При развитом социализме у меха было три варианта судьбы: экспортный — изделия из знаменитых русских мехов исключительно для иностранцев; импортный, он же подпольный — спецраспределители, фарцовка; и общенародный — кролик под котик по талонам. О мехах при советской власти — один из первых российских фэшн-обозревателей ИРИНА СУМИНА.
Сначала я мех ненавидела."Мальчик! Что ты застрял в дверях? Проходи!" — это в метро. "Мальчик! Ты что, потерялся? Где твоя мама?" — это в магазине. С тех пор как маме удалось ухватить по случаю для меня меховую шапку, окружающие перестали видеть во мне девочку. Но послевоенное детство, понятно, не располагало к капризам, тем более в одежде. Что дали, то и носи!
Но маме досталась еще и шубка для меня, и она принесла мне еще больше страданий, чем шапка. Общее мнение жителей нашего дома на Тверском бульваре четко сформулировала злая на язык соседка Рахиль Осиповна: "Барчук!"
По тем временам репутация меховой шубы как статусного предмета одежды была весьма подмоченной. Пролетарское сознание никак не ассоциировало обладание ею с порядочностью и высокими моральными принципами. Актрисы, те еще куда ни шло. Звездам первой величины советского кинематографа Валентине Серовой, Любови Орловой, Татьяне Окуневской, играя отрицательных персонажей — всяких там шпионок и стервоз, "приходилось" облачаться в манто из чернобурых лис или кутаться в песцовые боа. Или, например, красавицы Галя и Ляля, шикарные представительницы первой древнейшей профессии и главные достопримечательности нашего дома. К ним у дворовой общественности претензий не было. Они законно носили свои трофейные манто — согласно социальному статусу.
И до самой школы я завидовала девчонкам в стареньких драповых пальто на вате.
Потом картина мира изменилась. В знаменитой 124-й школе, что находилась на Большой Бронной, "барчуков" оказалось много. В учениках здесь в разное время ходили дети известных писателей, артистов и прочих неординарных личностей — Лена Суркова, Марина Островая, Лиля Костаки, Наташа Кенигсон, Татьяна Самойлова, дети из близлежащих посольств... Так что здесь не только шубки из натурального морского котика или чешские дубленки, даже первые нейлоновые чулки были не в диковинку.
В то время центрами притяжения, как теперь говорят — fashion victims, были комиссионка на теперешней Большой Никитской, где можно было встретить чуть ли не весь московский бомонд, и меховой магазин на пересечении Петровки и Столешникова. А для публики попроще — комиссионный меховой с другого конца Столешникова, уже на пересечении с Большой Дмитровкой. Вот уж поистине где было царство меха, кронштейны ломились. Все размещалось строго по ранжиру: короткие манто с высокими ватными плечами из роскошных чернобурок, тяжеленные шубы длиной "в пол" из черного каракуля, покоряющие своей женственностью беличьи шубки, пестрые шубы из хоря, китайские манто из выдры — к ним в комплект полагалась точно такая же шляпа, напоминающая "вавилонскую башню", и столь же гигантская муфта. Отдельно стопкой съемные воротники и пушистой гирляндой — горжетки из песцов и чернобурок. Были здесь и кронштейны с продукцией подешевле: "пуленепробиваемыми" цигейковыми шубами, пальто из серенького козлика и кролика "под котик" и совсем уж скромные — из крота и суслика. Последние, правда, как-то быстро исчезли с прилавков, и не только потому, что были привлекательны для покупателя своей относительной дешевизной. Кротов и сусликов начисто истребили в дни летних каникул юные пионеры, покорные призыву "Все на борьбу с грызунами на полях страны!".
Так черный крашеный кролик "под котик" остался на долгие годы статусным мехом массового советского покупателя. А потом все потихоньку стало куда-то исчезать.
Дольше других продержались все же пальто и жакеты из "котика" и неподъемные образования, собранные из кусочков третьесортного каракуля и смушки. Несколько позже даже их можно было приобрести исключительно "по талонам". Пресловутые талоны разыгрывались среди желающих — членов трудовых коллективов. "Берите и радуйтесь,— убеждала профсоюзная активистка,— скоро и этого не будет!"
Всю эту с трудом приобретенную и доставшуюся по наследству роскошь следовало беречь, годами хранить в семейных шкафах, тщательно перекладывая старыми газетами и мешочками с нафталином, и изредка "прогуливать", отправляясь в театр или в гости.
