автомобиль/зверь
"Мне там нечего делать. Я не любитель пейзажей и не курю. Если я замечу крысу, то вы из-за меня не станете причаливать к берегу, а если я задремлю, вы еще, чего доброго, натворите глупостей и вывалите меня за борт". У фокстерьера Монморанси были веские причины протестовать против речного вояжа Гарриса, Джорджа и Джея.
Пожалуй, самые трогательные дорожные знаки связаны именно с животными. Вот здесь, под деревней Курдюкино, дорогу переходит стадо. На это указывает специальный дорожный знак. А дальше, в Рогачах, через трассу проходит тропа диких животных — о встрече с ними предупреждает красный треугольник с оленем в центре. Эти замечательные знаки напоминают, что на дороге встречаются не только гаишники.
Есть и другой квазидорожный знак, который используют молодые родители. На заднее стекло они приклеивают треугольник, на котором изображено раскинувшееся дитя с хохолком на голове. Надпись предупреждает: "В машине ребенок!" И ни разу мне не встретилась надпись "В машине собака!" (с комментарием — "За покусы автовладелец ответственности не несет"). Это неправильно, что нет такого знака. Потому что собака в машине не просто "очень беспокойный пассажир". Это не пытливая теща и не внимательная к внучке бабушка. Это животное в лучшем смысле этого слова. И на дороге могут проявиться инстинкты животного — лучшие и худшие. И автовладельцы, которые едут рядом с вами, должны быть непременно предупреждены об этом.
Собака, которая путешествует в машине первый раз,— это бомба. Причем немедленного действия и ураганной силы. Был случай, когда мне пришлось вести моего английского бульдога Бакса (он же Буслик или Бася) на дачу.
Бакса (это молодой пес, на человеческий возраст ему около 13 лет, а на собачий — 2 года) интересует весь мир. До известных, конечно, пределов, до тех, куда можно дойти на своих четырех. А куда нельзя дойти на четырех, то для Бакса уже и не мир, а собачье трансцендентное, сфера, откуда в дом приходят на своих двоих хозяева. Но Бакс все же любопытен — по-детски. А потому в принципе готов к путешествиям. Он вовсе не английский старпер Монморанси, фокстерьер, который был против сразу.
Бакс подарил мне самый экстремальный тест-драйв в моей жизни. Бакс, как почти любая собака, чуткое существо. Его нежная душа уже на рассвете перед поездкой учуяла недоброе. "Что-то должно случиться",— Бакс понял это. Перестал спать и, если бы был мужчиной-человеком, нервно курил бы в углу. Или полез бы в буфет за водкой. Утреннюю порцию еды даже не обнюхал. На призыв "Гулять!" скрылся в туалете. Мне все же удалось зацепить его поводком: до гаража Бакс волочился тряпкой на четырех ногах. И после серии пинков стих на заднем сиденье.
Peugeot мчится, а Бакс молчит, намертво привязанный поводком к ручке окна. Какой умный пес. Как мне повезло. "Какой же ты молодец, Бася",— говорю. И понимаю: шокированный незнакомыми обстоятельствами Бася молчит, потому что не знает, что я здесь. Я же молчу. А теперь он узнал, что я еду с ним: окрыленный новым знанием, Бася выскакивает из ошейника и напрыгивает на мою голову сзади. Передние лапы он кладет мне на затылок, а задними мощно упирается о сиденье. Другой бы подло на чехлы нассал, а этот только на голову сел.
Едем, торопимся. Бакс тарабанит когтями по моей голове, как пианист Николай Петров по клавиатуре. Отцепить пса нет никакой возможности. У светофора я снимаю Бакса с головы. Ору. Кидаю ему в пасть резинового музыкального зайца. Станцевав на зайце, Бакс вновь берет несколько аккордов на моей голове, за что получает по башке пластмассовой бутылкой. Бакс безмерно счастлив такой игре. Он был готов служить и уже придумал как. Он будет отвечать за хозяйство. Он приберется.
