Частный интерес в онкологии

На борьбу с онкологическими заболеваниями с 2019 по 2024 год в рамках реализации национального проекта «Здравоохранение» государство намерено выделить беспрецедентную сумму — более 959 млрд рублей. В 2021 году объем финансирования превысит 179 млрд рублей.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Масштабные планы государства, дефицит высокотехнологичных мощностей и погружение современных методов лечения и диагностики рака в систему ОМС привлекли в эту отрасль многомиллиардные инвестиции частного бизнеса. По мнению экспертов, потенциал рынка огромен и интерес крупных инвесторов к этой области медицины будет только расти.

По данным Минздрава, сейчас в России живут около 4 млн человек с онкологией. Количество вновь выявленных случаев злокачественных новообразований в 2019 году превысило 640 тыс., а распространенность онкологических заболеваний за последние десять лет выросла на 40%.

По словам Алексея Беляева, директора НМИЦ онкологии им. Петрова, федеральный проект «Борьба с онкологическими заболеваниями» — самый масштабный по финансовым вложениям за всю историю советского и постсоветского периода. Проект направлен на развитие онкологической службы, модернизации учреждений, оснащение и переоснащение онкологических учреждений, развитие первичного звена онкологической помощи, создание ЦАОПов, обеспечение кадрами онкологической службы, финансовое обеспечение медикаментозной помощи онкологическим больным. В рамках проекта осуществляется актуализация правовой основы онкологической помощи, создание и внедрение клинических рекомендаций для лечения онкологических больных.

Частные миллиарды

В борьбу с онкологией за последние несколько лет активно включились крупные частные компании. Речь, как правило, идет о проектах в сфере ядерной медицины. Так, осенью 2020 года ГК «Согаз Медицина» и АО «Номеко» анонсировали создание высокотехнологичного многопрофильного медицинского комплекса в Ленинградской области за 30 млрд рублей. В состав медицинского комплекса войдут Центр ядерной медицины и Центр производства медицинских изотопов и радиофармпрепаратов. «Площадь Центра ядерной медицины составит около 10 тыс. кв. м. Здесь будут располагаться отделения ПЭТ/КТ-диагностики, ОФЭКТ/КТ-диагностики, брахитерапии, радионуклидной терапии, а также ряд операционных, где возможно будет использование радиоактивных меток для поиска сторожевых лимфоузлов. Предполагается, что центр сможет принимать более 20 тыс. пациентов в год»,— рассказал Александр Хасин, генеральный директор компании «Медицина и ядерные технологии», руководитель бизнес-направления «Номеко Производство» в АО «Номеко».

Главной особенностью центра, по словам господина Хасина, станет собственное производство медицинских изотопов и радиофармпрепаратов, уникальное не только для России, но и для Европы. «Фактически здесь будет возможно создать любой радиофармпрепарат — из числа уже существующих и тех, что еще только будут разработаны в дальнейшем»,— отмечает эксперт.

Летом 2020 года компания «Мединвестгрупп» объявила о реализации проекта по созданию центров лучевой терапии и поставке 100 линейных ускорителей стоимостью 37 млрд рублей. О планах по строительству лучевого блока на базе Петербургского клинического онкологического диспансера на проспекте Ветеранов, созданию центра паллиативной помощи и поликлинического корпуса на ПМЭФ-2019 сообщал холдинг «Швабе», входящий в госкорпорацию «Ростех».

Тогда же на форуме о планах по созданию центра лучевой терапии в Петербурге за 1,2 млрд рублей заявлял Медицинский институт им. Березина Сергея (МИБС). Но этот проект не будет реализован. «В связи с изменениями законодательства, ограничивающими наши инвестиционные возможности, мы вынуждены были сокращать инвестпрограммы. Этот проект также попал под нож, он не будет осуществлен, хотя с нашей точки зрения потребность в лучевой терапии именно на юге города остается очень высокой,— рассказал Аркадий Столпнер, председатель правления Медицинского института им. Березина Сергея.— Тем не менее в "ковидный" год мы сумели в кратчайшие сроки, за шесть месяцев, построить стационар на 60 коек для пациентов протонного центра. И там же, на Глухарской улице, планируем возвести вторую очередь центра протонной терапии стоимостью 5,1 млрд рублей. Это будет многоэтажный многофункциональный онкологический корпус, который соберет самые передовые технологии по лечению злокачественных заболеваний, существующие в мире».

Мирный атом

По оценкам экспертов, объем рынка ядерной медицины в России составляет $1 млрд и к 2030 году он может вырасти до $3,5 млрд. Согласно данным аналитиков Национального исследовательского ядерного университета МИФИ, мировой объем рынка ядерной медицины составляет $24 млрд, а к 2030 году он должен вырасти до $43 млрд.

