Мигранты с Ближнего Востока больше недели жили в стихийном лагере в лесу на польско-белорусской границе. «Ъ» спросил у известных россиян, на каких условиях они готовы принять у себя людей, оказавшихся в тяжелой ситуации.
Евгений Минченко, президент коммуникационного холдинга «Минченко консалтинг»:
Фото: Александр Миридонов, Коммерсантъ
— Я не готов пускать к себе в дом постороннего человека — количество рисков неописуемо и непредсказуемо. И потом у нас нет такой практики, что очередь из беженцев ждет, чтобы разместиться в квартирах граждан России. Если это делать, то надо централизованно, выстраивая инфраструктуру.
Елена Ханга, теле-, радиоведущая:
Фото: Анатолий Жданов, Коммерсантъ
— Не исключено, что я бы приютила ребенка, привезенного из какого-нибудь охваченного войной региона Африки или еще откуда. Как это было уже в нашей истории, когда во времена СССР привозили испанских детей и их забирали в наши семьи.
Но решиться на то, чтобы в моем доме появились взрослые тети или дяди призывного возраста с непонятной историей — это вряд ли!
Максим Шевченко, политолог:
Фото: Дмитрий Духанин, Коммерсантъ
— Я бы мог впустить в свою жизнь человека, если бы влюбился в беженку и женился на ней или крепко подружился с беженцем. Но просто так приютить — нет. Разве что на какое-то время, если человек нуждается в конкретной помощи.
В моей жизни был случай, когда я подобрал в снегу пьяного замерзающего армянского художника. Помог ему отогреться, прийти в себя. Но все равно спасти не смог — тот вскоре умер от наркотиков.
Это нормально помогать людям в беде всем по-разному: ребенку нужна одна помощь, преступнику — другая.
Эдгард Запашный, гендиректор Большого Московского цирка:
Фото: Анатолий Жданов, Коммерсантъ
— Впустить в дом беженца и сказать «делай все, что хочешь, потому что ты несчастный» я не готов. Так можно и на свою семью беду навлечь.
Если люди действительно пережили войну, разруху, голод и вынуждены спасаться, мы, как цивилизованные представители обязаны помогать. Если в моей жизни сложится такая ситуация, я помогу. Но изначально не пущу в свою жизнь того, кого не знаю. Помочь обустроиться, найти работу, убедившись в том, что он не твой пожизненный нахлебник и готов работать над собой, принять наш образ жизни, развиваться — на это я готов. Не более.
Евгений Сатановский, президент Института Ближнего Востока:
Фото: Вячеслав Прокофьев, Коммерсантъ
— Смотря кого. Не забывайте, что я — еврей. Мы все были беженцами. У меня родственники жили на оккупированных территориях, поэтому у нас большой опыт в этом вопросе.
В нынешней же ситуации болтуны на Западе сводят все к общим словам. Меркель это или кто-то еще, все они всегда всех гребли под общую гребенку. В свое время они людей, в первую очередь евреев, которые хотели стать такими же, как они, извели. Теперь же наприглашали к себе таких, которые не хотят быть им подобными, а просто желают пожить за их счет. Таких бы я не приютил.
Людей же достойных я всегда бы принял, и мне совершенно плевать, к какой этнической или иной группе они принадлежат.
Илья Варламов, видеоблогер:
Фото: Антон Белицкий, Коммерсантъ
— Мне физически некуда было бы их разместить, я не бываю в Москве. Но даже если бы у меня и была квартира, я бы не принял. Потому что никакой пользы для беженца от этого не будет. Это вопрос из разряда «дать человеку удочку или рыбу».
Я плачу налоги для того, чтобы государство решало вопрос с беженцами. И это далеко не вопрос крыши над головой. Если я приму, то тем самым, возможно, сделаю только хуже: спровоцирую совершенно ненужные конфликты как внутри своей семьи, так и внутри сообщества, где я живу.
Георгий Бовт, политолог, журналист:
Фото: Геннадий Гуляев, Коммерсантъ
— Незнакомого человека я не взял бы. Если бы речь шла о родственнике или знакомом, то помог бы в частном случае при отсутствии у него других возможностей.
В современном мире не приняты такие формы помощи даже в самых толерантных и политкорректных странах. Во-первых, есть государство, которое проводит определенную политику. Если принимается решение на госуровне о том, что беженцы принимаются страной, значит она несет за это ответственность.
Во-вторых, есть понятие частной жизни. Ради чего люди должны жертвовать собственным благополучием, если это не их родные, близкие?
Вячеслав Лысаков, бывший депутат Госдумы:
Фото: Дмитрий Лебедев, Коммерсантъ
— Первого встречного, наверное, нет. Но придумал бы способ помочь.
В своем подмосковном доме я не побоялся сделать регистрацию для честной и трудолюбивой семьи из Узбекистана, чтобы она могла после многолетних мытарств получить вид на жительство. Глава семьи — инвалид. Он может полноценно работать только одной рукой, но берется за любую работу и делает ее так, что в поселке к нему в очередь записываются. А их пятнадцатилетняя дочка заняла первое место по области на олимпиаде по русскому языку.
Вот такие работящие и образованные беженцы нашей стране и нужны. Невозможно всех приютить. Лучше так поддержать, что человек сам преодолеет непростую ситуацию.
Сложнее помочь тяжелобольным, детям: раньше было проще — с депутатской зарплатой. С пенсией так не разбежишься.
Мария Арбатова, писатель, общественный деятель:
Фото: Александр Коряков, Коммерсантъ
— Я плачу налоги, чтобы безопасность и приют беженцев гарантировало государство. Но, если бы оно принципиально игнорировало эту тему и беженцу грозила бы смерть от холода и голода, я, конечно бы, приютила.
Моя бабушка дважды была беженкой. Первый раз во время Первой мировой войны, когда немцы вошли в Польшу и ее семья уехала в Россию. Второй раз, когда немцы подходили к Москве и семья была эвакуирована в Казахстан.
С одной стороны, отвратительно, что Лукашенко использует мигрантов как политический инструмент против санкций. С другой стороны, отвратителен двойной стандарт. Я наблюдаю людоедское отношение к беженцам с обеих сторон границы. На наших глазах, по сути, повторяется история «Сент-Луиса» — судна, на котором евреи пытались спастись от нацистов, но Куба и Америка не желали их принимать.