"Никита, давай хлеба, давай масла!"

ФОТО: РГАКФД\РОСИНФОРМ
Товарищ Хрущев показал советскому народу три источника и три составные части волюнтаризма — совнархоз, кукурузу и преодоление культа личности
       40 лет назад, в октябре 1964 года, Никита Хрущев перестал быть главой коммунистической партии и советского правительства. Прочитав документы, рассекреченные в последнее время, обозреватель "Власти" Евгений Жирнов по-новому увидел путь неуемного реформатора от захвата до потери власти.

"В магазинах все стало дорого и недоступно"
       В конце октября 1964 года, вскоре после пленума ЦК КПСС, на котором состоялась отставка Хрущева, домой к одному из руководителей французской компартии пришел человек, показавший советский паспорт. Без долгих предисловий он передал секретарю ЦК ФКП пачку листков и сказал, что это мнение честных советских коммунистов о происшедших в Москве изменениях. И эти люди хотят, чтобы в братских партиях знали о том, что не все поддерживают заговорщиков.
       "Путем тайного заговора,— говорилось в прокламации,— путем угроз и давления — методов, типичных для времен культа личности,— заговорщикам удалось захватить командные высоты партийного и государственного руководства. Через печать и радио ведется гнусная кампания клеветы против замечательного сына партии и советского народа Никиты Сергеевича Хрущева. Зная, каким огромным уважением и любовью пользуется Никита Сергеевич у широких партийных и народных масс, заговорщики пока еще не осмеливаются открыто нападать на него, а предпочитают вести свою атаку, трусливо прикрываясь общими широковещательными фразами. Они боятся раскрыть свои истинные намерения, а также антиленинские методы, которыми был осуществлен переворот. Чтобы заглушить законную тревогу партии и советского народа, усыпить их бдительность, антипартийная группировка бьет себя в грудь, пытаясь заверить всех и вся, что целью заговора было лишь устранение Н. С. Хрущева, а не отказ от политики, проводимой партией и правительством под его руководством. Дешевые увертки, рассчитанные на наивных людей и дураков!"
Тех, кого авторы письма называли наивными людьми, однако, было совсем не так мало. Практически в то же самое время редакция "Правды" отправила в ЦК КПСС в числе прочих письмо от рабочего из Челябинска Барашкова:
       "Мне очень хочется написать письмо в ЦК КПСС. Хотя я и пишу неграмотно, но понять меня можно. Когда поставили Хрущева на высокие посты, его весь народ сразу не полюбил и до конца его не любили. Он много болтал, обещал, а в магазинах все стало дорого и недоступно.
       Тому, что теперь нет Хрущева, у всех радуется сердце".
       Конечно, челябинский пролетарий мог стать жертвой официальной пропаганды. Да и вообще "письмо простого советского труженика" вполне могло быть написано в самой редакции "Правды" в рамках этой же самой антихрущевской кампании. Однако большинство советских людей действительно восприняло с нескрываемым облегчением окончание правления "дорогого Никиты Сергеевича".
       
ФОТО: РГАКФД\РОСИНФОРМ
       1956 год. Через несколько месяцев товарищ Маленков (справа) выйдет из доверия, хотя и с меньшими для себя потерями, чем в свое время товарищ Берия
      