Сколько лет выручала меня мамина коротенькая кроличья шубка силуэта "трапеция"! Тогда носить меховую шубу полагалось при полном отсутствии головного убора, с нарядными туфельками на шпильке — несмотря на лютый мороз. И обязательно глубоко запахнув полы и спустив воротник низко за спину. Точь-в-точь, как это делали героини западных фильмов — Мишель Морган, Дени Робен, Сильвана Пампанини, какие по месяцу крутили в киношке "Повторного фильма" у Никитских ворот.
В магазинах меховой товар постепенно исчезал, но в молодежной среде творческая мысль работала без устали. Кожаное пальто-тренч, клейменное жирной печатью "Главсевморпуть", отслужившее свой век на плечах безвестного полярника и приобретенное за копейки на Тишинке, в придачу со спорком от старой смушковой шубы и шикарным лисьим воротником — уже из приличного магазина, превращалось в модное кожаное пальто на меху. А перелицевав две старенькие детские шубки из цигейки, можно было "самостроком" соорудить вполне приличный дубленочный жакетик. И к тому же закрытая для простых смертных 200-я секция ГУМа и внешпосылторговские "Березки" постоянно делали свое черное дело, вбрасывая в среду жаждущих модные новинки.
По нашему потребительскому рынку можно изучать историю поколений! Взять хотя бы дубленку. Речь, конечно, не о той, что у знатоков и почитателей русского фольклора принято величать "романовским" полушубком. Прямые родственники современных дубленок впервые появились на улицах Москвы к 60-м годам. Социалистическая интеграция одарила нас вполне приличными чешскими дубленками, капиталистический Запад через сеть все тех же "Березок" с большим опозданием отреагировал на культовый фильм "Доктор Живаго" чудесными дубленками "а la балалайка". Из мягкой овчины, отороченные мехом, с воротником-стойкой и "гусарской" застежкой на шелковых шнурах — они были пределом мечтаний. Чуть позже масла в огонь подлила невозмутимая красавица Анук Эмэ из "Мужчины и женщины", и в моду вошли легкие рыжие дубленые жакеты на белой овчине. А настоящий бум начался после успешного проката фильма Анджея Вайды "Все на продажу" с Беатой Тышкевич в главной роли. Москва тогда прямо заболела дубленками на лохматой овчине, с откровенно "брутальным" шармом. Постепенно тот дубленочный бум угасал, и бэушные их представители доживали свой век в комиссионках.
Афганская война выплеснула на наш рынок дубленки из ломкой, как пергамент, овчины, маскирующей свое несовершенство яркой вышивкой тамбуром, тесьмой по всей кожевой поверхности. Носили их с лохматыми, похожими на стог сена шапками из меха любого происхождения или с павловскими шалями — кто мнил себя "русской красавицей".
Когда я начала работать в самом знаменитом по тем временам доме моды страны — в ОДМО на Кузнецком мосту, 14, меховые шедевры стали частью жизни. Каждый месяц сюда на художественный совет кронштейнами свозились (меховой цех размещался на Кутузовском проспекте) меховые пальто, манто, жакеты, капы и пелерины, женские шляпы, мужские головные уборы и детские капоры — все мыслимое и немыслимое пушное-меховое великолепие. Вышеозначенный цех ОДМО работал с полной загрузкой. У художников существовал ежемесячный план. А мастера там были выдающиеся: Ирина Крутикова, Екатерина Барлет, Валерия Николаевская, Алла Чубарова, Елена Плахтеева, Маргарита Белякова, Вера Гринберг... Все лауреаты и призеры множества пушных аукционов, международных выставок и фестивалей. Пушнину и меховой полуфабрикат Дом моделей получал с меховых аукционов, лучших меховых фабрик и зверосовхозов страны.
Меховщик, как и ювелир, профессия клановая, в прошлом передававшаяся исключительно по наследству. У руководителя цеха Семена Михайловича Жуховичера, скорняка чуть ли не в десятом поколении, даже руки были особенные: слегка скрюченные, как звериная лапка, абсолютно гладкие, со стершимися о мех "линиями судьбы". И выглядел он весьма колоритно, словно родной папаша Жана Рено, обаятельный был, ироничный...
