выставка современное искусство
Первая в России персональная выставка Ильи Кабакова, проходящая в присутствии автора, должна была стать сенсацией. И стала. Вернисаж выставки Ильи и Эмилии Кабаковых "Случай в музее и другие инсталляции", организованной Эрмитажем и Фондом Гуггенхайма при поддержке московской Stella Art Gallery, прошел с аншлагом. Художественный бомонд обеих российских столиц, чиновные лица, два автобуса высшего руководства Фонда Гуггенхайма составили очередь на вход, а толпы фотографов фиксировавших каждый шаг художника, сделали его проходы подобными подъему по каннской лестнице. Очередь на выставку отстояла КИРА Ъ-ДОЛИНИНА.
Илья Кабаков — самый известный в мире из ныне живущих русских художников. Носим на руках он давно, еще даже до того, как эмигрировал из Москвы в Нью-Йорк в 1988 году. Лидер московского концептуализма, мэтр, гуру для нескольких поколений российских радикалов, господин Кабаков и в отечественном, и в западном контексте не имеет себе равных. Ему — лучшие залы и музеи, ему — премии и почетные степени, про него — каталоги и монографии.
Как должен выглядеть этакий небожитель? Быть по-нью-йоркски в черном, немного авангардном, передвигаться со свитой, смотреть стремительно и немного свысока? Ничего подобного. Мировая знаменитость Илья Кабаков — невысокий седой человек в вытянутом свитере, с вечной авоськой-пакетом в руках, хитрыми глазами и всегда сопровождающей его женой-соавтором. Таким он ходит по "Документам" и биеннале, таким сидит на посвященных ему конференциях, таким приехал и в Петербург — после 16 лет отсутствия на родине. Однако этот "простой", как какой-нибудь попутчик в трамвае, человек совсем не прост. Это один из самых умных современных художников, и все, что он делает, есть прежде всего игра ума. Как, впрочем, игрой ума является и само концептуальное искусство, развившее до невиданных высот умение трезвым расчетом вызывать у зрителя самые что ни на есть тонкие эмоции.
Илья Кабаков — художник словесный. То есть "литературная" составляющая его искусства первична по отношению к визуальной. Этот прием у него обнажен до предела: практически все его работы снабжены подробными комментариями, а в каталогах печатаются даже его собственноручные описания представленных проектов. При этом говорит он мало, его интервью редки и немногословны, предпочитает беседы с друзьями, которые явно представляются им как будущий письменный текст. В интервью Ъ (см. номер от вторника), например, практически на все вопросы супруги Кабаковы имели один ответ: "Трудно (вариант — невозможно) ответить". Иногда вообще отделывались многозначительным вопросительным знаком. Это, конечно, жест. Как жестом в такой ситуации оказывается практически каждое слово художника. Вот, например, говоря о своем творчестве, он повторяет: "Этот художник". Здесь и парадоксальное абстрагирование от самого себя, и игра, доведшая его уже несколько раз до создания выдуманных художников, и обозначение брэнда, который в конце 90-х из "Илья Кабаков" стал "Ильей и Эмилией Кабаковыми".
"Этот художник" представил в Эрмитаже отчет-монографию. Под выставку отведено четыре небольших зала. Первый посвящен проектам осуществленным (макеты, описания, фотографии). Во втором две интимные инсталляции — "Туалет в углу" и "Жизнь в шкафу", которые войдут в постоянную экспозицию Эрмитажа. Третий зал похож на первый — с той лишь разницей, что тут нереализованные проекты, проекты-предложения. В четвертом зале главный аттракцион выставки — "Случай в музее". Все работы выполнены после отъезда из России и на родине художника не показывались.
О чем говорит "этот художник" и что из своего репертуара он захотел показать в России? Репертуар практически полный: коммунальный быт и частная жизнь, красота мусора и мусор красоты, социалистическая школа и красный уголок, изоляция и свобода. А еще ангелы, башни, лестницы — мотивы чуть ли не абстрактные, далекие от какой-либо "советскости". В отличие от более ранних работ, здесь меньше персоналий, знаменитых кабаковских "человеков, которые...", но больше художнического тоталитаризма.
Одним из открытий, которыми Илья Кабаков вошел в историю искусства, стал жанр тотальной инсталляции. "Случай в музее" — чистейший ее образец. Художник описывает место и программирует поведение зрителя, как делал бы это самый изощренный театральный режиссер. Пространство, в котором путь зрителя предопределен художником, свет и ракурсы, раз и навсегда расписанные им же, полное погружение в жизнь (или идею), созданную воображением художника. В Эрмитаже зрителю предлагается войти в плохо освещенную комнату, отшагать несколько метров по мосткам, возведенным над полом, прочитать "объясняющий" текст, посмотреть в бинокль и пойти дальше по тем же мосткам, которые ведут прямо к выходу. Этот путь позволит зрителю увидеть центр комнаты, освобожденной явно наспех, углы с раскиданными стульями, перевернутые скамейки, темные, трудно различимые в полутьме картины на стенах и маленьких белых человечков на расчищенном будто смерчем полу.
Автор объясняет: в назначенный день, в назначенном для лекции художника Кабакова месте должно было появиться что-то внезапное... Что это было — "свидетельства очевидцев расходятся..." Но так ли важен сюжет — художник же все уже просчитал за нас: он точно знает, как мы пойдем, что увидим, а что нет, как нетерпеливые посетители будут нас подталкивать сзади к выходу, как мы захотим взглянуть в бинокль... Он не только все рассчитал, но даже это записал. Он знает даже то, что зритель окажется перед выходом, "так и не понимая — то, что ему показали, было 'всерьез' или его просто пытаются дурачить эти проклятые 'концептуалисты'".
"Этот художник", безусловно, диктатор. Но диктатор, говорящий с нами о нашей свободе и нашем же неумении с ней обращаться. Тесноватые залы еще не вычищенного до конца Главного штаба оказались удивительно удобны для подобного разговора. Илья Кабаков открыл здесь то, что пока существовало только в планах Эрмитажа,— пространство современного искусства. Музею остается только подчиниться диктатуре "этого художника" и идти за ним дальше. Потому что то, что показали, явно было "всерьез".