"Планы и задания, как правило, не выполняются"
       Группировке, пришедшей к власти в 1953 году после смерти Сталина и ареста Берии, досталось тяжелое наследство. По всей стране ситуация с продовольствием была такой, что впору было вновь вводить карточки, отмененные с помпой в 1947 году. Секретарь Ярославского обкома Лукьянов докладывал в конце 1952 года о ситуации со снабжением продовольствием:
       "Особо тяжелое положение сложилось в четвертом квартале текущего года с торговлей мясом, колбасными изделиями, животным маслом, сахаром, сельдями, сыром, крупой и макаронными изделиями. Неоднократные просьбы облисполкома к Министерству торговли СССР об увеличении рыночных фондов для области не находят необходимого разрешения, хотя по отдельным товарам (сахар, рыба, сыр) фонды несколько и увеличены, но они не покрывают действительной потребности. По большинству же товаров фонды из квартала в квартал снижаются". Цифры, которые приводил секретарь обкома, впечатляли. За год, с 1951 по 1952 год, колбас стали продавать почти втрое меньше, а завоз консервов уменьшился в 32 раза.
       Не лучше выглядели и данные ЦСУ СССР. Потребление продуктов значительно упало не только по сравнению с пресловутым 1913 годом, но даже по сравнению с предвоенным 1940 годом.
       Причина продовольственного кризиса была проста: сельское хозяйство пребывало в беспросветном упадке. В феврале 1953 года секретарь Смоленского обкома Николаев направил в Москву доклад о положении в колхозах:
ФОТО: РГАКФД\РОСИНФОРМ
"Сельское хозяйство области находится в крайне тяжелом положении. Государственные планы и задания, как правило, не выполняются. В течение ряда лет колхозы получают незначительные доходы, что сдерживает восстановление и развитие хозяйства. Денежный доход в среднем на одно хозяйство в 1950 году составил 777 рублей и в 1951 году — 576 рублей (средний заработок рабочего в промышленности в те же годы составлял 710-725 рублей в месяц.— 'Власть').
       По поставкам сельскохозяйственных продуктов образовались большие недоимки, и в ближайшие годы значительная часть колхозов не в состоянии рассчитаться с государством.
       Ввиду низких доходов от общественного хозяйства многие колхозники не хотят работать и самовольно уходят из колхоза. С 1948 года из колхозов выбыло 148 тыс. трудоспособных колхозников и осталось их 311 тыс. человек. Людей не стало хватать для текущих сельскохозяйственных работ, особенно для работы в животноводстве".
       Нежелание колхозников работать в животноводстве было вполне понятно: среднестатистическая смоленская корова давала в год, по данным того же доклада, чуть больше 100 литров молока — меньше полутора стаканов в день.
       Продовольственный кризис дополнялся жилищным. "Высотки" и "сталинские дома" возводились для элиты. А для обеспечения основной массы населения строились главным образом бараки. Но даже тех, кто получал в них комнаты, можно было считать счастливчиками. Ведь и в 50-е годы люди продолжали жить в разрушенных войной строениях. Вот что докладывали начальнику ЦСУ его сотрудники после обследования нескольких городов:
ФОТО: РГАКФД\РОСИНФОРМ
       Общение с представителями братских коммунистических и рабочих партий, при товарище Сталине иногда заканчивавшееся в подвалах Лубянки, с приходом товарища Хрущева переместилось в подвалы Массандры (на фото — с югославским товарищем Иосипом Броз Тито)
   
"В городе Великие Луки по Гаражной улице, 65а сохранилась часть кирпичных стен бывшего склада. Помещение сырое, полутемное, холодное, потолок протекает; на площади в 35 кв. метров проживает 25 человек...
       В городе Сталинграде по улице КИМ, 2 в части уборных здания бывшей школы на площади 82 кв. метров проживает 15 человек. Помещение темное, сырое и холодное".
       Но продовольственный и жилищный кризисы были только частью общего кризиса системы. Тогда это скромно называли разбалансированностью экономики. Расходы на оборону и помощь соцстранам были несоизмеримо больше доходов, которые давала промышленность из-за крайне низкой производительности труда.
       
"Дороги плохие, тротуары плохие, много хибарок"
       Как только главный политический противник Берия был нейтрализован, взявшая командные высоты группа — Маленков, Хрущев, Молотов, Микоян, Булганин и другие — приступила к ликвидации кризиса. В августе 1953 года был принят бюджет, в котором военные расходы уменьшались вдвое, а огромные суммы направлялись на производство товаров для народа, культуру и образование. Естественно, руководители армии и оборонки были не в восторге. И Хрущев воспользовался этим, чтобы оттеснить от власти главу правительства Маленкова.
       На Президиуме ЦК, как тогда именовалось Политбюро, и на других обсуждениях "дела Маленкова", он заявлял:
ФОТО: РГАКФД\РОСИНФОРМ
       Всенародная любовь к товарищу Хрущеву имела диалектико-материалистический характер. Когда стало ясно, что материалистические потребности советских людей не удовлетворяются, она диалектически обернулась своей противоположностью без всякой борьбы
     
