После пяти с лишним лет молчания группа «Кирпичи» выпустила новый альбом, на 80% состоящий из фитов. Если вы до сих пор ассоциируете Васю В с «мастером слова очень сильным», пора принять новую реальность: с момента основания группы прошло 26 лет, «Кирпичи» выросли настолько, что впадают в «Старческий маразм».
Фото: Александр Коряков, Коммерсантъ
Фото: Александр Коряков, Коммерсантъ
— Отзывы к вашему последнему альбому «Старческий маразм» диаметрально разные. «Кирпы уже не те», «Вася растерял поэтичность» — с одной стороны. И «лучший альбом со времен Let's Rock» — с другой. А вы сами что думаете?
— Сразу надо отметить, что я очень доволен и мне альбом этот нравится. Это один из примеров в новейшей истории «Кирпичей», когда мы просто с огромным удовольствием отслушали материал, с удовольствием взялись за него и с огромным удовольствием исполняем от начала до конца живьем, чего не было на предыдущих релизах. Насчет рецензий: лично мне не попадалось практически ни одной критической — хотя я их и не сильно мониторю. Все в основном восторженные, что прибавляет энтузиазма и дает силы для движения вперед, так сказать.
— Насколько нужно ориентироваться на мнение поклонников? Вы его учитываете когда-нибудь?
— Конечно же, мы имеем в виду какого-то слушателя, который, говоря языком маркетинга, представлен в виде целевой аудитории нашей группы «ВКонтакте». Это всё люди, в основном, не очень молодые, возраст — от 33 лет. Ориентироваться или нет, писать для того, чтобы кому-то понравилось, делать конъюнктурные ходы — такого у нас уже давно нет, нам это просто не нужно. Такое возможно на этапе, когда у тебя третья пластинка, четвертый альбом или что-то такое. А когда уже 12-й или 13-й номерной релиз, ты делаешь всё исключительно ради искусства, не учитывая прикладные моменты.
— Композиция «25 лет хейта» основана на реальной истории?
— Да. Считаю, что у каждого уважающего себя автора или артиста должен быть некоторый преследователь. Очень лестно, что существует человек, который на протяжении всей нашей длиннющей карьеры отслушивает каждый альбом и пишет в личные сообщения и в комментарии достаточно жесткие вещи. В песне, в общем-то, все описано. Любой наш альбом считается калом до момента, пока не выйдет новый. Это случай редкий, и это прикольно.
— А вы с этим человеком не знакомы?
— Нет. Он явно прячется под никами, это не реальные его имя-фамилия. Но он в курсе всего, надо сказать.
— Из 15 вещей на альбоме 11 — фиты, коллаборации. Много ли музыканты своего привнесли? Или они послушно шли за вами?
— Начнем с того, что весь альбом был записан в условиях локдауна, дома и дистанционно. Особых трудностей с прекрасными, уважаемыми и глубоко любимыми мной гостями мы не испытывали, максимум — кто-то задерживал что-то. В 80% случаев автором был я: присылал как сценарист свой текст, объяснял образно замысел песни. Люди всё прекрасно понимали, поскольку духовно друг от друга не очень далеки, почти моментально схватывали. И получилось так, что альбом выстроился в некую драматическую цепочку, что нас на выходе достаточно сильно удивило. И удивляет до сих пор — лично я нахожусь на этапе прослушивания альбома.
Два человека выступили как авторы, это рэперы, молодые ребята. Совершенно бесполезно было бы лезть к ним со своими текстами. Но они тоже поступили как драматические актеры: написали собственные слова, которые легли на канву, образовалась какая-то история, диалог.
«Я типичный замшелый петербуржец и Москву слегка ненавижу»
— В финальной композиции Blues de Moscou есть строчка: «Надо поддерживать кайф, иначе он начинает угасать». У вас так и происходит, это жизненная концепция? Или уже не актуальная история?
