Рыцари актуального образа

В прокат вышла «Последняя дуэль» Ридли Скотта, рассказывающая о реальном юридическом случае времен Столетней войны через призму эпохи #MeToo. 83-летний режиссер, начавший свою карьеру в 1977 году с фильма о другой дуэли, вернулся к историческому материалу с завидной молодой энергией, считает Юлия Шагельман.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Картина, постеры которой обещают лязг доспехов, звон мечей, топот копыт и другие составляющие брутального Средневековья, воссозданные на экране с подзабытым уже олдскульным голливудским размахом, стартует без долгих предисловий, только обозначив время и место, сразу на турнирном ристалище. Два рыцаря облачаются в железо и взгромождаются на коней; предстоящий бой они посвятят, конечно, прекрасной даме — процесс ее одевания, от нижней сорочки до туфелек, запечатлен с этнографической дотошностью, на радость любителям поразглядывать вышивку, пуговицы, кружева и завязочки. Одна деталь, правда, смущает сразу — помимо юбок, чулок и прочего, на даму надевают еще и кандалы: ставкой в дуэли, как мы скоро узнаем, служит не ее благосклонность, как в рыцарских романах, а свобода и даже сама жизнь.

Последний официально зарегистрированный в Европе суд поединком состоялся в 1386 году в Париже, когда норманнский рыцарь Жан де Карруж (Мэтт Деймон) бросил вызов сквайру Жаку Ле Гри (Адам Драйвер), которого обвинил в изнасиловании своей жены Маргариты (Джоди Комер). Ле Гри вину отрицал, суверен обоих соперников граф Пьер Д’Алансон (Бен Аффлек) иск удовлетворить отказался, тогда де Карруж дошел до короля Карла VI (Алекс Лоутер), потребовав удовлетворения согласно древним законам чести — кто выживет в бою, тот, стало быть, и прав. После этого случая подобная судебная практика была прекращена, что позволило поединку де Карружа и Ле Гри обрасти легендами и превратиться в жестокий, но и курьезный анекдот вроде тех, что так любят отыскивать историки, чтобы построить на их основе диссертацию или написать научно-популярную книжку. Такую как «Последняя дуэль: правдивая история суда поединком в средневековой Франции» (2004) медиевиста Эрика Ягера, которая и легла в основу сценария картины. Для его написания давние товарищи Аффлек и Деймон, когда-то получившие один на двоих «Оскар» за сценарий к «Умнице Уиллу Хантингу» (1997), объединились вновь — друг с другом и с Николь Холофсенер, до сих пор сочинявшей в основном современные комедии и мелодрамы.

Смена эпох и жанров покажется не такой уж кардинальной, когда станет понятно, какой неистово злободневной получилась «Последняя дуэль», несмотря на замки, битвы, естественное освещение от свечей и каминов, грубые солдатские пирушки, куртуазный придворный этикет, витиеватые речи законников и частую смену костюмов. И дело даже не в сознательных анахронизмах — среди них особенно выделяется образ Пьера, реплики которого больше напоминают не речи средневекового вельможи, а комменты развязного пользователя соцсетей, которые Аффлек отыгрывает с леденящим душу комизмом. Актуальна прежде всего сама история и способ ее изложения — старая, как мир, коллизия «он сказал/она сказала» или в данном случае «он сказал/он сказал/она сказала».

Что именно произошло в замке Карружей, когда Жан отбыл в Париж, его мать (Харриет Уолтер) отлучилась по своим делам, забрав слуг, Маргарита осталась одна и ей нанес неожиданный визит Ле Гри? Правду знают только двое, но поскольку истцом на процессе выступает муж (потому что изнасилование — это покушение не на саму женщину, а на собственность ее супруга, объясняет обвиняемому юрист), то первым слово предоставляется ему. Перед свидетелями-зрителями сменяются три главы, три версии событий: правда согласно Жану де Карружу, согласно Жаку Ле Гри, согласно Маргарите де Тибувиль. Однако детективной интриги и двусмысленности в духе «Расёмона» не будет. Ридли Скотт, никогда не отличавшийся тонкостью художественных методов, прямолинеен и тут: в названии главы, посвященной Маргарите, ее имя медленно тает, на экране остается только простое «правда».

В этом финальном отрезке внимание авторов смещается с того, кто прав, а кто виноват, на то, через что приходится пройти женщине, отважившейся рассказать о насилии. Быстро находятся «подруги», готовые подтвердить, что она находила насильника красавцем, а значит, была не против; умудренные женщины, считающие, что вообще не стоит никому рассказывать о таком рутинном происшествии — отряхнулась и живи дальше; «эксперты» — все, естественно, мужчины,— с умным видом рассуждающие о том, от чего женщина получает удовольствие, а от чего нет. И никакие платья, кольчуги, нелепые прически (меньше всех повезло Деймону и Аффлеку) и даже сама последняя дуэль, впечатляюще снятая во всех кровавых и грязных подробностях, уже не могут отвлечь от удручающей мысли, что за последние шестьсот лет в этом вопросе почти ничего не изменилось.