По просьбе Ъ итоги сезона оценили и прокомментировали активные участники литературного процесса — телеведущий ток-шоу "Апокриф" ВИКТОР ЕРОФЕЕВ, главный редактор "Литературной газеты" ЮРИЙ ПОЛЯКОВ, критик, главный редактор издательства "Лимбус-пресс" и основатель премии "Национальный бестселлер" ВИКТОР ТОПОРОВ, председатель жюри премии "Букер — Открытая Россия-2004" ВЛАДИМИР ВОЙНОВИЧ.
Виктор Ерофеев: приехали нормальные писатели, а не какие-нибудь дикари
— Как вы расцениваете успех нынешних российских писательских десантов?— Идет интеграция русских писателей с международной литературной общиной. Конечно, есть еще разница в понятиях и ценностях, но интерес к русской литературе начинает расти: например, интерес к молодым авторам. Но во Франкфурте было представлено и вполне здравствующее поколение Войновича, Аксенова, Битова, Вознесенского. Если все это сложить вместе, то Франкфурт был большим успехом. Что касается Варшавы, которая довольно болезненно переживает все русские дела, то это скорее была профилактика. Поляки увидели, что приехали нормальные писатели, а не какие-нибудь дикари. Конечно, всех настораживает участие государства, но это нормальная практика. Надеюсь, что и Париж прозвучит. Нам все еще по-имперски хочется, чтобы у нас были стада писателей, а ведь достаточно и стаи, пусть даже волчьей.
— Не кажется ли вам, что литература маргинализуется? Как вернуть ей былое величие?
— Мне все же кажется, что читать и даже писать все еще модно. Ничего страшного не происходит, соавторство между писателем и читателем продолжается, а если меньше стало людей, которые это понимают, это не беда. Литература не опирается на массовость, она скорее опирается на свои внутренние возможности. У меня нет ощущения кризиса.
— А как же наступление массовой литературы?
— Да это мы никак не можем привыкнуть, что не каждая книжка с обложкой и буковками становится попыткой литературного произведения. Во всем мире хорошо знают, где литература, а где подделки. Массовую литературу не надо дразнить, не надо ставить в угол и наказывать. Это чтиво ничего, кроме развлечения и оглупления, не приносит, но никто его не сможет остановить, как не остановить музыкальную попсу. Красивая мечта русской интеллигенции о том, что у нас все будут чистые, свободные, умные и даже немножко богатые, да еще при этом будут твердо верить в абсолютные ценности и иметь свой доступ к Богу,— это идеализм.
— После "Хорошего Сталина" не думаете ли обратиться к современности, например, написать книгу "Хороший Путин"?
— Нет. Как после "Русской красавицы" не написал "Французской красавицы".
Юрий Поляков: возник новый реализм
— Чем запомнился прошедший сезон?— Продолжилась тенденция потери своих позиций постмодернизмом: все больше сил набирают традиционные реалистические формы. В "Литературной газете" публиковались рейтинги продаж серьезной прозы и поэзии, по которым было видно, что читательский интерес к постмодернизму практически исчез, зато возник так называемый новый реализм: например, романы Юрия Козлова, рассказы Вячеслава Дегтева. В этом сезоне вышла новая повесть Распутина, новую книгу написал Тимур Зульфикаров, а в поэзии, по нашим данным, сейчас абсолютный лидер продаж Андрей Дементьев.
— А массовая литература как в это вписывается?
— Я таковую литературой не называю. Это книжная продукция, которую авторы производят на продажу. Ведь не называем же мы литературой кроссворды, хотя это тоже слова. Да и элитарная литература в своем большинстве тоже не литература, а филологическая продукция. Она не пользуется никаким спросом, существует для имитации литературного процесса. Настоящая литература есть, но ее, как всегда, мало.
— Как прервать замкнутый круг: читатели раскупают известных авторов, а известными становятся те, кого раскупают?
— У нас большинство известных имен — результат не читательского признания, а целенаправленного пиара, а писатель, созданный пиаром, похож на дамскую силиконовую грудь: неестественно и недолговечно, рано или поздно будет отторгнуто. Для того чтобы действительно раскручивались достойные имена, нужно, чтобы книгоиздатели ориентировались на серьезную литературу, но это недостижимо, поскольку хорошие книги пишутся редко: на написание серьезного романа уходит несколько лет, хорошей повести — не меньше года. Я вот, например, пишу новый роман уже три года и никак не могу закончить. Какой издатель будет ждать? Лучше он наймет группу товарищей, которые этот роман слепят за два месяца.