"Самое главное для нас — это укрепление обороноспособности нашей страны. А какая же оборона может быть, если мы свои паршивые пушки возили бы на быках?! Нет, в наше время мы должны иметь хорошее вооружение: хорошую артиллерию, хорошую авиацию, водородное и атомное оружие. И теперь мы это имеем. А откуда это появляется? Это дает тяжелая промышленность — металлургия. И правильно нас воспитала партия, и мы не должны отступать от того, что ведущее место в развитии хозяйства должна занимать тяжелая промышленность".
       В начале 1955 года Маленкова сместили, и стало очевидным, что для Хрущева борьба за власть имеет куда большее значение, чем борьба с кризисом.
       В конце того же года он неожиданно для всех предложил сократить рабочую неделю на один-два часа, а к 1960 году — на четыре часа. Для экономики, так и не выбравшейся из кризиса, это был серьезный удар. Сокращался выпуск продукции, и дефицит бюджета только рос. Но подъем личной популярности для Хрущева был гораздо важнее.
       Собственно, в этом и был руководящий стиль Хрущева — быстро принять решение, не слишком задумываясь о его последствиях. Не хватает в крупных городах электроэнергии? Давайте построим там атомные электростанции. Прежде всего в Москве. Если бы тогда эту задумку не удалось спустить на тормозах, АЭС сейчас размещалась бы где-нибудь в районе нынешнего Третьего транспортного кольца.
       В том же стиле через несколько лет была произведена и ликвидация подсобных хозяйств колхозников и горожан. Хрущев сам на Президиуме ЦК рассказывал, что во время поездки в Грузию увидел крестьянина, садившегося в поезд с мешком, набитым буханками хлеба. Первый секретарь ЦК понял, что хлеб предназначен на корм скоту, и разъярился. О том, что на рынках не станет мяса, выращенного в личных хозяйствах, и молока от частных коров, он не подумал. Главным было уничтожить частную собственность, которую он совершенно искренне ненавидел. Он даже хотел ликвидировать частный автотранспорт и сосредоточить все легковые машины, не занятые в народном хозяйстве, в таксопарках и прокатных организациях, где любой автолюбитель мог бы взять машину на время отпуска.
       Идеология и в дальнейшем мешала Хрущеву хотя бы частично сбалансировать бюджет. Со сталинских времен, когда отец народов на предложение экономистов оценить доллар в 14,5 рубля, сказал: "Хватит с них и четырех",— курс почти не изменился. В 1956 году финансисты и внешторговцы попытались изменить ситуацию. Они доказывали Хрущеву, что переоцененность рубля приносит стране огромные убытки в десятки и сотни миллионов долларов ежегодно. Что это ведет к проеданию золотого запаса страны. И что для выправления ситуации требуется установление курса на уровне 9 рублей 95 копеек за доллар. Однако девальвация была явной капитуляцией перед империалистами, и рассчитанный экономистами курс так и не был принят.
ФОТО: РГАКФД\РОСИНФОРМ
      Товарищ Хрущев, сам предпочитавший простое угощение к 1980 году планировал обильный стол для каждой советской семьи. В новом 1963 году план удалось досрочно выполнить примерно для 5 тысяч человек, собравшихся на приеме в Кремле (внизу)
Еще больший вред государственным финансам наносила помощь братским и не вполне братским странам. Укрепление международного престижа СССР как авангарда антиимпериалистических сил и личного престижа Хрущева в мире обходилось стране весьма и весьма дорого.
       В то время как даже в крупных городах СССР, как считал сам Хрущев, "дороги плохие, тротуары плохие, много полуразвалившихся хибарок", $16 млн выделялось на коммунальное хозяйство вполне развитой Нижней Австрии, которая входила в советскую зону оккупации. Польше и ГДР советское сырье и товары продавались по заведомо невыгодным для Союза ценам. Отнюдь не бедствовавшей Югославии в знак не без труда восстановленной дружбы предоставили кредит в $25 млн на строительство алюминиевого завода. Бесконечный поток помощи шел в Китай и Северную Корею, а затем и в различные африканские страны.
       Начало финансирования стран, объявлявших себя друзьями СССР, было положено в декабре 1955 года, когда с просьбой о предоставлении помощи в $100-120 млн к Хрущеву обратился афганский король. Во время обсуждения вопроса звучали здравые мысли о том, что после этого будет трудно отказать другим просителям, набивавшимся в друзья. Каганович заметил: "Вступаем в конкуренцию с США — не выдержим". И все же $40-50 млн решили соседней монархии дать безвозмездно, а остальные — в кредит на 10-15 лет под смешной 1% годовых.
       Противоестественность этой ситуации была очевидна для советских граждан. Рабочий Леонтьев из Новосибирска писал в "Правду":
       "Даже сверхсамоотверженный труд 200 миллионов человек не может, не в состоянии обеспечить потребности миллиардного населения социалистического лагеря и еще более многочисленного населения освободившихся от империализма стран. Нетрудно и надорваться, пытаясь и далее нести почетное, но все более тяжкое бремя помощи".
       
