Столетний юбилей Государственного академического театра имени Евгения Вахтангова отметили двумя событиями: громкой премьерой и «днем тишины». О том, каким странным маршрутом шла история одного из самых известных театров страны, размышляет Ольга Федянина.
Даже слуг просцениума в вахтанговской «Принцессе Турандот» играли корифеи (в версии 1963 года — Николай Гриценко, Юрий Яковлев, Михаил Ульянов, Эрнст Зорин)
Фото: РИА Новости
Даже слуг просцениума в вахтанговской «Принцессе Турандот» играли корифеи (в версии 1963 года — Николай Гриценко, Юрий Яковлев, Михаил Ульянов, Эрнст Зорин)
Фото: РИА Новости
Перед самым юбилеем состоялась премьера Римаса Туминаса: худрук вахтанговцев выпустил пятичасовую версию «Войны и мира», буквально обрушившую на театр лавину восторга публики, критики, социальных сетей. В саму же юбилейную дату в театре устроили «день тишины», а на самом деле — день открытых дверей. Зрители получили возможность встретиться с актерами, совершить экскурсию по закулисью — и оказаться в пустом зале, где раздавались голоса легендарных вахтанговцев всех поколений.
Юбилейный вечер, возвращавший имена и голоса, напомнил и еще об одном: век Вахтанговского театра — это столетняя история одной из самых странных российских театральных институций. О чем ввиду ее сегодняшней стабильности, успешности и респектабельности можно случайно и забыть.
Фото: Коммерсантъ / Иван Водопьянов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Иван Водопьянов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Иван Водопьянов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Иван Водопьянов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Иван Водопьянов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Иван Водопьянов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Иван Водопьянов / купить фото
В сознании большей части публики у Вахтанговского театра есть свой собственный «миф основания» — миф «Принцессы Турандот», спектакля-праздника, апеллирующего к миру комедии дель арте. На самом деле миф этот двойственный, горько-сладкий. Горечь здесь от судьбы создателя — «Турандот» стала последним спектаклем Вахтангова, репетировал он, уже будучи смертельно больным, и ушел из жизни через несколько месяцев после премьеры, 39 лет от роду. Фигура обреченного художника, создающего остроумную феерию, стала своего рода символической, а сам спектакль, пережив два возобновления, оставался в афише театра до 2006 года и уступил по долгожительству разве что другой московской легенде, мхатовской «Синей птице».
При этом стоит напомнить, что спектаклем открытия 13 ноября 1921 года была вовсе не «Турандот», а мистический трагифарс «Чудо святого Антония» по пьесе того же Метерлинка, и ученик Станиславского Евгений Вахтангов если кем и не был, так это увеселителем широких народных масс.
Новому делу было проще погибнуть, чем выжить: едва открывшись, театр потерял своего главного идеолога и основателя — но не исчез, не распался, не разбежался. Не исчез и тогда, когда для этого появились более грозные основания — сталинско-рапповский поворот конца 1920-х очень эффективно истребил все очаги крамольного «формализма» в искусстве. Более того, Вахтанговский стал своего рода допущенной альтернативой общетеатральной эстетике «под МХАТ». Здесь не требовали первым делом официально утвержденного жизнеподобия, не растворяли сюжет в психологии, здесь умели — и учили — выражать характер в жесте и в линии, в броской детали, в запоминающейся интонации. Здесь хоть и соблюдали все правила идеологического этикета, хоть и клялись в верности реализму и социализму, но зато позволяли играть. История Вахтанговского театра — это история непобедимости игры и любви к игре. Эта игра совсем не обязательно и вовсе не всегда была исполнена хорошего вкуса, глубины или оригинальности — но продолжала жить даже там, где ей, казалось, совсем не было места: в советских производственных пьесах, военных и революционных драмах.
У этой игры в лучших ее проявлениях сохранялось важное свойство — она не была сольно-премьерской, а оставалась семейно-общей. Единицей измерения оставался спектакль, а не отдельная роль, пусть даже блистательная. Театр как семья, спектакль как общее дело: возможно, это было главное (и последнее), что связывало вахтанговцев второго, третьего, четвертого поколения с театральной этикой Евгения Вахтангова и с праотцами-художественниками. И это была семья прежде всего актерская.
Актеров Вахтанговский театр воспитывал, собирал и привязывал к себе, режиссеров легко отпускал и раздаривал. Юрий Завадский, Алексей Попов, Николай Акимов, Николай Охлопков, Юрий Любимов начинали на вахтанговской сцене, но главными режиссерами становились в других театрах. В более позднее время здесь ставили (и иногда очень удачно) Петр Фоменко и Роман Виктюк — но вряд ли их можно назвать вахтанговцами. Вахтанговцы — это в первую очередь плеяда грандиозных актерских биографий эпической продолжительности. Цецилия Мансурова и Анна Орочко, Владимир Этуш и Николай Гриценко, Юрий Яковлев и Михаил Ульянов играли на этой сцене от 40 до 60 с лишним лет! В сегодняшнюю труппу входят и Юлия Борисова, и Людмила Максакова — в вахтанговском столетии их личный актерский стаж занимает больше половины.
Переломный момент наступил тогда, когда времена изменились — а пресловутая «игровая стихия» стала своего рода общим местом. Казалось, что театр с сильной труппой, но без сильной режиссерской руки обречен превратиться в чисто коммерческую антрепризу.
Перемену обозначили приход Римаса Туминаса в 2007 году и, чуть позже, назначение Кирилла Крока на пост директора. Туминас — первый режиссер, который надолго и прочно возглавил Вахтанговский театр, не будучи его же собственным «выпускником», режиссер с долгой и яркой довахтанговской биографией. При Туминасе и Кроке выяснилось, что концептуальный и метафорический театр совершенно не обязательно является антонимом театра актерского. И главное — что это не является препятствием для кассового успеха и вообще успеха у публики. Насколько эта перемена устойчива, узнаем во втором столетии: не так давно Римас Туминас, оставшись худруком, передал обязанности главного режиссера еще одному знаменитому «пришельцу», Юрию Бутусову.