Гражданский дивизион российских предприятий военно-промышленного комплекса постепенно наращивает выпуск оборудования, направленного на обеспечение потребностей российских компаний топливно-энергетического комплекса (ТЭК). АО «Концерн ВКО "Алмаз—Антей"» уже в 2021–2022 годах собирается начать поставки оборудования для подводной добычи углеводородов и обустройства газовых заправок «Газпрому». Об особенностях работы в сегменте ТЭКа, а также о других гражданских направлениях “Ъ” рассказал заместитель генерального директора АО «Концерн ВКО "Алмаз—Антей"» по производственно-технологической политике Александр Ведров.
Заместитель генерального директора АО «Концерн ВКО "Алмаз—Антей"» по производственно-технологической политике Александр Ведров
Фото: Эмин Джафаров, Коммерсантъ
Заместитель генерального директора АО «Концерн ВКО "Алмаз—Антей"» по производственно-технологической политике Александр Ведров
Фото: Эмин Джафаров, Коммерсантъ
— Какие цели по выпуску гражданской продукции ставит перед собой «Алмаз—Антей» на ближайшие годы?
— Цели перед нами поставил президент: к 2025 году доля гражданской продукции в выручке должна достичь 30%, а к 2030 году — 50%. Что касается объемных показателей, цифра постоянно меняется. Поскольку по некоторым нашим предприятиям есть тенденция по снижению доли гособоронзаказа (ГОЗ) и военно-технического сотрудничества, наша основная задача — загрузить в первую очередь эти предприятия выпуском гражданской продукции.
— Выступая на Тюменском нефтегазовом форуме, вы говорили о том, что на продукцию ТЭКа в 2022 году будет приходиться порядка 60–70% в объеме выпускаемой вами гражданской продукции. Эта доля сохранится на этом уровне в последующие годы или это однократный подъем конкретно 2022 года?
— Это скорее однократный подъем, связанный со структурой тех контрактов, которые уже заключены или находятся в стадии заключения. Подчеркну: это доля не в общем объеме выручки, а конкретно в выручке гражданского сегмента. Это наши плановые показатели, гражданская продукция не ГОЗ, это рынок, и план может разойтись с фактом, но такова наша цель, установленная на основе опыта, который мы получили в результате нашего взаимодействия с предприятиями ТЭКа.
— Расскажите, пожалуйста, о вашей продукции и ваших клиентах в ТЭКе. На ближайшие годы основным клиентом является «Газпром»?
— «Газпром» для нас — якорный заказчик. Основное технологическое оборудование, которое используется «Газпромом», применяется и другими предприятиями ТЭКа. Сотрудничество с «Газпромом» сложилось в результате лидерства обеих компаний в своих отраслях и с учетом готовности «Газпрома» работать с нами в режиме санкций: часть компаний, ценные бумаги которых торгуются на западных финансовых рынках, более осторожно относятся к взаимодействию с нами исходя из санкционной политики. И, чтобы не распыляться по множеству направлений (что тяжело делать, особенно в отсутствие на данный момент большого количества квалифицированного персонала, умеющего работать на гражданском рынке, особенно в ТЭКе), мы избрали для себя якорного заказчика. По мере отработки бизнес-процессов и процессов производства оборудования эту модель взаимодействия и эту продукцию мы предлагаем и другим компаниям ТЭКа.
— Может ли продукция, которую вы сейчас поставляете якорному заказчику, например комплексы подводной добычи и т. п., быть впоследствии выведена в серию?
— Производство данного оборудования уже является серийным. Опытно-конструкторские работы (ОКР) закончились уже несколько лет назад.
— При наличии заказа со стороны других компаний вы сможете легко наладить выпуск необходимых объемов оборудования?
— Да. Но первоначальная наша задача — удовлетворить потребности «Газпрома», поскольку надо понимать, что создание высокотехнологичной продукции — достаточно сложный процесс. Даже когда первая серия уже отгружена, все равно первые несколько лет, как и в военной продукции, происходит оптимизация производственных кооперационных процессов, идет отработка технологичности, уменьшение трудоемкости изделий.
— По контракту с «Газпромом», по которому вы должны поставить ему оборудование для подводной добычи до 2026 года, первые комплексы должны быть поставлены уже в декабре текущего года. Вы успеете?