Потенциал ядерной медицины в диагностике и лечении онкологических заболеваний в России огромен. Так, по рекомендации ВОЗ, на один миллион населения должен приходиться как минимум один ПЭТ-сканер. Таким образом, России необходимо не менее 146 таких установок. «Сейчас показатель обеспеченности этим оборудованием у нас составляет 0,4 на 1 млн человек. Для сравнения: по данным исследования МИФИ, в Европе это 1,1 ПЭТ-сканера на 1 млн человек, в США — 7,1, в Японии — 3,7»,— рассказывает Татьяна Трофимова, главный внештатный специалист по лучевой и инструментальной диагностике Минздрава РФ по СЗФО и комитета по здравоохранению Санкт-Петербурга.

Аркадий Столпнер говорит, что центров ядерной медицины с ПЭТ/КТ-диагностикой в России примерно вдвое меньше, чем необходимо по стандартам стран с развитыми системами здравоохранения. «Современная онкология немыслима без ПЭТ-диагностики, и неудивительно, что медицинский бизнес стремится занять эту нишу, рассчитывая на партнерство с государством»,— отмечает господин Столпнер.

Участники рынка сходятся во мнении, что в Москве и в Санкт-Петербурге нет дефицита необходимых мощностей, но в других регионах страны ситуация иная. «Если говорить о дефиците высоких технологий, то крайне высокой остается потребность в современных линейных ускорителях, по официальной статистике, в стране не хватает около 300 аппаратов»,— указывает господин Столпнер.

Алексей Беляев добавляет, что сегодня в России работают три протонных центра для лечения злокачественных новообразований. С 2020 года протонная терапия впервые была включена в программу ВМП в рамках ОМС. На данный вид лечения в прошлом году государство выделило 5 млрд рублей, а в 2021 планирует выделить еще 5,5 млрд рублей.

Интерес бизнеса к развитию проектов в сфере ядерной медицины, по словам Татьяны Трофимовой, вызван совпадением нескольких факторов. «Во-первых, появились новые технологические возможности и в диагностике, и в лечении онкологических заболеваний. Их возможности ошеломляют, иначе как чудом это назвать нельзя. Во-вторых, стало доступно современное оборудование. Например, еще совсем недавно ПЭТ-установки в нашей стране были большой редкостью, а сейчас их около 60. Например, появились циклотроны, которые производят разнообразные радионуклиды, позволяющие проводить прецизионные исследования, недоступные ранее. В-третьих, подготовлены соответствующие специалисты — радиологи и клиницисты-онкологи, которые умеют работать с такими технологиями. Как следствие, увеличился спрос на методы диагностики и лечения, которые предлагает ядерная медицина. В-четвертых, отрасль крайне наукоемкая и дорогая, но сейчас исследования уже поставлены на поток, а это значит, что их стоимость снижается»,— поясняет госпожа Трофимова.

Александр Хасин добавляет, что ядерная медицина пока имеет достаточно высокие тарифы в структуре ОМС, и поскольку эта область очень капиталоемкая, такие тарифы позволяют хоть и не напрямую, но окупать вложения. Однако в дальнейшем, по его словам, ситуация может измениться — это подтверждает пример западных стран.

«Когда технологии ядерной медицины только зарождались, государства вводили выгодные тарифы, дающие возможность возврата инвестиций. Благодаря этому на рынке появлялось огромное количество игроков, росла конкуренция, а с ней и качество оказания услуг. Но со временем тарифы менялись, и эта сфера оказывалась уже не такой интересной, поэтому в ней оставались компании, создавшие крупные сети, и многопрофильные клиники, или использующие эти методы лечения как одни из многих,— рассказывает господин Хасин.— Россия сейчас в начале этого пути — в Москве и Петербурге рынок ядерной медицины уже практически насыщен, но по стране в целом ситуация иная. Нередко в регионе может присутствовать только одна компания, оказывающая подобные услуги, а такое отсутствие конкуренции неизбежно приводит к падению качества. Поэтому сейчас крупным игрокам есть куда расширяться, и это развитие пойдет на пользу всей отрасли в целом».

По словам Аркадия Столпнера, в 2020 году многие современные методы лечения рака впервые были погружены в систему ОМС или включены в госпрограмму высокотехнологичной медицинской помощи (ВМП). «В целом государство активно включилось в борьбу с онкологическими заболеваниями с точки зрения финансирования лечения. Приток денег в систему дал нам возможность значительно увеличить оказание высокотехнологичной помощи населению именно за счет средств государства. Так, если в прежние годы только 30% пациентов нашей онкологической клиники проходили лечение за счет различных форм государственного финансирования, то в прошлом году таких было 70%»,— поясняет господин Столпнер.

