В юбилейной обойме московского Мультимедиа Арт Музея, которой он, также известный как «Дом фотографии», отмечает свое 25-летие, самой большой по объему и самой важной по смыслу стала первая посмертная ретроспектива замечательного русского художника Никиты Алексеева (1953–2021). Кругами по ней ходила и ходила обозреватель “Ъ” Кира Долинина.
Ряды «картинок» Алексеева завораживают простотой, естественностью и легкостью тона
Фото: Юрий Мартьянов, Коммерсантъ
Ряды «картинок» Алексеева завораживают простотой, естественностью и легкостью тона
Фото: Юрий Мартьянов, Коммерсантъ
Этого невероятно красивого человека с резким носом и хитрыми глазами в Москве (Париже, Греции, Японии, Италии и далее везде) очень любили. Он один как будто вместил в себя все то, что в отечественном современном искусстве последних почти 50 лет и стоило любить. Острое врожденное чувство искусства как единственного свойственного именно ему пространства; высокомерную и бесшабашную отрешенность от советского официоза; использование текста в изображении и изображения в тексте как наиболее естественного способа передачи художественной информации в перекормленном словами застойном мире; легкость и смешливость молодых хулиганов 80-х; страстное любопытство к внешнему миру, когда начали выпускать за границу; устойчивость к любым внешним схемам, будь то рынок или Союз художников; внятный разговор на многих иностранных и изобразительных языках; неравнодушное, но спокойное и философское отношение к политическим или художественным событиям сегодняшнего дня.
Он рано познакомился со старшими концептуалистами (Рубинштейн, Кабаков), входил в круг младших (Монастырский, Панитков, Макаревич). В 1982 году в своей квартире на ул. Дмитрия Ульянова основал «галерею» «апт-арта», где был и хозяином, и художником. В 1987-м женился и уехал во Францию, нашел в ней свою вторую родину («прошу положить в мои белые тапочки мои два паспорта: в левый гражданина Российской Федерации, а в правый — Французской Республики. Впрочем, можно и наоборот, я уже не обижусь»), но в 1993-м вернулся — так естественно, как будто и не уезжал. Он мог играть в группе «Среднерусская возвышенность», а мог топать километры по снегу ради акций «Коллективных действий», к которым некогда принадлежал. Но весь этот длинный список из имен и названий лишь рамка, обрамляющая главное свойство Никиты Алексеева — он был идеальным художником. Рисовать как дышать, делать «картинки» день за днем, из всего и из ничего, не давать себе спуску и любить это дело больше всего на свете.
«В будущем году, если доживу, у меня намечена выставка в МАMМ…» — написал художник в своем посте в Facebook 10 марта 2021 года. 26 марта его не стало. Выставка, по словам кураторов, сделана максимально близкой к тому, что задумал он сам. Почти 300 работ («Мне бы очень хотелось, чтобы на выставке было очень много картинок, как можно больше»), почти все из больших серий, акварели больше, чем масла. Изобразительный поток, в котором равный вес великого события имеют банановая кожура и эстетствующий редис; линия горизонта и полоски тельняшки; лимон и чемодан, розовый шлепанец и портрет приятеля, это поток времени, которое протекает сквозь нас, и только от нас зависит, заметим ли мы его, сможем ли остановиться. Простота алексеевских листов завораживает, наличие текста в них никогда не назидательно, он так же «легко» дается, и так же заставляет тебя возвращаться к нему опять и опять.
Не знаю, хотел ли этого сам Никита Алексеев, но почти равноправной составляющей выставки стали его тексты. То, что Алексеев — изумительный писатель, знали многие, начиная еще с читателей газеты «Иностранец», которую и читать-то стоило прежде всего из-за его эссе. Но в последние годы «посты», отточенные заметки-наблюдения, то ли словесная фотография, то ли песнь акына, чуть ли не каждый день появлялись у него на странице в Fаcebook, и тысячи подписчиков могли проживать с ним день за днем. Из этих постов и сделана «текстовая» часть выставки, то ли как иллюстрация к изображениям, то ли как камертон для случайного зрителя. А они вроде и ни о чем, о сиюминутном: о шоферах такси, возивших художника в магазин «Передвижник» за материалами, о мужичках, распивающих пиво на бульваре рядом с потягивающим коньячок Никитой Алексеевым, о солнечном вдруг дне, о реализме, об Афинах и японской поэзии, о «Пятерочке», в которой подслушал какое-то отчаянно прекрасное слово… «Сижу в мастерской, тюкаю очередную картинку… Тюкаю и думаю…»
У Никиты Алексеева есть книга, которая называется «Ряды памяти». Так могла бы называться и эта выставка — ряд за рядом его «картинки» создают текст силы необыкновенной. Это искусство без истерики, без надрыва, без какого-либо вообще интонационного манипулирования. Ровный текст жизни в искусстве. Редчайший дар внятного разговора с самим собой, совершенно упоительный для допущенного зрителя. Художник с ним осторожен, чуть ли не нежен, учит смотреть, видеть и читать, смотреть по сторонам, видеть красивое во всем, читать медленно. У Алексеева было несколько «предсмертных серий», в одной из них он дарил «маленькие предсмертные подарки» (2016): имбирь для Умберто Эко, дикий мандарин для Джейн Остин, гранат для Дженис Джоплин, деревянная рыба для Джона Кейджа… Вот только себе ничего не оставил. Все нам.