— Уже сейчас идут испытания составных частей. Мы обязаны успеть. Нам предстоит промышленная эксплуатация в условиях конкретного месторождения. Сейчас идет этап испытаний на заводе. Методики испытаний верифицированы очень авторитетной международной организацией, показатели заложены с запасом, но все равно выводы можно сделать только по результатам промышленной эксплуатации.
— Чем это оборудование уникально, кроме того, что является отечественным?
— В мире всего три компании, которые производят это оборудование, хотя многие пытались этим заниматься. Это американская GE Offshore, FMС Technologies (скандинавская, но под американским управлением) и норвежская Aker Solutions. Это продукция, изготовленная с использованием сложных технологий и материалов, которая должна работать на глубине порядка 400 м в сероводородной среде и не извлекаться даже для обслуживания минимум пять лет. Также должны, безусловно, присутствовать системы безопасности, которые в случае возникновения форс-мажоров, штормов не позволят флюиду, то есть газоводяной смеси, попасть в окружающую среду. Это высокотехнологичное оборудование, производство которого требует применения современных многофункциональных станков и освоения технологий, которые в России практически нигде не использовались. В РФ есть значительный опыт разработки и производства подводных лодок, но у них несколько другая технология изготовления, тогда как глубоководного стационарного оборудования у нас исторически не производилось. Плюс там достаточно сложная система управления, системы датчиков, и все это должно работать практически автономно, без человека. Да, там есть беспилотные аппараты для обслуживания, есть инструмент, который мы делаем, то есть какие-то операции возможны, но все равно автономность этих комплексов достаточно высока.
— Нужно ли отдельно обучать специалистов заказчика?
— Да, безусловно — для того чтобы управлять автоматикой и правильно действовать в различных ситуациях. Должна быть эксплуатационная документация, она нами тоже уже разработана. И на этапе, когда мы будем проходить промышленную эксплуатацию, безусловно, предстоит обучение персонала, который будет работать непосредственно в добыче.
— Насколько востребованы рынком установки для подводной добычи?
— По аналитике по существующим месторождениям, которую мне давали специалисты,— а это было еще до того, как «Газпром» открыл в Карском море месторождение «75 лет Победы»,— емкость рынка оценивалась в несколько сотен таких комплексов.
— Сколько их позволяют выпускать ваши производственные возможности?
— Когда технология отстроена, есть специалисты, есть управляющие программы, когда мы освоили ту или иную технологию (например, нанесения покрытий или сварки), все это масштабируемо. Далее это только вопрос инвестиций. А при наличии такого рынка принять решение об инвестициях легко, поскольку окупаемость понятна и прозрачна. Если даже возникнет ограничение по производственным возможностям, мы в состоянии привлечь средства уже под масштабирование технологических переделов.
— Вы также договорились с «Газпромом» о поставке компрессорных установок для компримирования природного газа. Как развивается работа по этому контракту?
— Мы также уже готовы отгрузить первую серийную партию. Испытания шли не очень гладко, но тем не менее сейчас все заданные параметры, которые «Газпрому» были нужны, мы смогли подтвердить. На Петербургском международном газовом форуме (ПМГФ) мы планируем обсудить с представителями «Газпрома» уже не среднесрочные, а долгосрочные перспективы сотрудничества, поскольку нам понятна потребность в дополнительных инвестициях в стендовое оборудование и в рамках двухлетних контрактов планировать такие программы сложно.
По большому счету сколько бензиновых заправок в стране? Многие тысячи. Если всерьез начинать переводить автомобили на компримированный газ, таких заправок тоже должно быть такое же количество. Кроме того, на ПМГФ мы представим концепцию гибридного газоэлектрического автомобиля. У нас будет несколько концепций, будет универсальная платформа — остальное сами увидите.
— Каков потенциальный рынок подобных установок?
— Подобных российских заправок нет. Иностранные — есть, их поставляют североамериканские и итальянские компании. С точки зрения стоимости владения такой заправкой понятно, что иностранные компании могут поставлять их ниже себестоимости с тем, чтобы потом иметь возможность иметь сверхприбыли на техобслуживании. Именно поэтому с департаментом импортозамещения «Газпрома» мы в свое время и определили эти два наиболее подходящих направления.
