Пугать на здоровье

В ВШЭ подтверждают работоспособность в России жесткой карантинной риторики

Как и предсказывает теория, акценты правительства на тяжелых последствиях пандемии COVID-19 усиливали в 2020 году поддержку ограничительных мер населением. При этом подтвердить наличие ожидаемого большего эффекта от акцентов на риски других людей в сравнении с личными рисками в исследовании социологов Высшей школы экономики (ВШЭ) для ограниченной выборки в РФ не удалось — авторы подтвердили это только для респондентов с выраженной просоциальной позицией. Работа ВШЭ — одно из первых исследований реальной коммуникационной стратегии властей РФ в пандемию, обычно она представляется или очень простой, или предельно изощренной и эффективной.

Фото: Дмитрий Лебедев, Коммерсантъ

Фото: Дмитрий Лебедев, Коммерсантъ

Статья «Эффект от фреймирования рисков в поддержке ограничительной политики правительства в борьбе с COVID-19» трех социологов ВШЭ — Кирилла Чмеля, Айгуль Климовой и Никиты Савина — опубликована в октябрьском номере журнала PLOS One и анализирует результаты двух опросов (март—апрель и ноябрь 2020 года) о восприятии ограничительных мер правительства в борьбе с пандемией коронавируса. Методика исследования в рамках психометрической парадигмы одобрена лабораторией сравнительных социальных исследований Рональда Инглхарта, умершего в мае 2021 года американского социолога, специализировавшегося на исследовании социальных ценностей.

Чмель, Климова и Савин в рамках теории фреймирования (в упрощенном виде — «эффективность» высказывания зависит от контекста) проверяли две гипотезы о том, как формат и контекст сообщений властей РФ о рисках коронавирусной пандемии влиял на одобрение их ограничительных действий (первая волна опроса пришлась на первый антиковидный локдаун в РФ, вторая — на период смягчения ограничений).

Первая гипотеза (H1) — более жесткая риторика и демонстрация больших рисков ведут к увеличению одобрения запретов. Вторая сформулирована в двух вариантах: сообщения о «рисках для окружающих» в этом смысле эффективней, чем сообщения о личных рисках (H2), по крайней мере, для личностей с выраженными просоциальными ценностями (H2a). Выборки опросов, как констатируют авторы, не были репрезентативными: как это часто принято в таких исследованиях, опросы заполняли в основном сотрудники самого университета.

Выводы авторов выглядят так. Гипотеза H1 на этих выборках подтверждена, гипотеза Н2 — нет, но есть подтверждения ее верности в аудитории в формулировке H2a.

Иными словами, жесткая риторика правительства для одобрения ограничительных мер (это палка о двух концах, оговаривают авторы, поскольку наряду с поддержкой власти растет поддержка в целом авторитарных настроений) действеннее умеренной, но лозунги «Защити себя» и «Защити окружающих» для опрошенных были в среднем одинаково эффективны — второй лучше работал только для тех участников опроса, которые по другим параметрам имели выраженные просоциальные ценности.

Статья социологов ВШЭ демонстрирует, как на практике мало известно о том, что работает и что не работает в «антиковидной» пропаганде: это малоисследованная тема, и в свете этого нередкие (и часто конспирологические) предположения о том, что власти и в РФ, и за ее пределами в пандемию COVID-19 применяли изощренные методики манипуляции общественными страхами практически в режиме онлайн, с точки зрения социологии выглядят анекдотически. Реальный уровень возможностей социологов в этом вопросе статьей убедительно продемонстрирован: если «технологии манипулирования» существуют, то они должны основываться на чем-то радикально отличном от научного знания. Например, на квазирелигиозных воззрениях — или на коммерческих амбициях их дистрибуторов.

Дмитрий Бутрин

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...