Отбирая мех на изделие, меховщику приходится каждую шкурку пропустить через свои руки, чтобы подобрать из них комплект одинакового вида, а ведь каждый зверек уникален. Ну а рассказывать о той экзекуции, которой подвергается мех, прежде чем стать искрящейся нежной шубкой,— значит испортить читателю аппетит и обоняние на всю оставшуюся жизнь. Поверьте на слово, меховое и кожевенное производство самое грязное и непереносимо вонючее из всех существующих. И при этом на 60% основанное на ручном труде.
Зато на подиумных показах модели из меха всегда были изысканным "десертом". Русский соболь, баргузинская белка (кстати, самая лучшая в мире), росомаха, куница, русский енот, по окрасу и длине волоса обставляющий своих зарубежных родственников, царственный горностай, лисицы всех пород, норки, песцы, бухарский каракуль и каракульча — весь этот гигантский зверинец покорял сердца зрителей на множестве международных выставок.
Возможно, я чего-то не знаю, но, по-моему, первое реверсивное (двухстороннее) изделие придумала модельер Ирина Крутикова. Подкрашенные в разные оттенки шкурки белки были соединены, как паззл, в потрясающее многоцветное манто, легкое и пластичное. На первом же "эксклюзивном" просмотре это "беличье создание" напрочь разбило сердце тогдашнего президента Австрийской Республики господина Крайского, и он тут же захотел приобрести его для своей супруги.
Со мной же приключилась другая история. Правда, не я ее героиня, а кубанка из черной каракульчи, которую мне на заказ смастерила удивительный дизайнер по головным уборам Рита Белякова. На какой-то международной выставке в Экспоцентре за мной с криками мчались две обезумевшие француженки, чтобы задать один единственный вопрос: где в России можно купить такое чудо? А таких чудес в стенах Дома моделей водилось множество: манто из рыси и шубы из енота, составленные золотыми руками скорняков из разрезанных "в лапшу" шкурок с тональными переходами цвета, шляпы формы бретон (типа панамы) из норки, которую без потерь формы можно засунуть в карман пальто или в маленькую дамскую сумку...
Сейчас же проще отыскать речной жемчуг в грязной подмосковной речушке, чем купить по-настоящему красивый меховой головной убор. А все почему? Меха много, а с оригинальными идеями скудно. Зарубежных аналогов меховых головных уборов практически нет. К чему европейцу меховая зимняя шапка? Исконно русская вислоухая ушанка и шапка Мономаха — вот и все образцы для подражания! Секрет же правильно найденной шляпной формы в пропорциях, в объеме, в соотношении высоты головки, ширины бортиков и т. п. Для этого нужна идеальная болванка — деревянная основа, на которой шляпа приобретает форму, угаданную "модисткой", так изначально называлась профессия шляпницы. Сами болванки изготовлялись исключительно вручную. Профессия болванщика, как, кстати, и колодочника, к сожалению, относится сейчас к вымирающим. Вспоминается, как не так давно десятки шляпных болванок безжалостно сжигались во дворе Дома моделей по приказу "фабричной девчонки" — последней директрисы Дома, приложившей немало усилий, чтобы окончательно уничтожить российское меховое производство.
Меня уже трудно удивить чем-либо на меховую тему. Тем более что современная мода предпочитает выхватывать одну за другой цитаты из моды прошлого. Да и меховой производитель все чаще говорит с китайским акцентом. Международные меховые салоны последних лет, например такие, как престижный миланский MIFUR, явно изменились. На них фирмы из Юго-Восточной Азии энергично теснят европейских меховщиков. Меняется рынок, меняются его игроки...
Но моя память на всю оставшуюся жизнь запечатлела два непревзойденных шедевра. Первый — манто макси-длины из американской норки blackglama, как трансформер, меняющее длину, принадлежавшее одной из самых стильных женщин Москвы — Ирэн Андреевой. Поперечные металлические молнии превращали его то в пальто классической длины, то в жакет, то в спенсер. Другой шедевр — манто из черной обезьяны на хозяйке частного отеля в Риме. Покормив постояльцев и сбросив фартучек, она выбежала к машине, вся в облаке меха. А он покорно летел за ней лоснящимся шелковым шлейфом.
Я обожаю мех. Что еще способно так покорно и верно служить женщине, любую превращая в красавицу?