В Opera Garnier при полном аншлаге состоялась парижская премьера спектакля «Семь смертей Марии Каллас» — оммажа дивы перформанса Марины Абрамович выдающейся певице XX века, ее личному кумиру. На премьере побывала Мария Сидельникова.
Роли и сценические образы своей Каллас Марина Абрамович вспоминает, лежа в кровати
Фото: Charles Duprat / operadeparis.fr
Новый театральный сезон в Париже начался с места в карьер. Нашумевший оперный спектакль «Семь смертей Марии Каллас», мировая премьера которого состоялась в прошлом сентябре в Мюнхене, после ковидных перипетий наконец доехал до французской столицы и дал старт одновременно и сезону Парижской оперы, и юбилейному, 50-му выпуску Осеннего фестиваля, вызвав нешуточный ажиотаж. Впервые за пандемию театры заработали на полную зрительскую мощность — рассадка сейчас стопроцентная, и даже обязательный санитарный сертификат не стал помехой: все четыре вечера зал Гарнье был забит под завязку.
74-летняя Марина Абрамович, вот уже полвека практикующая искусство перформанса, об опере мечтала давно. Едва ли не с того момента, как подростком, сидя на кухне у своей бабки в Белграде, услышала из радиоприемника голос Каллас. Тронул он ее до слез, и она задалась целью узнать про эту великую женщину все. Перечитала биографии, пересмотрела фильмы и записи, никогда не видела ее выступления живьем, но всегда чувствовала мистическую близость и родство душ, особенно в делах сердечных. Смертям от несчастной любви — на сцене и в жизни Марии Каллас — Абрамович и посвящает свой спектакль, жанр которого определяет как «опера-перформанс».
Сербская художница уверена, что такой компактный гибридный формат идеален, ведь слушать оперу по пять-шесть часов сегодня никуда не годится, для молодежи это тоска смертная, поэтому нужно, чтобы было недолго, нескучно и не слишком напряжно. Получилось по задуманному. Современное удобоваримое сочетание музыки, живого пения, видео (режиссер Набиль Элдеркин) и модных костюмов (обильные стразы, сексуальные платья-сетки, красное и золото — все это верные приметы итальянца Риккардо Тиши). Видео большое, на весь задник, и очень эффектное, «инстаграмабельное», говоря сегодняшним языком. Чего стоит хотя бы киносцена удушения Дездемоны-Абрамович всамделишным сытым удавом. Ее экранным партнером выступает великолепный Уиллем Дэфо, и соседство это нельзя назвать выигрышным для Абрамович: слишком очевидна на крупном плане разница между хорошим актером и перформером.
Музыка узнаваемая — семь самых известных арий из коронных партий Каллас (Виолетта, Тоска, Дездемона, Чио-Чио-Сан, Кармен, Лючия Аштон, Норма). Поют хорошо, даже здорово — и солистки (каст — сплошь международная молодежь: Хера Хесан Пак, Селене Дзанетти, Леа Хокинс, Габриэлла Рейерс, Адель Шарве, Адела Захария, Лорен Фаган), и хор (чувствуется уверенная рука Алессандро ди Стефано). Из-под палочки Йоэля Гамзу одинаково гладко выходят и хиты Беллини с Пуччини, и шероховатые сочинения серба Марко Никодиевича, которые призваны разнообразить оперную классику. Все это укладывается в полтора часа без антракта, но по ощущениям тянется все два, а то и три: прием замедленной съемки при полном отсутствии какой-либо сюжетной интриги и внятной режиссуры действует получше снотворного.
Все это время Марина Абрамович лежит на авансцене на постели. В профиль — вылитая Мария Каллас. Оперного байопика от некогда радикальной «бабушки перформанса», которая истязала себя телесными опытами разной степени экстремальности, добиваясь реального, а не театрального эффекта, разумеется, никто не ожидал. Но и подумать, что, добравшись наконец до столь долгожданной сцены и долгожданной темы, имея такой запас инструментов воздействия на зрителей, она наводнит действо бутафорской кровью с экрана, заполнит его видеотуманом, громом и молниями и заговорщицким шепотом шамана-шарлатана будет произносить какие-то претенциозные банальности, тоже было нельзя.
Так бы и остались «Семь смертей…» традиционным гала-концертом с оригинальным видеорядом и лежащей на сцене звездой, но под финал зрителя все же ждало актерское выступление Абрамович. Она исполнила последнюю — на сей раз реальную, а не сценическую смерть Марии Каллас. Действие переносится в восстановленную на сцене парижскую квартиру оперной дивы, в утро 16 сентября 1977 года, где Абрамович-Каллас будет безучастно перебирать фотографии, бить вазы, звать то преданную экономку, то предавших мужчин и мерить шагами спальню — от открытого окна до распахнутых смертью дверей. В соответствии с концепцией Абрамович семь певиц, отработавших весь спектакль, превратятся в уборщиц и станут прибирать комнату умершей. Она же в этом время удалится за кулисы, чтобы явиться истинной дивой, Мариной Абрамович — в золоте, свете прожекторов и под божественный голос Марии Каллас. И здесь случается, пожалуй, самое сильное переживание вечера — горечь от невозможности выбрать другую приму. Премьерная публика отблагодарила Марину Абрамович вежливыми аплодисментами, что для художницы, знавшей ярость, восторги, поклонение и проклятия, более чем скромная похвала.