актер тренингом, он не будет хорошо играть, если у него нет таланта. Но если актер не занимается тренингом, он никогда не сыграет хорошо, даже если он талантлив. Во всяком случае, в моих спектаклях.
— Кстати, как проблема тренинга будет решаться в Москве. Вы ведь уедете после премьеры. А спектакль останется в репертуаре. Кто будет присматривать за ним? Наши актеры так разбалтывают иногда спектакли...
— Вы затронули самое больное место! Балерины каждый день в классе занимаются, то же самое делают музыканты. Спортсмены каждый день тренируются по нескольку часов. И только драматические актеры считают, что не должны заниматься постоянно. А ведь концентрация теряется. Мой тренинг для этого и предназначен. Это как взлетно-посадочная полоса, которую актер должен преодолеть, чтобы спектакль правильно взлетел. Если быстро прибежать в театр со съемок, переодеться и сразу на сцену, ничего хорошего не выйдет. Не знаю, будут ли они заниматься в Москве...
— Вот теперь я понимаю, почему вы так дружите с Юрием Петровичем Любимовым. Он тоже все время поругивает русских актеров за разболтанность, за неумение поддерживать форму ежедневными упражнениями.
— Так может быть, попросить господина Любимова присматривать за спектаклем во Художественном театре?
— А вы предложите это Олегу Табакову!