Бакс решил начать уборку с упражнений с тростью-зонтом, сломанной антенной и старой насадкой от бампера (все эти предметы хранятся на заднем сиденье). Для затравки он трижды стукнул меня зонтом по голове и перекусил антенну. В антракте насадкой от бампера Бакс чуть было не высадил заднее стекло. Потом он начал вертеться юлой, осыпая рыжей шерстью сиденье. Потом утомился и стал смотреть в окно, причем смотрел он вперед, через лобовое стекло. И вот тогда Бакс превратился в классическую "собаку в машине", такую можно увидеть в романтичном кинофильме — умную, послушную и преданную.
Бакс относится к типу псов-холериков, эдаких молодых революционеров в посудной лавке. Если бы Бакс был человеком, то его девиз звучал бы так: "Мама — анархия! Папа — стакан портвейна!" А потом, как писал Зощенко, владимирская больница, смоленское кладбище. Возить такого пса в машине опаснее всего.
Есть псы-флегматики, обычно это большие длиннотелые собаки с висящим, метущим улицу хвостом. Они тупо смотрят в окно и не удивляются за этим окном ничему. В них словно вселился дух Радищева, и путешествие из Петербурга в Москву они переносят на раз-два. Флегматики путешествуют без косточки, подстилки и игрушек. Их девиз: "Хоть тушкой, хоть чучелом, а ехать, Фима, надо". Были в советскую эпоху такие люди, похожие на собак-флегматиков. Их называли "командировочные".
Поджарых и лохматых сангвиников (обычно это собачки средних и маленьких размеров) знающие собаководы запаковывают в переноску. В переноску кусаки залезают с истерикой, справедливо считая ее тюрьмой. А без заточения жучки карабкаются на голову и залезают на коробку передач. Их девиз: "Жизнь дается один раз, и надо все успеть". Собаки-сангвиники — это неугомонные Федоры Конюховы.
Особенно неугомонны в сангвиническом типе сучки. О душераздирающих примерах нам рассказывают московские светские дамы, которые носят своих собачек почти что в бюстгальтерах, мехом, как говорится, ближе к телу. У кого-то сбежавшая из бюстгальтера собачка тайно перегрызла ручку сумки Prada (такой подвиг и за Баксом числится). У кого-то любимица съела пудру, кому-то лужу на шарфике Pucci организовала — разводы от этой лужи вовек не смоешь, несмотря на загогулистую фирменную раскраску jet set от маркиза Пуччи. Но это отдельные светские происшествия, встречающиеся в высоких кругах и не составляющие всенародной собачьей картины.
Есть очень распространенный тип собаки-меланхолика. Эта сразу принимает кинематографическую позу, чем вызывает восхищение у окружающих. Собака-меланхолик делает вид, что любит дорогу, и честно смотрит в окно. В глазах у нее — большая дума (что отличает ее от бездумной собаки-флегматика). "Истина есть путь",— говорят эти черные собачьи глаза. Такими глазами смотрел на мир автор сентенции Кьеркегор, когда от него убежала невеста и он от отчаяния катался на омнибусах по всему Копенгагену.
Что бы там ни говорили гуманисты, автомобиль разъединяет человека и собаку. Автомобиль ведь тоже в какой-то мере "друг человека". Автомобиль, собака, хозяин — это любовный треугольник, в котором собака является лицом пострадавшим, слабым звеном, третьим лишним, выбывающим в итоге из игры.
Не надо думать, что вашей собаке нравится ваш новый Bentley, если она до сих пор не надула на кожаную обивку сидений, заказанную у Louis Vuitton. Ваша собака добра, она добрее вас, пытающегося с ветерком умчать ее в "Лесные дали". Не путайте собаку с дамой сердца, которую вы туда и катайте. Ваша собака добра, только потому и не написала.
Екатерина Истомина