В конце октября на санкт-петербургском канале «78» прошел показ фильма «Уездный город N», центральный персонаж которого — вышедший в тираж рок-музыкант Джонни. Его прообраз — лидер группы «Зоопарк» Майк Науменко, а снял фильм по собственному сценарию участник первого состава группы «Кино» Алексей Рыбин. Борис Барабанов встретился с исполнителем главной роли, музыкантом бит-квартета «Секрет» Николаем Фоменко и расспросил его о том, каким при жизни был Майк и из чего складывался образ Джонни.
Музыкант Николай Фоменко
Фото: Александр Казаков, Коммерсантъ
Музыкант Николай Фоменко
Фото: Александр Казаков, Коммерсантъ
— Ближе к финалу фильма есть сцена, где вашего героя Джонни его бывший товарищ по группе уговаривает принять участие в ретро-фестивале и говорит: «Найдется провинциальный мудозвон, который про тебя кино снимет, и ты там будешь кастрированным пай-мальчиком с гитаркой». Понятно, что здесь отсылка к Гоголю, но больше все же, наверное, к «Лету» Кирилла Серебренникова.
— Режиссер и сценарист фильма Алексей Рыбин хотел эту реплику из финального варианта убрать. Но я настоял на том, чтобы ее оставить. Это не наезд. Просто тогда, в конце 1970-х — начале 1980-х, мы на самом деле так разговаривали.
Мы были искренни в этом.
Мы, ленинградцы, не были похожи на всех остальных.
— Вы понимаете, что к этой фразе все привяжутся и будут считать фильм «ответом “Лету”», будут говорить, что питерские комплексуют насчет этого фильма?
— Да мы клали с прибором! Понимаете, ребята, которые слушают сегодня песню «Кино» «Хочу перемен», даже примерно не могут понять, о чем эта песня. В ней была ирония в адрес тех, кто сидит и чего-то ждет. А у нас сейчас все 140 миллионов — ждуны. И я среди них, я тоже человек, который просрал перестройку. Да ради бога… Как говорила моя бабушка, мужик ругал царя, а царь и не знал. Послушайте, я же не берусь снимать фильм «Ростов-папа».
Кирилл — талантливый маркетинговый человек. Его высказывания очень точны, он чувствует время.
Я одним из первых посмотрел «Пластилин» и снимался в его первой московской телепрограмме. Я вам больше скажу: практически в первый раз песня Майка «Лето» прозвучала под аккомпанемент «Секрета», мы играли ее как «Do You Want to Know a Secret» The Beatles. Сегодня наша питерская энергия ушла в пол. В фильме «Лето» прекрасная романтичная атмосфера, в этом есть доля правды. Но она ничего общего не имеет с нашим временем. И это время надо было прожить в Ленинграде. Ростовчане или свердловчане проживали его по-другому. Наш фильм вообще о другом. У нас получился тяжелый разговор о том, что, если ты личность и тебе больно, для тебя нет места, будь это СССР, Англия или Америка.
— Кирилл Серебренников использовал в своем фильме много ярких театральных приемов, хочется сказать «хештегов»: Рома Зверь в роли Майка, Брежнев на стене дома, в трамвае все поют Игги Попа. А в вашем фильме все очень ровно. Все в разговорах, все в квартирах, практически нет масштабных концертных номеров.
— Еще два концертных номера мы постараемся снять, если появится дополнительный бюджет. То, что показали на канале «78»,— это не окончательная версия фильма. И еще я хотел бы на финальные титры поставить песню «Гопники». В ее припеве — «Это гопники, они мешают мне жить» — то, с чем мы, ленинградцы, родились и с чем мы умрем. Но даже если бы у нас был большой бюджет, мы в целом не стали бы выходить за рамки той стилистики, о которой вы говорите. Потому что именно так все сидели и так разговаривали. Репетировали на простых гитарах, без усиления. Дали бы просто кастрюлю — мы бы и на кастрюле сыграли. Это были, можно сказать, времена скиффл.
— Через фильм красной нитью проходит мысль о том, что Майка в целом все устраивало. Понятно, что прообраз американского журналиста из вашего фильма — это Джоанна Стингрей. И Майк в разговоре с этим журналистом отказывается ехать в Америку. «Оставьте в покое мою страну», «Я курю “Беломор”», все реплики про свободу — не сложится ли у зрителя впечатление, что СССР был прекрасной страной, где музыканту в принципе было весело и комфортно? Было ведь и опасно.
— Ну а какие примеры опасности мы назовем? То, что Алексея Романова из группы «Воскресение» посадили за левый концерт? Это была образцово-показательная порка. Она была не случайной. В отличие от сегодняшнего времени, в СССР не сажали просто так. В 1937-м — сажали, а после 1953-го — нет, все было серьезно.
Тебе могли не давать концертировать, если ты призывал свергать строй. Но иносказательность — она только приветствовалась.
Посмотрите хотя бы на советский театр — это сплошной эзопов язык, начиная со спектакля «Так победим». Вы правы, в нашей картине нет ни слова о том, как было трудно в СССР. Это разговор о том, что поэт во все времена не может найти себе применение. Он хочет вдохнуть двести литров воздуха, а получается только пять.
— Но Майк отказывался от соблазнов и тогда, когда двери открылись, и стало многое можно, безо всякой иносказательности. Может быть, он просто боялся и прятался от этих вызовов, сидя у телевизора в своей коммуналке?
— В этот период, в 1985-1987 году, когда Майк впервые оказался в хорошей студии, и появилась возможность качественно записываться и делать очень разные аранжировки для песен, он вдруг понял, что к профессиональной студийной работе не готов. Он понял, что все его любимые парни, Марк Болан, Лу Рид, Мик Джаггер, в какой-то момент встали на рельсы — выучили ноты, научились точно интонировать, разобрались в студийной работе, при этом не предавая себя. Это адская работа, и он понял, что не справится с ней. Помню, как «Секрет» впервые выступал в Москве на разогреве у Майка.
Он тогда приехал вообще без группы, с одной электрогитарой.
И звучало это хуже Клячкина. Но зато какая была подача! Состояние настоящей звезды! Мы у него этому научились. А потом, когда эти самые двери открылись, для него стал теряться смысл того, чем он занимался. Незадолго до смерти Майка «Секрет» оказался одновременно с «Зоопарком» на гастролях в Харькове, и мы пришли к ним на концерт. Майк уже не всегда вспоминал слова и музыку, но главное — не было сил, задора, смысла. Хотя казалось бы — самое время развернуться!
— Может быть, и пил он от этого?
— Наверное. Он просто понял, что не готов быть артистом. Понимаете, мой сокурсник Андрей Панов, он же Свин из группы «Автоматические удовлетворители», был больший артист, чем Майк. Майк так «заземлился» к концу жизни не потому, что бухал, а потому, что понял, что ему не пишется на фоне того вала информации, который на всех обрушился в конце 1980-х.
Он пил, но мог собраться и съездить на гастроли, к тому же шли авторские, во многом — от группы «Секрет», которая исполняла его песни.
В СССР на авторские можно было жить. А вот писать ему становилось все тяжелее.
— Ваш персонаж Джонни — это Майк? Или все же некий Поэт, постепенно распадающийся на молекулы?
— Наш фильм — не байопик. Майк успел сделать очень мало, он промелькнул, как комета, и все. Так что мой персонаж — это Поэт. «Городской Есенин», как я его называю. По факту он покончил с собой.