Но хорошая литература рекламирует себя сама: читатели рекомендуют друг другу. Наоборот происходит, когда вкладываются деньги в плохого писателя: например, так получилось с последним романом Пелевина. При нынешнем обилии издательств если появляется талантливый писатель, он рано или поздно станет известным. Хотя, конечно, долг того же Минкульта поддерживать не Сорокина или Ерофеева — они и сами себя поддержат,— а молодых писателей.
— Вы вернули на первую полосу "Литературной газеты" профиль Горького. А что бы хотели вернуть в литературный процесс?
— У нас и так все есть. Горького мы вернули как символ того, что у нас в "ЛГ" всегда найдут отражение все явления прошлого и настоящего литературы — будь то советской или антисоветской, реалистической или антиреалистической.
Виктор Топоров: это все же не повинная следователю и не письмо психиатру
— Чем нынешний сезон отличался от прошлого? Были ли, по-вашему, знаковые события?— Некоторое снижение наметившегося было интереса к новой русской прозе под натиском переводной. В "Лимбусе" сезон структурной перестройки и технологической полупаузы. Вместе с тем "Букера" получил Рубен Гальего, "Триумф" — Елена Шварц, а "голово[ломку]" Гарроса-Евдокимова, год назад ставшую "национальным бестселлером", перевели на десять языков.
— Премия "Национальный бестселлер" задумывалась как скандальная, но не исчерпались ли за последнее время возможности литературного скандала как такового?
— Премия задумывалась как нормальная. А то, что следование норме в ненормальной литературной ситуации воспринимается как скандал, беда не наша...
— В этом сезоне появилось не так много новых писательских имен: может быть, издатели плохо ищут или просто нет достойных? Как сейчас осуществляется "раскрутка", от чего зависит успех нового автора?
— Осенью мы выпустили антологию прозы 20-летних "Денежкина и К°", сейчас одна за другой выйдут авторские книги ее участников и второй выпуск антологии. Постоянно ищем и находим новых авторов. Мы инновационное издательство, и живой читательский интерес для нас важнее коммерческого успеха. А в вопросе о "раскрутке" мы скорее фаталисты: как карта ляжет. Главное — не издавать заведомо никому не нужных книг, а свою читатель рано или поздно заметит сам.
— В сериях вашего издательства то и дело появляются новые псевдонимы. Что это за мода такая?
— Псевдонимы наших авторов исповедальной и во многом шокирующей прозы — будь это Олег ХХХ или Соня Адлер — мера скорее вынужденная. И подсказка читателю: ты все же имеешь дело с художественным текстом, а не с повинной следователю или письмом психиатру. Псевдоним автора романа "П. Ушкин" О. Негин игрового свойства. Я, кстати, предлагал О. Негину предстать перед публикой С. Орокиным — так было бы точнее. А вообще, писатели, за редчайшими исключениями, не являются в наши дни общественными фигурами, поэтому не имеет особенного значения, как их зовут: бьют не по паспорту, а по морде.
Владимир Войнович: герой приспосабливается к новым обстоятельствам
— Одним из "гвоздей" 2002 года была ваша книга об Александре Солженицыне. А каковы ключевые события сезона 2003-2004 года?— В этом году я председатель букеровского жюри — ничего до декабря комментировать не могу. А общие впечатления таковы: уровень литературы сейчас довольно высокий, хоть и без больших взлетов. Во многом из литературы уходит чернуха, всякая "клубничка", сексуальные сцены, за которыми, кроме коммерческой выгоды, ничего нет. Литература становится более респектабельной. Появилось много писателей, которые пишут культурно, не для эпатажа, хотя при этом достаточно откровенно.
— Каковы ваши впечатления от русских гастролей во Франкфурте?
— Меня туда не пригласили. Я был приглашен немецкой стороной, участвовал в немецкой программе, а на российскую принципиально не пошел.
— Взялись бы вы за сатирическое перо, чтобы описать сегодняшнюю литераторскую жизнь?
— О литераторской жизни всегда можно написать сатирически или лирически. Писателя всегда можно описать и как героическую личность, и как объект сатиры. Это так же, как описывать актеров: со времен Островского немного изменилось. И среди писателей есть достойные осмеяния, есть достойные восхищения, есть достойные жалости.
— Не обнаружили ли вы случайно среди романов этого сезона нового героя?
— Наверное, новые появляются. Я бы сказал, что сейчас наиболее типичный герой постепенно приспосабливается к новым обстоятельствам, хотя поначалу он и растерялся.