Тотальная деинсталляция

«На всякого мудреца» Константина Богомолова в Театре наций

В Театре наций вышел спектакль «На всякого мудреца» с подзаголовком «Все, что осталось от Островского после встречи с Богомоловым». Что именно осталось от великой сатирической пьесы, разбиралась Алла Шендерова.

Автор Telegram-канала «Лейся, говно» Глумов (Кирилл Власов) просит покровительства бизнесмена Мамаева (Александр Семчев)

Автор Telegram-канала «Лейся, говно» Глумов (Кирилл Власов) просит покровительства бизнесмена Мамаева (Александр Семчев)

Фото: Ира Полярная / Театр Наций

Автор Telegram-канала «Лейся, говно» Глумов (Кирилл Власов) просит покровительства бизнесмена Мамаева (Александр Семчев)

Фото: Ира Полярная / Театр Наций

Константин Богомолов любит выстебывать современное искусство, но, если взять определение тотальной инсталляции («пространственная экспозиция, созданная из различных готовых материалов и форм») и добавить к ней живых людей (актеры у него все чаще неотличимы от перформеров), получится то, что он делает в «На всякого мудреца». Зрительный зал у него не только поле для игры актеров, но действующее лицо. Бегая по проходам, режиссер дирижирует зрителями, заставляя их петь «Как здорово, что все мы здесь…». Петь приходится в третьем акте, когда некая Зоя Борисовна (артист Евгений Перевалов в белом парике) приходит на похороны исполнительницы бардовской песни, старой московской интеллигентки, дочери советского поэта Радика Хачиева и мамы Егора Глумова (эти ипостаси героини блистательно соединяет Сергей Епишев). Мама была атеисткой, и отпеть ее должен бард. Вечно молодой Олег Митяев (Вячеслав Чепурченко) скачет по залу с гитарой, окончательно сбивая публику с толку: кого хоронят — нас или Глумову. Та, умерев, слезла со сцены и пристроилась в партере, отпуская замечания по поводу плохой игры сына (на самом деле Кирилл Власов в роли Глумова очень хорош).

«Это капустник,— скажете вы,— продолжение тех ревю, что раньше устраивали Богомолов с Епишевым на вручении премии "Гвоздь сезона" в СТД». Конечно, это он, но капустник стал тотальным. Достается всем: палачам и жертвам, бардам и блогерам, ЛГБТ-сообществу, активистам, украинцам, новой и старой элите, Чехову, Островскому и Достоевскому, чьи тексты включены в ткань спектакля и, как подсказывают титры, «звучат в изуродованном виде».

От «Кармен», поставленной в прошлом сезоне в Пермской опере, где тоже не осталось необиженных, эта премьера отличается тем, что Богомолов наконец превратил в объект пародии себя. В «На всякого мудреца» он заискивает перед важным чиновником Крутицким (Виктор Вержбицкий), приглашая его по телефону в театр: «Без вашего совета я премьеры не выпущу! А куда билеты прислать? На Лубянку?» — голос в фонограмме дрожит от избытка елея. В другом составе Крутицкого играет сам Богомолов — в строгом костюме он выглядит идеальным чекистом нового призыва, и тут есть о чем подумать.

Декорации Ларисы Ломакиной — интерьер кирпичной мансарды — переменой света превращаются в приемную Крутицкого, тюремный изолятор, кабинет Мамаевой в Белом доме (пароль при входе — «Мутабор»), но чаще всего титры определяют место действия как «старая, вонючая квартира на Малой Бронной». Там, напомню, обитают не только Глумовы, но и сам режиссер, вот уже третий сезон ремонтирующий Театр на Бронной.

И чем больше мелькает в титрах слово «вонючая», тем больше думаешь про «баньку с пауками», куда боялся попасть после смерти Свидригайлов и куда Богомолов (чей главный автор, конечно, Достоевский) безжалостно селит себя и своих героев. Эту кару у него заслужили все. Глумов-сын корпит над постом для Telegram-канала «Лейся, говно» и вспоминает, как в юности работал на «Славу Суркова», его возвышенная мама поет под гитару, не забыв назвать опоздавшего к сыну врача «жидовской мордой». Вице-премьер Мамаева (Наталья Щукина) обожает искусство и цитирует Курентзиса вперемешку с Гитлером, приписывая последнему фразу «Мир спасет красота».

Временами спектакль кажется элитным корпоративом или выходкой юродивого: со сцены прохаживаются ровно по тем, кто сидит в первых рядах партера. Достается не только сильным, но и тем, кого трогать не принято и нельзя. Одни зрители в ответ смеются, других тошнит, потом они меняются местами.

Эпизоды пока пригнаны неплотно, текст меняется. Новое поколение артистов вроде Даниила Чупа, которому досталась роль Курчаева (гусар и протеже Мамаева здесь стал поп-звездой и любовником своего покровителя) — что-то вроде новой инкарнации Лорда из «Идеального мужа»,— общается с залом куда более робко, чем фееричный Лорд. Ставший талисманом главных спектаклей Богомолова Игорь Миркурбанов тоже на сцене — в роли дебелой Турусиной (она здесь любовница Крутицкого) — и снова дает мастер-класс: играет всерьез, без «здрасьте, я ваша тетя», отчего картина всеобщего помрачения кажется почти трагичной.

В соцсетях спорят, зачем Богомолов обидел бардов, меж тем звучащее у него в спектакле «Каждый пишет — как он дышит» Булата Окуджавы заставляет разгоряченный зал притихнуть. Что за бесы в нас сидят? Зачем Богомолов то примеряет костюм чекиста, то мечется по залу интеллигентом-расстригой? Не в силах предложить лекарства, он предъявляет нам признаки неизлечимой болезни. И заканчивает спектакль, превращая сцену и зал в одно большое то ли кладбище, то ли лагерь. Как здорово, что все мы там сегодня собрались.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...