премьера кино
Выход на российские экраны фильма "Я люблю тебя" задержался почти на год по сравнению с успешной мировой премьерой на Берлинском кинофестивале. То, что картина приобрела у себя на родине имидж маргинальной и никак не раскручивалась на широкую публику, только укрепило первое впечатление АНДРЕЯ Ъ-ПЛАХОВА о достоинствах этого киноопуса.
Справедливости ради надо признать, что дебют Дмитрия Троицкого и Ольги Столповской был представлен на фестивалях в Ханты-Мансийске и в Сочи. Но там кино смотрят в основном журналисты, а они явно были растеряны и не знали, как ко всему этому следует правильно относиться. То признавались в остром желании после просмотра вымыть руки, то опасались, не испортит ли "первый русский гомосексуальный фильм" отношение общества к секс-меньшинствам.
За год, кажется, ничего не испортилось, да и опусом этот фильм приходится называть вовсе не из желания уязвить, а просто потому, что нет другого слова. В нашем кино, как и встарь, отдельно существует мейнстрим (раньше его представлял, сам того не подозревая, Сергей Бондарчук, сегодня — создатели "Ночного дозора") и отдельно — авторское кино высокого стиля (Андрей Тарковский, Алексей Герман, Александр Сокуров). В Европе, не говоря об Америке, магистральные перегородки давно сломаны: что такое, например, "8 женщин" Франсуа Озона, где две великие дивы французского кино на глазах у честной публики изображают прелюдию лесбийской любви?
Если бы в фильме "Я люблю тебя" работника рекламного фронта Тимофея играл, к примеру, Сергей Безруков, а его любовника Улюмжи — Гоша Куценко, это бы повергло в полный ужас аудиторию популярных сериалов. Но пусть она живет спокойно: наши дивы обоего пола никогда не пойдут на такой творческий эксперимент. Вместо них огонь на себя принимают Евгений Коряковский (пиарщик) и Дамир Бадмаев. Персонаж последнего — друг степей калмык-гастарбайтер, нашедший пристанище в зоопарке рядом с другом тундры северным оленем. Любовный треугольник замыкает Любовь Толкалина. Ее героиня, телеведущая Вера, вдруг обнаруживает, что классово близкий приятель изменяет ей с прекрасным азиатом. Девушке ничего не остается, как тоже им заинтересоваться, так что в перспективе фильм намекает на то, что у пиарщика могут появиться оленьи рога.
Любовь Толкалина очень натурально чувствует себя под псевдоромантическим слоем глянца, который, впрочем, так быстро разлагается и скукоживается, как будто в него плеснули порцией кислоты. Вторая половина фильма наполнена борьбой между столичным бомондом и калмыцкой родней, горячими стриптиз-танцами и депутатами-педерастами; эта вторая половина почти столь же резко контрастирует с первой, как идиллические зачины ранних страшилок Владимира Сорокина из пионерско-комсомольской жизни с их макаберными концовками. При том что и начало, и конец в фильме — из области китча, но не из одной, а из двух полярных его областей: начало — из гламура, конец — из трэша.
В отечественной литературе деконструкция китча давно успешно произведена усилиями того же Сорокина с Виктором Пелевиным. В кино — ничего подобного. Наш кинематографический гламур (тот же китч) никак не отрефлексирован — в том числе и теми, кто его формирует. Единственные, кто оказались способны это сделать,— представители второго поколения "параллельного кино", к которому принадлежат Дмитрий Троицкий и Ольга Столповская. Вероятно, потому, что они ходят немного в другой тусовке, где не так плотно держатся строем, не поют хором, не так обожествляют пиар и позволяют себе иногда мыслить независимо, пускай даже чересчур прямолинейно.
По этой или по другой причине авторам фильма удалось сильно доставшую эстетику гламура переосмыслить с помощью старых добрых и уже почти забытых приемов эпохи синефантома, привет от которого передает в выразительном "камео" Глеб Алейников, изображающий того самого махрового гей-депутата. Получилось зрелище уморительно смешное, диковатое и органичное — византийский вариант китчевой иконографии знаменитых французских гей-фотографов Пьера и Жиля. Каждый способен извлечь из него пользу и урок: один — гигиены, другой — домостроя, а кто так даже и эстетики.