Каннский фестиваль, длящийся уже неделю, прошел свой пик и движется к финалу. В конкурсе показали фильм Кирилла Серебренникова «Петровы в гриппе», а вне конкурса — документальную ленту Сергея Лозницы «Бабий Яр. Контекст». Об этих и других каннских премьерах рассказывает Андрей Плахов.
Абсурдистский гротеск «Петровых в гриппе» выстроен вокруг образов новогоднего праздника
Фото: Hype Film
Абсурдистский гротеск «Петровых в гриппе» выстроен вокруг образов новогоднего праздника
Фото: Hype Film
«Бабий Яр» сложен из искусно отобранных кадров военной хроники — немецкой и советской, снятой на Украине. Многие мы видим впервые. Особенно впечатляют свидетельства триумфального вхождения во Львов армии Третьего рейха. Впрочем, и советские войска дважды вступали на Западную Украину под фанфары и народное ликование — в 1939-м и 1944-м. А между ними, в 1943-м, Василий Гроссман написал душераздирающий очерк «Украина без евреев» — он подробно цитируется в фильме.
История, как известно, штука непредсказуемая, но кинохроника иногда может заставить замолчать любителей ненаучной фантастики.
Лозница с его математическим умом и талантом документалиста умеет построить из бесстрастного хроникального материала именно что контекст темы.
А тема тяжелейшая: Бабий Яр — из тех мест, что вошли в историю ХХ века символами массовых истреблений вместе с Хатынью и Катынью, с Освенцимом, Хиросимой, Сандармохом… Про то, что произошло в этом районе Киева осенью 1941 года, потрясающие истории рассказывают на суде выжившие свидетели и участники событий. Но это только начало: Лозница планирует большой игровой фильм «Бабий Яр», и теперь можно быть уверенным, что он будет осуществлен. Хотя все, кто разыгрывает политические карты, не испытают восторга по понятной причине: если исключить жертв спецоперации, в этом сюжете не было ангелов.
Премьера «Петровых в гриппе» прошла с виртуальным присутствием невыездного Кирилла Серебренникова и реальным — других участников трудоемкого проекта.
Странность этой конфигурации вполне отвечала духу и самого фильма, и положенного в основу романа Алексея Сальникова — сновидческому и высокоградусному: понимать под этим можно хоть градус алкоголя, хоть температуру тела.
«Петровы» — коллективные лихорадочные сны гриппующей страны.
Ее воспоминания о детской елке как квинтэссенции поздней советской эпохи, где романтика перемешалась с фарсом и с фальшью. Ее страх перед лишенным опор настоящим, порождающий агрессию. Ее недоверие к будущему — разве что Петрова унесут в более совершенный мир инопланетяне из его комиксов.
Как и от романа, от этого фильма остается смешанное впечатление. Начинается он довольно прямолинейной иллюстрацией системного бреда, но постепенно разогревается и приобретает образный объем. Это происходит благодаря коллективным усилиям профессионалов: отметим хотя бы оператора Владислава Опельянца, актеров Семена Серзина, Чулпан Хаматову, Юрия Колокольникова, Юлию Пересильд. И в первую очередь самого Серебренникова, сумевшего переплавить свое переживание абсурдного судебного процесса в яркое динамичное зрелище. Режиссер словно выгоняет депрессию, волевым усилием подчиняет распадающуюся реальность художественной задаче. А грипп, поразивший семейство Петровых, становится предчувствием новых неизбежных испытаний.
Лихорадочный сон напоминает и сама перенасыщенная каннская программа. В конкурсе, показавшем на старте достойный уровень, 24 фильма, и уже сейчас видно, что среди них есть совсем необязательные.
На удивление таковым оказались «Три этажа» Нанни Моретти — банальный срез жизни обитателей одного римского дома. Кажется, что это дайджест сериала, а не работа автора, известного своим фирменным нервно-лиричным почерком. Вовсе нечего делать в серьезном конкурсе картине Шона Пенна «День флага» — истории фальшивомонетчика, которую, похоже, актер снял, пересев в режиссерское кресло, чтобы дать роль себе и своей дочери. Но фестиваль повелся на этот трюк ради звездного имени.
Как будто недостаточно звезд рассыпала по красной дорожке премьера фильма «Французский вестник. Приложение к газете "Либерти. Канзас ивнинг сан"» Уэса Андерсона — от Тильды Суинтон до Фрэнсис Макдорманд, от Бенисио дель Торо до Тимоти Шаламе. Начиная с экстравагантного названия, это кино — торжество чистой формы и буйной визионерской фантазии на стыке с декоративным искусством и анимацией. Другой образец эстетского экстрима дал японец Рюсукэ Хамагути в фильме «Сядь за руль моей машины», в котором из трех часов действия минимум полтора репетируют пьесу Чехова «Дядя Ваня». Так что российский след иногда обнаруживается и там, где его никак не ожидаешь.