— Жизнь вообще борьба: либо ты, либо тебя. «Тише едешь — дальше будешь»,— эта пословица не актуальна. Нужно постоянно поддерживать тот кайф, который присутствует и присутствовал. И да, иначе он начинает угасать. Это аксиома. Элементарно.
— А вы с помощью чего этот кайф поддерживаете?
— С помощью достаточно стандартных источников вдохновения для рок-артиста.
— Почему, действительно, вы не едете в Москву, прожигать там жизнь, как поется в этой песне? Или уже поздно?
— Москва, как известно (скажу стереотипную точку зрения), город достаточно тяжелый и агрессивный. Как раз там-то надо очень сильно стараться, чтобы поддерживать кайф. Я типичный дремучий замшелый петербуржец и Москву слегка ненавижу: люблю москвичей, но ненавижу Москву. Хотя, конечно, раз в месяц приезжаю туда и занимаюсь тем, что описано в этой песне.
— Все спрашивают: что вы делали последние пять лет между альбомами? Действительно, почему такое немаленькое время прошло? Нужно было выдохнуть?
— Чем старше ты становишься, тем быстрее бежит время. Мы особо не заморачивались, нас никто никуда не гонит. Мы сами себе режиссеры, свободные художники и не имеем, упаси боже, никаких дедлайнов. И поэтому не задавались целью, не вымучивали, мол, вот, надо писать новый альбом, надо заниматься продвижением. Но в один прекрасный день мы с удивлением и ужасом обнаружили, что не выпускали ничего уже пять лет. И постепенно-постепенно — собственно, с начала коронакризиса — стали появляться вот эти песни. Мы никуда не торопились совершенно, действовали естественно: запись альбома растянулась в итоге на год. Придем в студию на один денек — брякнем, через месяц придем — еще что-то брякнем. Какой-то текст появится — запишем.
А что делали? Ну, у нас очень много концертов, мы в принципе концертирующая группа, на отсутствие внимания и невостребованность никогда не жаловались. Так, как-то играли, играли всё… Но сейчас гораздо веселее! Потому что раньше у нас концертная деятельность состояла исключительно из greatest hits, мы ими уже всех достаточно сильно достали. А теперь у нас спектакль в двух отделениях. В первом мы играем полностью последний альбом, и он проходит на ура, что для меня крайне удивительно. Люди активно и очень хорошо реагируют, мы сыграли восемь таких концертов. А во втором исполняем старенькое для, так сказать, старперов. И все довольны.
Да, «Старческий маразм» мы писали полгода, материал приходил постепенно. Но некоторые фиты дописались за неделю до выхода, в спешке. Что, в общем-то, оказалось хорошо, поскольку естественность, ненатужность — один из наших творческих принципов. Мы далеко не перфекционисты.
— Как у вас тексты пишутся — быстро, медленно? Ночью, днем? Нужны какие-то условия?
— Первое непременное условие — это трезвость. Второе — относительный порядок в доме. Я имею в виду физический порядок, чтобы там не было грязно. Пишу я, как правило, рано утром: начинаю в семь утра, заканчиваю в десять.
Есть у меня прекрасный опыт писания методического, то есть по графику. Твердо уверен, что писатель должен писать, и все успехи технического и творческого плана достигаются практикой. Я очень благодарен периоду локдаунов и пандемии за то, что у меня появился этот график. Определенное (большое) количество текстов я написал именно за время основного локдауна, который сам для себя ради эксперимента сделал: до того, как привиться, я являлся коронаскептиком. Ради эксперимента выехал на дачу, в поселок Шапки Ленинградской области, и прожил там совершенно безвылазно, практически не выходя за пределы участка, месяц и одну неделю. Это был очень хороший опыт, просто прекрасный! Я доходил только до сельского магазина в 100 метрах.
— Это вы с семьей делали или в одиночестве?
— С семьей, с бабушками-дедушками, с тетей, с племянниками и со всей тусовкой — нас там достаточно много. И я в день писал по 12 рифмованных строк. И каждый день прогонял то, что знаю, на музыкальном инструменте. Это очень полезно.
