Франция по инициативе президента Эмманюэля Макрона передала Бенину часть экспонатов Музея традиционного искусства на набережной Бранли. Торжества отгремели, но в итоге не доволен никто: африканцы считают, что им мало отдали, французы — что отдали зря. Рассказывает корреспондент “Ъ” во Франции Алексей Тарханов.
Перед дверями королевского дворца президенту Эмманюэлю Макрону указали путь к реституции
Фото: Reuters
Перед дверями королевского дворца президенту Эмманюэлю Макрону указали путь к реституции
Фото: Reuters
По французскому телевидению показывают бенинский город Котону. Толпа радостно встречает грузовики с экспонатами, которые еще недавно принадлежали парижскому музею Бранли. Французы распрощались с ними на выставке. После ее закрытия вещи упаковали в контейнеры и отправили в Бенин, некогда Дагомею, бывшую колонию в составе Французской Западной Африки. В Париж за ними прилетел сам президент страны Патрис Талон, выступив по этому поводу вместе с президентом Макроном на ступенях Елисейского дворца.
Рукопожатием президенты подкрепили давно заключенный договор. В 2016 году Бенин первым из африканских стран обратился к Франции с требованием вернуть «украденные сокровища». Сначала последовал отказ, но неожиданно в 2017 году, посещая Буркина-Фасо, только что избранный президент Эмманюэль Макрон пообещал африканским странам заняться судьбой их культурных ценностей. «Я хочу, чтобы в течение пяти лет были созданы условия для временной или окончательной реституции африканского наследия в Африке»,— сказал он тогда.
Сейчас Бенин получил предметы из так называемой коллекции Доддса. Генерал Альфред Амеде Доддс командовал колониальными войсками во время Второй франко-дагомейской войны и привез в метрополию помимо прочих трофеев предметы из дворца короля Беханзина — скульптуры, трон, богато украшенные дворцовые двери, захваченные в 1892 году во время штурма королевской столицы, Абомея. Солдаты Доддса, как считалось, эти вещи спасли: вынужденный бежать из столицы, Беханзин предал ее огню.
Дворцовые украшения отсутствовали на родине 129 лет. Власти Бенина не стали ждать 130-летия и привезли их обратно. Любопытно, что об их возвращении говорили давно, но только выставка заставила многих заинтересоваться скульптурами, изображающими людей-рыб, людей-животных, деревянной мебелью, панелями и дверями. Музей Бранли не пользуется такой популярностью, как Орсэ и тем более Лувр.
Комментарии оказались разными, но в целом публика согласилась, что эти произведения имеют куда большую ценность для народа, их создавшего, чем для Франции, и без того богатой музеями. Однако это не означало, что с возвращением коллекции в Бенин были согласны все. Недаром намерению Эмманюэля Макрона активно сопротивлялась верхняя палата парламента — Сенат, который должен был одобрить решение о реституции. И только большинство в нижней палате, Национальном собрании, позволило президенту настоять на своем.
Юристы заговорили о том, что открыт «ящик Пандоры». Если ради внешнеполитических целей президент может взять то, что более ста лет принадлежит французскому музейному фонду, по закону неотчуждаемому, и отдать партнерам, никто не знает, чем это обернется дальше. Не будут ли каждый раз в угоду сиюминутным интересам приноситься в жертву правила, лежавшие в основе музейного и государственного права?
Идея того, что надо зафиксировать статус-кво и договориться об определенном порядке вещей, касается ли это госграниц или культурного наследия, господствовала ранее в общественном сознании и в межгосударственных отношениях. Теперь поставлен под сомнение сам принцип неделимости музейных собраний, основа существования так называемых универсальных, всемирных музеев, объединяющих произведения разных времен и культур, вроде французского Лувра или российского Эрмитажа.
Общественное мнение разделилось. Понятно, что французские потомки бывших жителей колониальной империи выражают бурную радость. Но скептики опасаются, что возвращаемые из музеев в Африку вещи — тут речь идет не о конкретной коллекции — окажутся в руках перекупщиков, нестабильность на континенте может угрожать их безопасности. Другие говорят, что в Бенине нет музеев, которые могли бы принять и хранить произведения искусства. Это действительно так, на месте обещанной стройки еще даже не вырыт котлован. Но на это сторонники реституции отвечают, что музеи — западная игрушка, а в Африке возможно совершенно иное использование музейных предметов: в религиозных целях, в семейном быту — в конце концов, эти вещи украдены не из музея, а из частного дома короля. Словом, отдайте, что взяли, и не ваше дело, что с этим потом произойдет.
Как и можно было ожидать, действия французского правительства не устроили никого. Одни обижены, что музейные экспонаты отдали, другие возмущены, что отдано не все. Но и те и другие считают, что это лишь начало великого музейного передела.
Выступая перед камерами, Патрис Талон поблагодарил Эмманюэля Макрона «за храбрость», которая позволила «разрушить табу реституции», и тут же перечислил новые вещи, которые Бенин хотел бы получить в ближайшее время. Одно следует из другого. Если вещи попали в чужие музеи, как теперь обнаружилось, несправедливым путем, их возвращение справедливо. Если их не отдают добром, почему бы не настаивать или даже не вернуть их силой. Так начинались многие, совсем не музейные, конфликты.