В конце 2021 года в издательстве «Гранат» выходит книга Александра Кравецкого «В поисках актуального прошлого». Автор книги — сотрудник Института русского языка РАН им. В. В. Виноградова, специалист по истории церковнославянского языка, редактор Большого словаря церковнославянского языка Нового времени, публикатор документов по церковной истории. Одновременно с этим Александр Кравецкий — автор популярных исторических статей, которые публиковались в «Коммерсанте» и других СМИ. Эти статьи легли в основу книги. Мы попросили автора рассказать об этом популяризаторском опыте и о том, где проходит граница между работой ученого и деятельностью популяризатора.
Ученые и журналисты пишут на разных языках, поэтому популяризация — задача, которая не имеет простого и понятного решения. И это притом, что общая структура хорошего текста — и научного, и популярного — очень близка. В обоих случаях должна присутствовать интрига, вопрос, на который дается красивый, а иногда и неожиданный ответ. А дальше начинаются различия. Ученый строит текст таким образом, чтобы читатель имел возможность повторить весь путь, который проделал исследователь, а научный журналист стремится обнажить интригу, опуская все, что отвлекает от основного сюжета. Так что не следует удивляться тому, что популярные тексты всегда будут обвинять в поверхностности, а научные — в нечитаемости и занудстве.
Это противоречие подходов мучило меня, когда я начинал писать для «Коммерсанта» популярные тексты на исторические темы. С одной стороны, я привык к научному дискурсу — обилию ссылок и оговорок, объяснению исключений и т. д. С другой — было понятно, что для «Коммерсанта» привычный мне формат абсолютно не подходит. Не знаю, хорошо или плохо, но какой-то компромиссный стиль был в конце концов придуман. Но тут оказалось, что нельзя регулярно писать для одного и того же издания по той узкой теме, которой я занимаюсь. Поэтому темы большинства очерков лежали достаточно далеко от сферы моих основных занятий. Долгое время мне казалось, что мои коммерсантовские тексты объединены лишь тем, что в процессе писания мне самому было интересно.
Когда очерков скопилось достаточно много, я с большим удивлением обнаружил, что они куда ближе друг к другу и, что самое неожиданное, куда ближе к предмету моих основных научных интересов, чем я думал раньше. Хотя, казалось бы, какое отношение к истории церковнославянского языка, которой я занимаюсь, имеет история кулинарных книг или практик грудного вскармливания. Однако связь была, и по мере сбора разрозненных текстов в книгу становилось понятным, что заметки, написанные на протяжении нескольких лет, с разных сторон и на разном материале говорят об одном и том же. А именно о том, каким образом формируются наши представления о прошлом, как появились повседневные практики и стереотипы, которые кажутся нам чем-то неизменным и само собой разумеющимся. Например, прогрессивные российские медики XIX века активно боролись против того, чтобы новорожденных детей связывали свивальником, то есть специальным ремнем. Вред такого чрезвычайно тугого пеленания вроде бы очевиден, поэтому призывы медиков вполне понятны и напрямую вытекают из их профессиональных компетенций. Но если обратиться к их текстам, то выяснится, что главным авторитетом, на который они ссылаются, является не какой-нибудь светило медицинской науки, а Жан-Жак Руссо, который боролся со свивальниками по причинам, не имеющим отношения к медицине. Для него этот предмет был символом несвободы. «Человек-гражданин,— сетует Руссо,— родится, живет и умирает в рабстве: при рождении его затягивают в свивальник, по смерти заколачивают в гроб». К медицине этот пассаж не имеет отношения, но на протяжении последующих 250 лет рекомендации Руссо не пеленать младенцев и дать им возможность свободно двигаться повторяли авторы практически всех пособий для молодых матерей. При всем уважении к Ж.-Ж. Руссо, его нельзя считать авторитетом в области физиологии или педиатрии. Однако его влияние на российских (и не только) врачей оказалось очень большим.
Еще один пример связан с нашими представлениями об исторических событиях. При словах «штурм Зимнего дворца» перед внутренним взором возникают эффектные картинки массового штурма с пушками и матросами на броневике. Эти картинки прекрасно уживаются с нашим знанием о том, что ничего подобного не было, что все эти героические картинки были придуманы художником Владимиром Серовым, автором картины «Штурм Зимнего дворца», и режиссерами Эйзенштейном, Пудовкиным, Роммом, Герасимовым и Бондарчуком, которые в своих фильмах создали образ зрелищного боя. Человеческая память устроена таким образом, что образы, созданные художниками и режиссерами, больше влияют на наши представления, чем знание того, что штурм Зимнего дворца представлял собою серию локальных стычек без общего плана и руководства.
Очерки, из которых состоит эта книга, должны показать, как из расхожих мифов, документальных свидетельств и идеологических схем формируются наши представления о прошлом. Причем показать, опираясь на самый разнообразный материал. Здесь и социальная стратификация дореволюционного российского общества, и освоение пространств — как реальных, так и мифологических, и история книжной культуры — от создания письменности до книгопечатания и орфографических реформ; здесь и вечный поиск тайных и могущественных врагов, которыми были озабочены конспирологи всех времен; здесь и практики, связанные с жизнью тела — от рождения до погребения. Весь этот материал, относящийся к разным эпохам и разным предметным областям — от истории кулинарных книг до истории мифов о всемирном заговоре — призван продемонстрировать, «из какого сора», из каких случайных идей, цитат и казусов сформировались наш быт и общественные институты, которые мы привыкли считать покоящимися на разумных и рациональных основаниях. Степень рациональности этих оснований оказывается сильно преувеличенной.
В спорах о современности и прогнозировании будущего мы часто апеллируем к опыту прошлого, к традиции. Это прошлое кажется нам надежным фундаментом, точкой отсчета, от которой можно уверенно двигаться в нужном направлении. Поэтому необходимо постоянно напоминать, на каких зыбких, а то и мифологических основаниях покоится этот фундамент. Актуальное прошлое, к которому апеллируют политики и футурологи, далеко не всегда соответствует научным данным.
М.: Гранат, 2021. Александр Кравецкий «В поисках актуального прошлого»