— А вы продаете оборудование на условиях контракта жизненного цикла?
— Нет, пока мы говорим о поставке с гарантированным техническим обслуживанием. Но видеть жизненный цикл здесь тяжело. По подводным комплексам добычи вопрос, наверное, к тому, кто будет владельцем EPC-контракта на месторождение: он должен будет определить и морскую составляющую, и флот, и наземную составляющую. Жизненный цикл отдельно для нашего компонента не выделен. То же самое касается и заправок: с таким количеством конечных пользователей невозможно увидеть жизненный цикл. Здесь мы поставляем оборудование дочерней структуре «Газпрома» «Газпром газомоторное топливо», а они уже организуют работу по своей бизнес-модели с конечными пользователями.
— Какое еще нефтегазовое оборудование вы выпускаете или планируете выпускать?
— Это, например, системы очистки нефти — эту продукцию мы ориентируем на нефтяные компании. Пока мы собирали информацию и искали площадки для пилотных проектов. Система работает. Пока она работает для очистки мазута и керосина, но физика и химия процесса там такие же, как у нефти, поэтому на нефти она должна показать такую же эффективность. Речь идет об очистке от сероводорода и меркаптанов, позволяющей, например, избежать тех вопросов, которые возникли на нефтепроводе «Дружба». Здесь конкуренты также есть — вопрос в том, кто сможет реализовать наиболее эффективную модель и дать наибольший экономический эффект нефтяным компаниям. Здесь, кстати, мы как один из возможных вариантов рассматриваем не продажу оборудования, а поставку услуги. То есть мы сами, за свой счет создаем парк таких установок и начинаем продавать услугу, например, на тонну очищенной нефти. Чтобы нефтяная компания понимала, что ей не нужно самой инвестировать, что, если у нее есть миллион тонн, этот миллион тонн ей очистят. Но решение еще не принято, оно будет зависеть от многих факторов. Этот рынок в России еще не сформирован, и есть несколько сценариев, как он может формироваться. Есть и достаточно много другого оборудования. Это газопоршневые агрегаты, компрессоры, погружные насосы, фитинги… Это элементы ветроагрегатов (редукторы), сейчас мы договорились с одной из организаций и будем участвовать в проекте. Не как финишеры, конечно.
Наша задача — задействовать высвобождающиеся производственные мощности, технологии, людей, чтобы, в частности, учить их работать на гражданском рынке, где экономика не менее важна, чем само изделие.
— На каком уровне вы планируете долю оборудования для ТЭКа в общем объеме выпуска после 2022 года?
— 2022 год — это год, когда по ряду наших проектов либо начнется производство первых серийных образцов, либо будут завершены ОКР — и тогда можно будет более точно оценить, каких показателей мы сможем достичь.
— Вы недавно построили испытательный центр…
— У нас их несколько, но для ТЭКа крупный испытательный центр у нас построен в Нижнем Новгороде. Мы специально его построили по модульному принципу, чтобы иметь возможность расширения. Пока он ориентирован на те направления, которые у нас существуют, но в целом мы там можем испытывать большой перечень нефтегазового оборудования, в том числе импортного. И «Газпром» как якорный заказчик нас в этом поддерживает. Центр сертифицирован «Интергазсертом» с участием иностранных организаций. Он состоит из уникального стендового оборудования, которое было закуплено и изготовлено концерном за собственные средства. Мы предлагаем придать испытательному центру статус отраслевого и, учитывая важность решаемых задач, в том числе для обеспечения энергетической безопасности России, считаем необходимым выделение государственного финансирования для дальнейшего развития возможностей испытательного центра.
— Как развивается направление производства оборудования для организации воздушного движения и метеорологии?
— В свое время, в 2008 году, нас наделили правом единственного поставщика, так как данное оборудование является смежным с ПВО: локаторы, средства навигации и связи, метеостанции, определяющие погоду в различных регионах… Мы заменили достаточно много оборудования как по количеству, так и по номенклатуре, и сейчас можно говорить, что все крупные и средние аэродромы в России и СНГ оборудованы нами. Кроме, может быть, мониторов и компьютеров, нет никакого технологического оборудования иностранного производства.
