Триллер Чена Куофу относится к редкой разновидности фильмов, которые много чего обещают, но обещания не сдерживают, постепенно становятся предсказуемыми, но тем не менее не разочаровывают. Режиссер завоевывает зрителя в первых же эпизодах, паразитирующих на самых животных страхах, свойственных людям. Мучительно погибает в своей квартире жена тайваньского политика. Спасатели обнаруживают ее обгоревшее тело в комнате, не хранящей никаких следов огня. В своем кабинете замерз до смерти крупный бизнесмен. Естественно, никаких следов внезапного наступления ледникового периода не наблюдается. На помощь местному инспектору прибывает американский коп. Фильм начинает развиваться вроде бы по законам "buddy-buddy movie", истории крепкой дружбы двух матерых мужиков, сначала — антагонистов, вынужденных притираться друг к другу, несмотря на несовместимые, казалось бы, характеры. Но привычная канва разрывается крутой восточноазиатской дичью: прибыв с обыском в святилище некой секты, имеющей отношение к мистическим умерщвлениям, герои сталкиваются с полчищами монахов, преображающихся в разъяренных ниндзя. Такого количества отрубленных конечностей на единицу экранного времени, как в сцене схватки с монахами, на мировых экранах давно не наблюдалось. Фильм анонсируют как режиссерскую реакцию на похождения "Аум синрике" в токийском метро. Вряд ли авторская интенция сводилась к эксплуатации жареных газетных фактов. Чен Куофу безусловно претендует на то, чтобы высказаться по поводу Запада и Востока, которые не сойдут с места, "пока не предстанут небо с землей на страшный Господень суд". Но конфликта цивилизаций, воплощенных в главных героях, не получается: мент — он и на Тайване мент, и никакое даосское воспитание не помешает ему искать рациональное объяснение необъяснимому. Скорее уж даосским мироощущением проникаются зрители, которые в финале не догадываются, а просто-таки знают, что дружеская пьянка успешно разогнавших полчища тьмы полицейских завершится не только похмельем, но и очередным кровавым кошмаром.
Фильм Вольфганга Беккера объявили символом возрождающегося немецкого кино вовсе не потому, что он радикально лучше иных германских фильмов. Милое, человеческое кино, выдержанное в привычном Беккеру телеформате,— не шедевр. Дело в другом: Беккер то ли выпустил пар, то ли вскрыл нарыв, найдя убедительный образ смешанного чувства, которое немцы испытывают к эпохе Берлинской стены. С одной стороны, разделение, да, ужасно. С другой — кто бы знал, когда рушил стену, что рушит одновременно и свой устоявшийся образ жизни. У юного героя тяжело больна мать: ее хватил удар, когда она увидела, как гэбэшники избивают ее сына на демонстрации. Судьбоносные 1989-1990-е годы она пролежала в коме. Волнение убьет ее: сын создает иллюзию, что на дворе все еще ГДР и "развитой социализм". Мать, впрочем, далеко не дура, и еще неизвестно, кто из них успешнее разыгрывает партнера. Но позиции матери изначально сильнее. Для сына прошлое — лишь набор дурацких ритуалов. Для матери — вся ее жизнь, смысл которой по определению не исчерпывается ни ассортиментом товаров в магазине, ни ассортиментов лозунгов в телевизоре. Суть фильма лучше всего сформулировала еще до того, как он был снят, рок-группа "Разные люди": "Ну вот и кончилось лето, где эсэсэр как планета, где пять копеек — монета..." Фильм Беккера как раз об этом — об исчезнувшей планете, о затонувшей красной Атлантиде, вместе с которой канули в небытие судьбы многих людей, повинных только в том, что родились и прожили жизнь "не там и не тогда".