«Пойти в ту область, которая мне глубоко чужда»
— 1 декабря вам исполнится 49 лет, а в следующем году — 50. Задумываетесь ли вы над этим? Подводите ли какие-то итоги?
— Задумался только тогда, когда мне исполнилось 48. И понял, что… старею. Что старею. Что многого не понимаю. Я совершенно не понимаю современную музыку, современное телевидение, сленг. И мне это совсем не нужно. Я постарался оградить себя некоторой стеной, чтобы ничего из этого молодежного внутрь меня не проникало. Потому что если переваливается какая-то волна через стену и что-то попадает внутрь, в поле моего личного, уютного, старческо-маразменного мирка, то это вызывает глубокое отвращение и некоторую душевную боль за будущее человечества. Живу в своем творческом мире, старательно оберегая себя от каких-то новых штук. И всем это советую!
— Вы любите вещи Майка Науменко — видели его вживую?
— Я обожаю Майка Науменко, и ввиду того, что подписан на все аквариумовско-зоопарковские паблики и ресурсы, мне не дают об этом забывать. Я каждый день вспоминаю Майка, можно сказать.
Видел я его однажды. Это было незадолго до его смерти, году в 90-м. Он играл на очередном юбилее Джона Леннона во дворце спорта «Юбилейный», Коля Васин устраивал. Иду я пешком до метро «Петроградская» по Большому проспекту, «Спортивной» тогда не было. И вижу, как идет Майк: с гитарой, один, сгорбившись от ноябрьского ветра, в таком достаточно стремном убогом сером пальто. И я так проникся к этому человеку! Подумал: «Вот, насколько он крут!» Это единственный раз, когда я живьем видел Майка. Конечно, я с ним не был знаком, мы совершенно не совпадаем по поколениям.
— Вы и с БГ не совпадаете, несмотря на то, что он наш современник, а у вас на всю руку татуировка 2128506. С ним есть точки пересечения?
— Нет, к счастью, нет.
— Почему «к счастью»?
— Во-первых, я бы упал в обморок, как только прикоснулся к нему. А во-вторых… Да не очень-то и надо мне это. Я человек достаточно замкнутый и нелюдимый, по большому счету.
— У вас 27 мая должно было быть выступление в честь Дня города. Оно состоялось?
— Да, состоялось — нам очень повезло, мы попали как раз за неделю до отмены всех основных больших концертов. За клубом «Космонавт», где мы выступали, очень внимательно следят, пристально, чтобы не было никаких нарушений. Концерт был очень хороший, народу было много. Все коронавирусные ограничения в зале были соблюдены, зал был сидячим. Продали билетов ровно столько, сколько было позволено надзором, был своеобразный sold out, насколько он может быть.
— Как вы в принципе относитесь к тому, что петербургские власти отменили концерты во время ПМЭФ, Евро-2020, «Алых парусов»?
— Это, конечно, политический шаг. Я думаю, он связан с некоторой личной неприязнью к клубной музыке. Но это совершенно нормально, такое было всегда и будет всегда, к сожалению или к счастью.
— В недавнем интервью Козыреву промелькнула мысль, что вы и Миша живете в разной России. У вас имперское видение страны.
— Даже не имперское видение ситуации, а историческое. Кого можно сравнить в историческом плане с нынешним президентом? Я считаю, что Екатерину II, вот так я проанализировал для себя. Как я уже сказал Мише, я люблю Путина. Но я считаю, что нынешнюю власть обязательно нужно критиковать. Происходит очень много вещей, с которыми сложно мириться. Прежде всего, самодурство, начиная с отмены концертов, негибкость — многое вызывает откровенное раздражение и возмущение. Об этом надо говорить.
— А еще у вас в соцсетях был упомянут пост. Вы его реально держите? Вы воцерковленный человек?
— Да. Я уже на протяжении семи лет держу пост, исключительно по религиозным соображениям.
— Расскажете об альбоме казачьих песен?