— А ваш заказчик в данном случае — ГК ОрВД?
— Да. И ФГУП АГА. Иногда бывает экспериментальная авиация, госавиация.
— А оборудование для структур МЧС не входит в вашу компетенцию?
— Нет, это достаточно специализированное оборудование, к тому же оно немного отличается от привычного нам. А в тех сферах, о которых я говорил,— системы посадки, навигации, наблюдения — принципы действия у военного и гражданского оборудования одни и те же.
— Раз вы закончили масштабную модернизацию, получается, что крупный заказ у вас сейчас не формируется?
— Сейчас самолеты летают мало. Только внутрироссийские, но они никогда не были основой бюджета ГК ОрВД. А трансконтинентальных рейсов стало в разы меньше. Поэтому сейчас, конечно, основному заказчику не до продолжения модернизации. Там бюджетных денег нет — в основном деньги самой ГК ОрВД. Хотя планы у нас были. Все укрупненные центры мы уже почти построили, осталось достроить один. Основные трассы уже закрыты всеми средствами связи и наблюдения. Техника развивается, дальнейшая модернизация требуется, но все-таки неплохо было бы, чтобы до этого восстановилось международное сообщение.
— Примерно каков объем вашего сотрудничества с ГК ОрВД в деньгах?
— Примерно 10–12 млрд руб. в год.
— У вас довольно сильное направление по выпуску медицинской техники. Как оно развивается сегодня?
— У нас три совместных предприятия, достаточно большой объем различной медтехники, которую мы разрабатываем, серийно производим и поставляем клиентам. Это рентгеновские аппараты, мониторы болевого стресса, системы нейронавигации, телемедицинские системы и другое медоборудование и решения. Мы уже продемонстрировали нашим потенциальным заказчикам наличие собственного центра разработки, продемонстрировали, что все основные узлы разработаны и изготавливаются нами, включая механику, генераторы, системы визуализации и софт. С АНО «Медицинская техника» при Минпромторге мы ведем работу над новыми инициативами в части законотворчества.
— Коронавирус подстегнул развитие вашего медицинского направления?
— Одновременно и да, и нет. С одной стороны, несколько наших уральских предприятий были в кооперационной цепочке у производителей аппаратов ИВЛ, в рамках работы по созданию региональной телемедицинской системы одно из наших совместных предприятий, ВКО КМТ, совместно с МГУ имени Ломоносова и компанией «Гаммамед» разработало модуль, позволяющий за минуту провести анализ КТ-снимков любого качества и определить степень поражения легких. Сейчас данный модуль эксплуатируется во многих московских клиниках. С другой стороны, некоторые направления стали заложниками того, что медицинские бюджеты переориентировались с традиционных средств на коронавирусные, и это в своем роде отложило спрос на ту продукцию, которая предполагает создание новых направлений и ниш.
— Как вы полагаете, следует ли государству принимать меры по стимулированию спроса на вашу медицинскую продукцию?
— Дело в том, что на наш рынок поступает очень много иностранной техники — иногда очень хорошей, но очень дорогой, а иногда недорогой, но не очень хорошей. И сейчас Минпромторг и наш профильный вице-премьер, и «Ростех», и мы — те, кто имеет отношение к российским производителям,— пытаемся законодательно закрепить условие, при котором как минимум мы бы не оказывались в изначально более невыгодной ситуации. Это касается и НДС, и многих других, достаточно специальных вопросов.
Но если удастся хотя бы половина от намеченного, то это даст достаточно серьезный плацдарм для того, чтобы коренным образом изменить соотношение российской и иностранной медтехники.
— Речь прежде всего идет о китайских производителях?
— Да. Хотя среди китайских производителей достаточно производителей, выпускающих высококачественную технику. Но она в этом случае по цене сопоставима с ценами ведущих мировых производителей. К нам же поступает достаточно большой поток изделий, в которых во главу угла ставится дешевизна, а не качество.
— Но с Китаем по себестоимости трудно состязаться.
— Сейчас есть балльная система, определяющая степень локализации. Если балльная система заработает так, как запланировано, реальные российские производители получат серьезное преимущество.