Для человека, чье детство пришлось на рубеж 1980-х и 1990-х, группа «Любэ» — часть нерасчленимой фактуры времени — как уродливые кожанки, барахолки, разговоры о ГКЧП. Их песни звучат в памяти будто голоса нутряных, дремучих сил, давших о себе знать в перестроечном брожении. Когда слушаешь первые альбомы «Любэ» во взрослом возрасте, поражаешься тому, насколько это измышленная, постмодернистская музыка. Ее принцип — диковатые сочетания: игривый синти-поп и сермяжный блатняк, дурной хард-рок и пронзительный народный напев, солдатский романс и гротескный глэм — восхитительно-бредовый стиль, собранный из несовместимых на первый взгляд элементов.
Странность — не только в звучании. Очевидно, что ранние «Любэ» поют от лица некоей идентичности, сильного «мы». Это «мы» захватывает тебя, но, если пытаться его назвать, оно сразу же ускользает. Кто кричит голосом Николая Расторгуева «Атас, пускай запомнят нынче нас!» — работники органов или бандиты? Сказать невозможно. Так — почти в каждой песне: социальные противоречия стираются в оголтелом угаре. Герои песен «Любэ», уголовники, менты, дворовые гопники, богемные хулиганы, зовутся по-разному, но по сути равны между собой — лихие люди из ледяной пустыни, отогревшиеся и пустившиеся в пляс.
Тем не менее во всем творчестве группы можно найти своего рода метанарратив. Это объединение брутальных маргиналов всех родов в то, что называется «нация». В книге «Воображаемые сообщества», классической работе о формировании нововременных наций, историк Бенедикт Андерсон пишет, что ключевая составляющая любого национального мифа — память о братоубийственной резне, сплавляющей разрозненные этнические и социальные группы в единство. Окрашивая территорию собственной кровью, нация превращает ее в родину. В поздней песне «Любэ» под названием «Русские», странном эксперименте в жанре дарк-фолка, эта мысль звучит с редкой прямотой: «Мир далеко-далеко виден в окошках узких. Русские рубят русских».
Казалось бы, потерявшая к началу 1990-х всякую актуальность память о Гражданской войне с самого начала была ключевым элементом в образе «Любэ». Речь не только о сюжетах песен, но и о сценическим имидже: гимнастерка Расторгуева, шинель и бородка Дзержинского у клавишника Виталия Локтева. Эта эпоха — мифическое правремя ранних «Любэ». В одной из песен так и сказано: «Дед погиб в Гражданскую — повезло!» Мир их музыки — мир приостановленной, но всегда возможной Гражданской. Залог веселья и единения — готовность к насилию.
Статус действительно «народной» группы «Любэ» обеспечила первая чеченская. Война — в сущности гражданская, идущая внутри государства с не вполне понятными рядовому участнику целями,— была идеальным основанием для вывода этих потенций в действие, реактуализации мифа. Теперь расплывчатый брутальный индивид получает имя — солдат. Примечательно, что в «чеченских» вещах «Любэ» нет и намека на то, с кем и за что ведется война. Она — великолепное, требующее самозабвения действо, полное смертельной эротики: разрывающие песню «Комбат» толчки страстного «Ё», оргазмическое «огонь-огонь-огонь-агония». Война — высшая манифестация нации, в которой человек, наконец, теряет себя, обретая родину.
По своему устройству «Любэ» — поп-группа, продюсерский проект, в котором харизматичные артисты исполняют чужие слова и музыку. У поп-группы, будь она сколь угодно необычной, как правило, есть определенная задача — разыгрывание узнаваемого и желанного чувства. Чаще всего это любовь между мужчиной и женщиной. Здесь — еще одна любопытная деталь. У «Любэ» есть конвенциональные песни о женщинах, но все они блеклые и быстро забываются. Исключение — замечательная «Дуся-агрегат», в которой женщина избавляется от феминных качеств при помощи штанги, расчеловечивается, превращаясь в машину — «агрегат на сто киловатт». Главная же героиня песен «Любэ», Родина, не терпит соперниц. Чувство к ней глубже всего познается в нечеловеческой компании. В присутствии коня не страшно простонать: «Я влюблен в тебя, Россия, влюблен!»
Любить родину сложно, потому что совсем непонятно, что же это такое. Еще сложнее, если, как в начале 1990-х, одна родина исчезла, а на ее месте возникла другая. Впрочем, настоящая Родина — всегда в прошлом и всегда утраченная. Чувство к ней неизменно окрашено ресентиментом. Любить родину должно быть больно, потому что она, желая воскреснуть, требует жертвенной крови. Без этой сладкой боли патриотизм пресен.
Сейчас вся эта органика недостижима. Это старые силы, которые не приведешь в действие в глобализованном, постмодерном мире. Поэтому современный национализм всегда выглядит беспочвенным — в самом прямом смысле. Именно эта беспочвенность завораживает в «Любэ» — искусственность, расходящиеся швы в сочетании несочетаемого (в 2000-х к ним добавляется смесь ностальгии по советской эпохе с белогвардейской романтикой), головокружительная пустота в сердце священных слов.
Здесь — корень того немного мазохистского наслаждения, что приносят их песни: они вдохновенно симулируют национальное чувство во всей его невозможности, доводят его до шизофренического экстаза. «Любэ» — совершенный в своем роде поп-проект. Ведь так и работает поп-музыка. Она соблазняет, обещая нам то, о чем мы твердо знаем: у нас никогда этого не будет. Это может быть красивая жизнь, роковая страсть, а может быть родина.