— У меня полностью записан альбом казачьих песен, там все хиты, главный — «Из-за острова на стрежень, на простор речной волны... Нас на бабу променял ты, сам ты, собственно, бабой стал». Есть две инди-вещи, которые исполняют всякие фольклорные коллективы, например, «Под Полтавой» — такая акапелльная. Альбом записан с целью некоторой внутренней психотерапии, чтобы убрать полное непонимание и неприятие… как бы это помягче сказать… всей этой псевдорусской темы. Это казачьи песни с человеческим лицом. Ориентированы на людей, которые младше меня и умнее меня.
— А почему именно казаки? Может быть, в роду были?
— Нет, совершенно не было никаких казаков. Я петербуржец в седьмом поколении, чем очень горжусь. Интересно было пойти в ту область, которая именно мне глубоко чужда. Я записал этот альбом, он ждет своего завершения. Надо его свести и выпустить. Но у меня сейчас очень много проектов, поэтому он выйдет не раньше нового года.
«Я себя считаю далеким»
— Какие еще проекты?
— Еще у меня прекрасная группа, называется «Планета Вина». Записан альбом, снято восемь клипов, это обросло кучей творческих тем, там семь фотосессий, и все ждет своего выпуска. Это будет очень скоро, первый сингл выходит 30 июня, буквально сейчас мы его запустили во все агрегаторы. Такой тяжелый рок, stoner rock.
Также у меня есть проект, который называется «Русский череп»,— хип-хоп средней степени олдовости. Тут я ищу молодых 16–17-летних актеров, которые бы прочитали тексты под биты начала 90-х. Тоже все готово — и тексты, и музыка.
— Почему молодых?
— Хочется, чтобы это были именно молодые люди, желательно, имеющие привлекательную внешность. Чтобы это был коммерческий проект с претензией на интеллектуальность.
— Проектов много, при этом из раза в раз в интервью вас упрекают в некоторой питерской лености и расслабленности. А у меня ощущение, что вам просто комфортно быть пешкой в процессе.
— Ну да. И я считаю, что это стереотип — по поводу питерской лени. Тут все делают свое дело не хуже, чем в Москве, в творческом плане. Не знаю, как насчет бизнеса, у меня нет друзей-бизнесменов.
— Что касается психологии внешней: вы ходите до сих пор к психологу или уже нет?
— Я завязал. Я разобрался в себе, у меня все хорошо, спасибо психоаналитику, всё нормально. Мне помогло. У меня, например, исчезла одна фобия. Я не люблю ездить в лифтах. Я, в принципе, до сих пор не люблю этого делать, но благодаря помощи психотерапевта, по крайне мере, в них езжу. В метро стараюсь не спускаться.
— Учитывая, сколько стоит психотерапевт, это немалая цена за избавление от клаустрофобии.
— У меня были шальные деньги с корпоративов.
— Кажется, или вы сознательно создаете себе в соцсетях имидж такого немножечко простофили? Или действительно не перестаете постоянно удивляться?
— В соцсетях я являюсь почти что тем самым человеком, кем являюсь. У меня нет образа. Меня именно так по-старчески некоторые вещи возмущают, некоторые удивляют. Я не вру там. По крайней мере, ничего из себя не строю.
— И сами ведете аккаунты?
— Есть очень хорошая советская пословица: «У нищих слуги отняты», как говорит Глеб Егорыч. Я, конечно, образно.
— У вас есть друзья, с которыми вы вместе больше 30 лет. Дружба — это ценность для вас?
— Да, несомненно.
— Если вы не зазвездились за все эти годы (или у вас были эпизоды звездной болезни?), то, наверное, уже и не возгордитесь?
— Зазвездиться и почувствовать звездную болезнь может человек недалекий. А я себя считаю далеким.
— Есть вопрос, на который вы очень хотели ответить, а его никто не задает?
— Самый мой любимый вопрос: «Василий, а когда вы собираетесь завершить свою карьеру?»
— Василий, вы себя долго на сцене видите?
— Нет, это совершенно другой вопрос. Именно «завершить». Ответ — не знаю.