— Бабушка, дедушка, вы что же? Умрете?
Психологи предупреждали, что нормальное развитие примерно к трем-четырем годам приводит ребенка к осознанию смертности. Сначала ребенок должен осознать смертность самого старого члена семьи, потом — всеобщую смертность, потом — собственную. И надо же как-то отвечать ребенку на вопросы о смерти.— Ну умрем, конечно,— говорит бабушка.— Но, во-первых, не прямо сейчас.
— Да? — Варя, кажется, удовлетворена ответом.— Это хорошо. Тогда будем играть в "кваку".
"Квака" — такая игра, по правилам которой дедушка должен лечь на диван, а девочка должна, разбежавшись из дальнего угла комнаты, прыгнуть дедушке на живот, причем девочкина коленка приходится в аккурат деду на солнечное сплетение. В момент прыжка девочка победно выкрикивает слово "квака", а в момент приземления внучки на дедушку подобный же какой-то звук исторгается из дедушки сам собой.
Через несколько дней без всяких уже слез, а вполне философически Варя спрашивает, словно бы просто продолжая разговор, прерванный игрой в "кваку":
— Так что же? Получается, все умрут?
— Получается так,— отвечает бабушка.— Но, во-первых, не все сразу, а во-вторых, еще не скоро. И знаешь еще что? Люди к старости так-то так устают жить, что умирают без сожалений.
Я не уверен, что бабушка отвечает правильно, но Варю ответ удовлетворяет. Еще на несколько дней тема смертности закрыта. Варя не спрашивает о смерти, но если подойти тихонечко, когда девочка играет одна, и послушать, что там она бормочет себе под нос, то понимаешь, что в рыжей этой голове, похожей на одуванчик, идет серьезная работа.
Варя лепит пластилиновых змеек. Змейка побольше — это папа. Змейка поменьше — это мама. И у них еще есть маленький пластилиновый змееныш. Я стою за Вариной спиной и слушаю. Варя тихонько бормочет:
— Жили-были мама-змея, папа-змея и маленький змееныш. Потом папа умер,— девочка безжалостно скатывает папу-змею в цветной пластилиновый шар.— И тогда папу съел динозавр, потому что мертвых съедают,— с этими словами Варя запихивает пластилиновые останки папы-змеи в пластмассовый рот игрушечного динозавра и продолжает: — Но это ничего, мама-змея и маленький змееныш стали жить сами, без папы. К ним приходили гости, и гости были вместо папы.
Мне совершенно не нравится эта сказка. Хотелось бы, чтоб мама и папа жили долго и счастливо, вырастили бы детей, побаловали бы внуков, увидели бы правнуков и умерли в один день, а не вот этот пластилиновый ужас. Особенно гости расстраивают. Эти чертовы гости, с легкостью заменившие съеденного динозавром папу.
Еще через несколько дней Варя задает самый трудный вопрос. Мы, конечно, готовились, но вопрос все равно трудный. Бабушка, которая у нас психиатр и доктор медицинских наук, нарочно инструктировала всех взрослых членов семьи вечером за чаем, как отвечать на этот вопрос, имеющий быть заданным со дня на день. Но вопрос все равно трудный, и хорошо, что задает его Варя бабушке. Девочка спрашивает спокойно:
— Я тоже умру?
Тихий вопрос похож на удар молнии. Бабушка отвечает:
— Да, но это еще очень не скоро. Через сто лет. И у тебя будет очень интересная и счастливая жизнь. Ты будешь учиться и узнавать много интересного. У тебя будут друзья, и с ними будет очень весело. Ты встретишь очень хорошего человека и очень полюбишь его, а этот человек полюбит тебя. У вас будут дети. И у ваших детей тоже будут дети.
Варя умеет считать. Она очень уверенно считает до тридцати. После тридцати начинает сбиваться, но все же добирается до шестидесяти. Она знает, что есть число сто, но число это представляется Варе невероятно огромным. Она говорит:
— Сто лет? — она раскидывает руки в стороны, как будто держит над головой что-то огромное, и говорит: — У меня есть сто лет! Это очень много.
Дело только в том, что Варя любит лазать по деревьям. И вопрос она задавала бабушке, забравшись на дерево, стоя в кроне дерева, а бабушка и дедушка стояли внизу, а я сидел поодаль на лавочке.
И для того, чтоб раскинуть руки над головой и показать руками, какой это огромный срок — сто лет, Варе пришлось отпустить ветки, за которые девочка держалась, стоя в кроне дерева. Она раскидывает руки над головой, секунду стоит в кроне дерева, ни за что не держась, а потом падает, буквально падает с дерева вниз. Ее ловит дед у самой земли. Ловит и говорит, что сто лет — это если она будет хорошенько держаться за ветки, когда лазает по деревьям.