non-fiction с Кирой Долининой


Милан Кундера. Нарушенные завещания. Перевод М. Таймановой. СПб: Азбука-классика, 2004

 
       Схватив с фирменной азбуковской стойки в книжном магазине новый томик Милана Кундеры, вы, скорее всего, обманетесь. За такой же, как всегда, мягкой обложкой с очередным Пикассо, за характерным для Кундеры довольно-таки беспросветным названием, за вполне "романной" толщиной книги — не роман. И вообще не художественная проза. Новый азбуковский Кундера — это эссе. Пространное эссе о литературе, об истории, о музыке, о морали и о праве автора на свое произведение, об иронии и о смерти. Главным героем эссе является роман — как одно из главных открытий Нового времени, как область, где бездействуют моральные оценки, где юмор рождает двусмысленность, где сакральное оборачивается профанацией, где возможны блуждания по времени, где счастливо сочетаются импровизация и композиция. В этом разговоре Кундере нужны Рабле, Толстой, Кафка, Манн, Хемингуэй, Рушди. Нужен ему и он сам — романы Кундеры присутствуют в тексте постоянно. Однако вторым главным героем эссе, вполне возможно, неожиданно для большинства поклонников Кундеры, становится музыка. Сперва она появляется сопоставлением с романом, мерой красоты романной композиции, но вскоре усиливает свои позиции, и разговор переходит на музыку как таковую. Стравинский, Яначек, Шенберг, музыкальные критики, джаз, рок для Кундеры столь же открыты, как и роман и его авторы. В принципе, об этой погруженности Кундеры в музыку можно было бы догадаться и по его прозе. Но ведь если у него любимая профессия для героя — врач, то из этого не стоит сразу же делать вывод, что он не чужд медицине. Для того чтобы объясниться музыке в любви, Кундере пришлось выйти за пределы художественной литературы. За этими пределами и слова о наших обязательствах по исполнению завещаний любимых выглядят собственным завещанием, а не риторической фигурой в пространстве тотальной иронии европейского романа.
       

Илья/Эмилия Кабаковы. "Случай в музее" и другие инсталляции. Каталог выставки. Bielefeld: Kunsthalle Bielefeld, 2004.

 
       Вообще-то каталоги музейных выставок — объекты не самые желанные для этой колонки. Собственно чтива в них, как правило, немного, а легендарная необязательность искусствоведческого языка делает их внимательное чтение упражнением для очень уж особо подкованных читателей. Но бывают и исключения. Иногда они лежат на совести высокоинтеллектуальных кураторов выставки, иногда полноценную книгу из каталога делает сам художник. В случае с Ильей и Эмилией Кабаковыми и каталогом их выставки в Эрмитаже сыграли оба фактора. С одной стороны, среди авторов статей — Борис Гройс, Аркадий Ипполитов, Джермано Челанте. С другой — даже если бы никаких вообще статей об его творчестве в каталоге не было, он сам легко вытянул бы все издание. Потому что практически весь каталог — это авторские описания и тексты к инсталляциям. Чтение завораживающее: отвыкшими уже от чтения написанных рукой текстов глазами вы продираетесь через "черновики", чтобы войти в "кухню" художника. Художник, конечно, нас дурит — его настоящая кухня осталась вне этой книги, но фрагменты, в нее введенные, составляют исключительной целостности текст, который говорит об Илье Кабакове больше, чем все его интерпретаторы вместе взятые. Хотя бы потому, что никакой (само)интерпретации и не подразумевает — чистая графика, незамысловатые предложения, повторяющиеся мотивы. Все то, из чего реально вырастает искусство самого знаменитого в мире русского художника.
       
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...