ФОТО: РГАКФД\РОСИНФОРМ
"Я критикую для пользы дела, а он злобствует"
       Признать, что в непрекращающемся кризисе социализма виновен сам социализм, Хрущев, естественно, не мог. Еще меньше ему хотелось брать вину на себя. Он искал выход в реформировании системы управления экономикой. Несмотря на сопротивление коллег по высшему руководству, когда открытое, когда тайное, он с обычной энергией и напором проводил в жизнь решение о ликвидации отраслевых министерств и передаче управления предприятиями территориальным советам народного хозяйства — совнархозам.
       Идея, как это обычно и бывало у Хрущева, на первый взгляд выглядела здраво. Он говорил, что в Москве два литейных завода и больше 500 мастерских. И все они простаивают без работы. А теперь все будет координироваться на месте, и мощности станут использовать куда эффективнее.
       Однако достаточно скоро оказалось, что, наделив совнархозы минимальной хозяйственной самостоятельностью, партия получила совсем не то, чего добивалась. Министерство торговли СССР заваливало ЦК и Совмин жалобами на затоваривание складов и магазинов дорогой одеждой и обувью, в то время как товары по доступным населению ценам совнархозы практически не выпускали.
       Хрущев вновь пытался усовершенствовать систему управления, разделив обкомы на сельские и промышленные, чтобы каждый из них лучше руководил своей сферой. Теперь довольно забавно читать то, как высший орган власти страны — Президиум ЦК — долго и сосредоточенно обсуждает вопрос, кому подчинить чаеразвесочные фабрики в Грузии — сельским или промышленным комитетам партии. Но тогда всем было не до смеха. Хрущева предупреждали, что из-за бесконечных реформ "аппарат пребывает в недоумении" и эффективность управления от этого не увеличивается, а падает.
       Как обычно бывает в таких ситуациях, Хрущев начал искать виновных в своих неудачах. И нашел их в интеллигентской прослойке общества. Он всегда относился к творческой интеллигенции по-крестьянски настороженно, если не неприязненно. Например, страшно возмущался, что его зять, главный редактор "Известий" Алексей Аджубей, напечатал статью Паустовского о том, что возле его дачи красивый ландшафт испорчен карьером, где добывается гравий, и всего лишь потому, что добыча кубометра в этом месте обходится на 2 копейки дешевле, чем в расположенном по соседству. Хрущев был просто в ярости:
       "Эх ты! Да знаешь ли ты, что такое 2 копейки в миллионах, миллиардах кубометров? А какая разница, что здесь берут или в другом месте. Сколько у нас красивых мест. Так он хочет, чтобы около его уборной не трогали".
       Не менее прагматично относился Хрущев и к музеям:
       "Меня одна женщина очень упорно атаковала своими письмами,— рассказывал он в 1960 году,— она писала мне письма, что в Гурзуфе есть дом Раевского. Пушкин, разбойник, он ухаживал за дочерьми Раевского и бывал у Раевского. В этом деле, говорят, он был неглупый человек, и мы его не осуждаем, но создавать там музей, чтобы она была там директором музея, ни к чему. Товарищи, что это за безобразие, сколько у нас таких музеев народилось?"
       Первый секретарь ЦК признавался, что книг почти не читает, но иногда высказывался об отдельных произведениях:
       "Вот сейчас берут художественное произведение и по нему делают кинокартины. Я бы сказал, выбор идет не по остроте темы, которая бы служила нашим интересам, а по влиянию автора книги. Вот сейчас делается картина — я видел из газет — 'Лес' Леонова ('Русский лес' Леонида Леонова. — 'Власть'). Слушайте, нуднейшая вещь. Когда я читал, я весь покрыл себя синяками, и то мог только первую книгу прочесть, вторую взял — ну никак не идет, никакие возбудительные средства не действуют. Какая картина может быть?! Она будет потому, что Леонов — живущий классик".
       По мере того как реформы вместо успехов стали приносить одни огорчения, его отношение к творческой интеллигенции становилось все более нетерпимым. Он считал, что писатели не только не помогают ему в строительстве социализма, но и вредят. Однажды, к примеру, взъелся на писателя Дудинцева. "Так ведь у Дудинцева написано то, что вы говорите",— заметили подчиненные. "Я критикую для пользы дела, а он злобствует",— возмущенно ответил Хрущев. О том, как Никита Сергеевич не любил абстрактную живопись, вспоминать излишне.
       