Но в 2021 году, по его словам, государство изменило правила игры, пересмотрев тарифы ОМС по многим позициям. «Например, курс радиотерапии на киберноже подешевел в 2,3 раза и теперь стоит 78 тыс. рублей, что не покрывает даже половину наших расходов. Мы продолжаем принимать пациентов с полисами ОМС, перераспределяя средства из других источников, надеясь, что здравый смысл восторжествует. Если государство не пересмотрит тарифы, это ухудшит доступность ВМП для населения. И это касается не только частных клиник: государственные больницы в таком же положении. Разница только в том, что никто не закроет государственную клинику из-за кредиторской задолженности, а частная клиника, накопив долги, вынуждена будет просто закрыться»,— сетует господин Столпнер.

В настоящее время, по словам Федора Моисеенко, доктора медицинских наук, заведующего отделением Петербургского онкоцентра, можно говорить о высоком уровне доступности высокоспециализированной помощи в онкологии, во всяком случае, в Санкт-Петербурге и Москве. Так, только в Петербургском онкоцентре ежегодно обследуется и получает лечение около 15 тыс. пациентов с вновь выявленными злокачественными новообразованиями.

Перспективные технологии

Помимо бурного развития радионуклидной медицины, перспективы современной онкологии связаны с внедрением щадящих и таргетированных методов лечения. По мнению господина Моисеенко, основной прорыв в онкологии последних лет связан с появлением и внедрением в клиническую практику иммунотерапевтических препаратов. «Механизм действия этих препаратов связан с блокированием отдельных молекул на поверхности опухолевых клеток, которые позволяют им снижать активность или даже дезактивировать лимфоциты. Сегодня практически все зарегистрированные препараты, включая и отечественные разработки, воздействуют лишь на два из сотен механизмов защиты опухоли от иммунной системы. Но развитие этого направления интенсивно продолжается, и весь мир ждет дальнейших открытий именно в этой области»,— поясняет он.

Марк Саневич, генеральный директор и сооснователь BestDoctor, также полагает, что будущее онкологии — в развитии иммунотерапии, которая, к примеру, может помочь в лечении недифференцированных опухолей, не чувствительных к существующей таргетной терапии.

С недавних пор иммунотерапия стала доступна в системе ОМС, что также привлекло частные медицинские центры. Так в 2020 году на этот вид лечения, по словам Алексея Беляева, государство потратило более 200 млрд рублей.

Татьяна Трофимова считает, что ключевой тренд современной онкологической помощи — смещение в сторону тераностики. «В ближайшем будущем это направление, сочетающее терапию и диагностику (когда благодаря одному исследованию пациент может и решить диагностические вопросы, и получить лечение), будет самым актуальным в области лечения онкологических заболеваний. Именно за такой таргетной, очень эффективной терапией будущее,— рассказывает госпожа Трофимова.— Пока широкому распространению этой идеологии препятствует ограниченность наших знаний и умений. Поэтому основной задачей радиофармацевтики сейчас является создание "идеальной пары" диагностического и радиотерапевтического радиофармпрепаратов, в том числе имеющих в составе меченые молекулы car-T cell».

Аркадий Столпнер связывает большие надежды с флеш-терапией, которая последние годы считается самым перспективным направлением из развиваемых методов лучевого лечения. «Флеш-технология позволяет доставлять большие дозы радиации точно в цель буквально за секунду. При этом патологические клетки разрушаются, а нормальные ткани за счет огромной скорости доставки не получают повреждений. МИБС входит в состав международного консорциума, развивающего эту технологию, и мы надеемся в обозримом будущем получить одобрение российского Министерства здравоохранения на проведение подобного исследования. Если все пойдет по плану, то уже через несколько лет данная технология может войти в клиническую практику»,— поясняет господин Столпнер. По его словам, это приведет к серьезному удешевлению протонной терапии и к повышению ее доступности. Вместо пяти-шести недель полный курс лечения можно будет проводить за три-пять дней и протонные центры, которые смогут применить флеш-технологию, будут принимать в несколько раз больше пациентов, чем сегодня.

Эксперты уверены, что, помимо внедрения новых терапевтических методов, необходимо активно заниматься первичной профилактикой и ранней диагностикой рака, что позволит существенно снизить заболеваемость и смертность.

По оценкам Федора Моисеенко, пока оснований для снижения заболеваемости нет, так как программы первичной профилактики работают недостаточно активно, что на фоне общей пассивности населения не приводит к заметным результатам. «Снижение смертности также является долгосрочной целью, так как требует концентрации на раннем выявлении заболевания, что должно мотивировать большое число относительно здоровых людей проходить волнительные процедуры с шансом на еще более неприятное лечение с целью предотвращения последствий, ожидать которые можно через пять-семь лет. Такого уровня сознательности в нашем обществе достигли еще немногие»,— констатирует господин Моисеенко.

Алена Шереметьева