фестиваль театр
Авиньонский фестиваль по традиции показывает не только драматические театры, но и современный танец. Впрочем, РОМАН Ъ-ДОЛЖАНСКИЙ, посмотрев спектакли Саши Вальц и Сиди Ларби Шеркауи, в который раз убедился, что границы между жанрами и традиционными театральными профессиями надо забыть раз и навсегда.
Суть основных театральных профессий изменилась до неузнаваемости. Одними и теми же словами давно уже обозначаются совершенно разные вещи. Вот, например, такие базовые понятия, как "режиссер" и "хореограф". Понятно, что каждый хореограф всегда немножко режиссер, а любой, даже самый кондовый режиссер все равно должен заниматься движением актеров по сцене. Но драма и dance в последние десятилетия настолько смело осваивают территории друг друга, что сочетание "режиссер и хореограф" — именно так обозначены в авиньонских программках Сиди Ларби Шеркауи и Саша Вальц — стало новой профессией (терминология — дело будущего, но она могла бы называться, к примеру, режиографией), а "театр и танец" — новой художественной реальностью. Радует, что вновь осваиваемое поле приносит очень талантливые всходы.
Молодого режиографа Сиди Ларби Шеркауи можно считать совместным открытием знаменитых бельгийцев Анны Терезы де Кеерсмакер и Алана Плателя. У первой он учился в театральной школе, второй приветил его в компании Les Ballets C. De la B., где господин Шеркауи (попытки выяснить в пресс-службе, где у него кончается имя и начинается фамилия, закончились ничем) поставил уже несколько спектаклей. В Авиньоне он показал новую постановку, "Tempus fugit", сочинение для десятка актеров-танцовщиков и четырех музыкантов. Надо бы теперь объяснить, в чем там дело, но тут ваш обозреватель теряется. Сюжет? Никакого сюжета в спектакле нет, это свободная композиция. Можно сказать, что делают люди что попало (хотя, разумеется, так только кажется). Кто эти персонажи? А бог их знает. Мужчины и женщины, безымянные представители разных рас, оторванные от корней странники, волею судьбы сбившиеся в стаю, где каждый имеет право быть выслушанным, но все равно обречен на одиночество.
Двадцать один музыкальный фрагмент: музыка Корсики, Буркина-Фасо, Кореи, арабская музыка. Актеры поют, вспоминают обрывки каких-то историй, пытаются обратиться к публике, исполняют обрывочные танцевальные интермедии. Только вроде наладится одна тема, режиссер перебивает ее чем-то другим. Это опасная ходьба на грани бессмыслицы и под постоянной угрозой распада сценической ткани, при том что никакого напряжения на сцене нет, все очень расслаблено и якобы необязательно. Но действие иногда вдруг "складывается" в щемящую зрительскую эмоцию неясного качества — ну пусть это называется экзистенциальной грустью. На сцене стоят шесты с серебристыми кронами-хвостами. В начале актеры упорно блуждают между этими "деревьями", потом раскачиваются на подвешенных между "стволами" качелях, потом отвесно сползают вниз, точно на экстремальном аттракционе. А в финале начинают друг за другом карабкаться куда-то вверх, ловко упираясь ногами в металл и поднимаясь все выше и выше, будто по лестнице. Но потом вынуждены съехать вниз, на грешную. Корпулентная негритянка соберет их в петляющую по сцене цепочку, захватывая одного за другим хвостом очереди, и когда все окажутся в строю, уведет "змейку" за кулисы. Вспоминается наивное, детское, театральное "мы длинной вереницей идем за синей птицей". Как тут, скажите на милость, не загрустить?
Режиограф Саша Вальц по сравнению с режиографом Сиди Ларби Шеркауи просто Мариус Петипа. В том смысле что ее "Impromptus", спектакль берлинского театра "Шаубюне" по произведениям Шуберта, состоит из танца. Плюс пианист за роялем, плюс певица с несколькими вокальными номерами. Две белые наклонные плоскости, разделенные уступом, образуют площадку. Задник теплого деревянного тона посредине часового спектакля сорвется с места и зависнет в воздухе, легко покачиваясь на ветру (играли на открытом воздухе, в лицее Сан-Жозеф). Танцоров выносит на сцену будто бы тоже порывами какого-то внутреннего "ветра". Семеро исполнителей — здесь тоже, кстати, работает многонациональная команда — подхвачены вихрями эмоций и лирических порывов. Саша Вальц то складывает их в неустойчивые пары, то разбивает на драматические соло, то собирает в многоликие связки. Можно сказать, что это тоже странники — не только на волнах звучащей для всех, в том числе и для зрителей, музыки Шуберта, но и на перепадах неслышных гамм индивидуальных переживаний.
Госпожа Вальц не иллюстрирует Шуберта, но пытается ответить ему собственными (и своих танцоров) чувствами. Вообще, выбор материала для нее необычен. Классической музыкальной гармонии эта сверх меры одаренная немка обычно предпочитает современные ритмы, подчас вообще сводящиеся к "шумовому оформлению". Да и сам язык ее представлений прежде был гораздо жестче и концептуальнее. В "Impromptus" тоже есть моменты резкие, отчаянные, просто злые и даже неприятные — например, когда люди истекают разноцветными красками, размазываемыми по белому полу. Но в целом этот спектакль получился камернее и лиричнее предыдущих работ. Впрочем, в недавней "слабости" (премьера состоялась в апреле) Саша Вальц и ее труппа оказались не менее убедительны, чем в своих глобальных размышлениях о жестоком, трагическом мире и человеческом теле. Означает ли это, что мировосприятие госпожи Вальц в корне изменилось, станет ясно из ее следующих работ. Собственно, режиографии, равно как режиссуре и хореографии, подвластны все темы и любые настроения.