ФОТО: РГАКФД\РОСИНФОРМ
"Вчера я завладел целой пачкой маргарина"
       Задумки первого секретаря становились все более изощренными. В 1959 году начали реформировать армию — было принято решение о ее сокращении на 1,2 млн человек. А старые и, по мнению Хрущева, ненужные виды вооружений решили заменять более прогрессивными и эффективными. Авиацию — ракетами, надводные корабли — подводными лодками. Становящиеся ненужными крейсера Хрущев предложил использовать в качестве рыболовных плавбаз: "Выбросить все, что нагромождено, кроме машинного отделения, внутренности этого крейсера, сделать надстройки над палубой, может быть три-четыре этажа. На нижнем этаже — производственный корпус по переработке рыбы". Ему, как обычно, поддакивали.
       В сельском хозяйстве началась известная кукурузная эпопея. Кукурузу стали сеять в районах, где она не только не вызревает, но и не растет на корм скоту. После кукурузы Хрущев увлекся рисом. Он заставлял руководителей всех краев и областей, в которых можно сделать заливные поля, сеять рис. Мол, зачем вода рек попусту в моря течет? Пусть дает нам высокие урожаи риса.
       Однако в начале 60-х в стране все шло из рук вон плохо. Бюджет так и не сбалансировался, и даже для закупки картошки у населения приходилось включать печатный станок. Не ладилось даже с любимым детищем Хрущева — панельными пятиэтажными домами. План по их строительству регулярно не выполнялся, квадратный метр стоил дороже, чем было предначертано партией. И ко всему прочему оказалось, что для массового строительства нужно привлекать в ряды строителей колхозников, которых тоже нужно обеспечивать жильем. А получив квартиры, те немедленно покидали стройки, и бег по замкнутому кругу начинался сначала.
       Но главное состояло в том, что перманентный кризис с продовольствием только усугублялся. По всей стране фактически была возрождена карточная система. Где-то продукты продавали по спискам, где-то по талонам. Нормы выдачи были смехотворными. В Магнитогорске выдавали по 200 граммов макарон в месяц на ребенка. Взрослым не полагалось ничего. А там, где местные власти не решились ввести распределение продуктов, положение было и вовсе катастрофическим.
       "Вчера я завладел целой пачкой маргарина (200 граммов),— писал в 'Правду' саратовский инженер Минаев,— за которым целую неделю (после работы, конечно) рыскал по магазинам. Огорчает, правда, зловоние, которое он выделяет при расплавлении...
       Сегодня мне снова повезло: приобрел три сайки по 6 копеек каждая. В очередь встал в 6 часов 30 минут, получил их в 8 часов под номером 637.
       Вот, посудите сами, как мы живем. Масла не употребляем. На рынке оно недоступно (1 килограмм — 7 рублей), а в магазинах бывает только в последние два-три дня месяца, но и в эти дни 'достать' его практически невозможно, так как надо обладать незаурядной физической подготовкой, выносливостью и уймой свободного времени. Правда, употребляли и мы масло, когда получали его по спискам (150 граммов в месяц), но это было очень давно. Очевидно, большая часть масла, поступающего в торговую сеть, растекается между торговыми работниками и их приближенными.
       То же и с мясом. Мясо комиссионное у нас стоит 2 рубля 60 копеек за килограмм, но беда в том, что съедобного в нем (кроме сухожилий и костей) — 40-50%.
       Не стоит утруждать вас перечислением многих других огорчений и неприятностей. Понятно, что при сложившихся обстоятельствах приходится мечтать о выдаче продуктов по спискам или карточкам".
       В Куйбышеве приехавшего Хрущева толпа встретила криками: "Никита, давай хлеба, давай масла!" Дело почти дошло до нового бунта — как в Новочеркасске в 1962 году.
       "Дорогой Никита Сергеевич" то ли забыл, то ли никогда и не знал, что правители могут заниматься реформами и экспериментами только до тех пор, пока народ сыт. И в 1964 году власть Хрущева повисла на волоске.
(Окончание в следующем номере)
       
ПРИ СОДЕЙСТВИИ ИЗДАТЕЛЬСТВА ВАГРИУС "ВЛАСТЬ" ПУБЛИКУЕТ СЕРИИЮ МАТЕРИАЛОВ В РУБРИКЕ АРХИВ
       
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...