выставка живопись
Вчера в Петербурге открылась очередная выставка из серии "Шедевры музеев мира в Государственном Эрмитаже". На этот раз гость оказался особо важным — из Соединенных Штатов приехала "Мадонна Альба" Рафаэля, одна из самых знаменитых картин, проданных большевиками за океан в 1920-1930-е годах. За временным возвращением шедевра наблюдала КИРА Ъ-ДОЛИНИНА.
Рафаэль — художник безумных страстей. Только страстей не его собственных, а чужих — тех, кто любит его и кто ненавидит, кто ломает копья и перья, чтобы доказать величие или унылую холодность его вещей. И секрет здесь прост — каждому ли дано любить совершенство. Совершенство того рода, когда вообще без изъяна, без малейшего отклонения от идеала, женщину без единой родинки или чего-то иного, что отличало бы ее от всех других, корзину фруктов, словно нарисованных при помощи циркуля, гладко-синее небо или только что подстриженный газон, на котором ни единой травинке не оставили шанса быть хоть на сантиметр выше других. Совершенство картин Рафаэля для многих его нелюбителей именно такого рода. Однако нелюбовь не есть непризнание этого самого совершенства. А идеальность не всегда отсутствие идеи.
Идея главенствовала в искусстве Рафаэля Санти. Сам он формулировал это так: "...чтобы написать красавицу, мне надо видеть много красавиц... Но ввиду недостатка... в красивых женщинах, я пользуюсь некоторой идеей, которая приходит мне на мысль". Эта чистая идея, да к тому же идущая от человека, а не от бога, как это было раньше, впервые легла в основу изобразительного искусства, сделала творения чрезвычайно талантливого, но не особо оригинального мастера великими и питала искусство всех "классических" направлений на протяжении многих веков. Не поддавались ей лишь несколько раз: Рафаэля чтили, но мало ему подчинялись мастера маньеризма или барокко, его презирало рококо, им восхищались романтики, исподволь готовя антиклассицистическую революцию, которая закончится триумфом модернизма, в котором Рафаэль будет то сбрасываться, то подниматься на корабль современности, но который от Рафаэля возьмет прежде всего мысль о главенстве идеи над подражанием природе, а совершенством формы по-рафаэлевски будут увлекаться уж совсем особо утонченные маргиналы.
Все эти страсти вокруг Рафаэля и его места в истории искусства витали в воздухе вчерашнего вернисажа. Возвращение было нервным. Совершенство "Мадонны Альбы", картины, написанной между 1509 и 1511 годами, в самый зрелый, римский период творчества Рафаэля, картины, уже современниками записанной в главные его произведения, настолько очевидно, что эрмитажному зрителю остается либо честно отдаться власти этого идеального произведения, либо отстраняться от нее путем обсуждения исторических перипетий.
Экс-эрмитажные картины, столь удачно для американцев проданные большевиками, уже не в первый раз приезжают в Петербург. Эрмитаж уже принимал "Благовещение" ван Эйка и "Венеру перед зеркалом" Тициана, но случай с Рафаэлем оказался тяжелее. Продажа "Благовещения" лишила Россию непосредственного знания о ван Эйке. Продажа "Мадонны Альбы" лишила русскую культуру ее части — ведь "рафаэлевский миф", как никакой другой миф из истории изобразительного искусства, вошел в русскую культуру XIX-XX веков. Пушкин, Жуковский, Баратынский, Гоголь, Достоевский, Мандельштам видели Рафаэля "Мадонны Альбы" — гения чистой красоты, сотканной из рецептов всех других великих мастеров, которым Рафаэль страстно подражал, и собственного представления о совершенстве мира. После 1931 года увидеть в России этого Рафаэля было нельзя. Может быть, в значительной степени мы лишились и возможности понять строки, написанные о нем русскими гениями. Поездки по чужим собраниям и визиты Рафаэля к нам могут частично ситуацию сгладить. Но шутка, сыгранная с русской культурой ретивыми обменщиками шедевров на танки, оказалась злее, чем они могли себе предположить.