Бытует стереотип, что предпринимателю сейчас выгоднее обанкротиться, чем вытягивать себя за уши из болота. Однако это не всегда верно. Бизнес нужно спасать, уверена управляющий партнер Legal to Business Светлана Гузь. И в этом могут помочь как проверенные временем, так и новые инструменты.
Фото: Евгений Павленко, Коммерсантъ
Фото: Евгений Павленко, Коммерсантъ
— Светлана, как вы оцениваете последствия прошлогоднего моратория на возбуждение дел о банкротстве?
— Мораторий выступил своего рода плотиной, но ведь в этом случае вода никуда не уходит, она накапливается. Кризис 2020 года способствовал тому, чтобы тяжелые ситуации в бизнесе копились. Мораторий, с одной стороны, позволил протянуть утопающим руку помощи, а с другой — усугубил накопление имеющихся проблем. Пока еще всплеска банкротств не произошло. Под мораторий, по данным Федресурса, попало около 517 тыс. юридических лиц и примерно 1,6 млн индивидуальных предпринимателей. По итогам 2020 года число решений о признании компаний банкротами сократилось на 20% — и это как раз следствие моратория. При этом в первом квартале 2021 года, когда мораторий был уже снят, количество корпоративных банкротств сократилось на 8% к аналогичному предыдущему периоду. О реальных последствиях можно будет говорить во втором полугодии 2021 года, когда наступит срок исполнения отложенных обязательств.
— Банкротство может стать для бизнеса спасательным кругом?
— Действующий закон о несостоятельности, несмотря на критическое отношение к нему профессионального сообщества, предусматривает механизмы, направленные на восстановление платежеспособности заемщика. Во многих случаях очень велика вероятность достичь разумных компромиссов.
— Какие защитные инструменты могут спасти бизнес?
— Вариаций — тысячи. У крупного бизнеса всегда есть шанс договориться с банком, поскольку самый страшный сон банкира, как я всегда говорю,— это остаться с залоговыми активами и не понимать, кому их реализовать. Надо также понимать, что в портфеле у каждого банка огромное количество заемщиков, и если большая их часть одномоментно будет неплатежеспособной, то уже можно говорить о финансово неустойчивом положении самого банка.
В качестве варианта сохранения бизнес-единицы можно привести привлечение инвестора как в рамках самой процедуры банкротства, так и с целью ее предотвратить — как с участием бывшего бенефициара, так и без него, но с возможностью погашения обязательств перед всеми третьими лицами. Поиск инвестора нередко становится одной из первостепенных задач залогодержателей — кредитных организаций.
Можно поддержать работу компании, привлекая команды крупных арбитражных управляющих,— с последующим переходом к ним активов. Этот способ был более распространен в период кризиса 2008 года. Инструменты в каждом конкретном случае подбираются индивидуально.
— Эти варианты в основном относятся к среднему и крупному бизнесу?
— Да, когда есть крупные кредиторы, есть банк, есть что сохранять. И в данном случае важным является, помимо удовлетворения требований кредиторов, еще и решение социальных вопросов: сохранение рабочих мест и социально значимой инфраструктуры, пополнение бюджета.
Если же мы говорим о малом бизнесе или ИП, то это, скорее всего, будут ликвидационные процедуры, когда удовлетворяются максимально возможные требования, и предприятие прекращает свое существование (и вполне возможно, что уровень удовлетворенных требований кредиторов будет равен нулю).
— В предыдущие кризисы малый и средний бизнес использовал банкротство как способ избавления от долгов для начала «новой жизни». Работает ли эта схема сегодня?
— Схема работает, за небольшим исключением: если юрлицо не выплачивает все денежные средства по своим обязательствам, то у кредиторов есть возможность погасить свое требование посредством привлечения к субсидиарной ответственности генерального директора, бенефициара, а в последнее время — бухгалтеров и юристов. Судебная статистика за 2020 год демонстрирует, что почти 60% заявлений из общего числа заявлений о привлечении к субсидиарной ответственности было удовлетворено. Чтобы было еще нагляднее, приведу такие цифры: в 2015 году к субсидиарной ответственности было привлечено всего 15 человек, а в 2020 году — 3200 человек. Не стоит надеяться на то, что, войдя в процедуру банкротства, должник скажет: «Всем, кому я должен, я прощаю». Кредиторы используют все инструменты, предоставленные законодательством, на сегодняшний день активно возбуждаются и уголовные дела, если к плачевному состоянию бизнеса привело поведение владельца.
— Рискованно ли входить в процедуру банкротства с долгами по налогам?
— Очень рискованно, и должники пытаются не доводить до этой ситуации. Процедура банкротства не освобождает должника от уплаты налогов — если у вас есть активы, то вы обязаны продолжать платить на них налоги даже при прекращении финансово-хозяйственной деятельности и роспуске сотрудников.
— Часто ли ФНС выступает инициатором банкротства?
— В 2020 году доля заявлений, поданных ФНС, составила 13% от общей численности (в прошлые годы их было 12,5–12,6%). И нет ничего страшнее ни для других кредиторов, ни для самого должника, чем ситуация, когда мажоритарным кредитором становится налоговый орган. Поэтому даже в тех случаях, когда должник не смог погасить задолженность перед налоговым органом, кредиторы часто рассматривают возможность выкупа этого права требования. Процедуры с ФНС — длительные, тяжелые, поскольку с государственным органом гораздо сложнее договориться, чем с частным кредитором, особенно на стадии банкротства.
— Совсем невозможно договориться?
— В рамках судебных дел могут быть заключены мировые соглашения, но мировое соглашение с участием налогового органа — это очень сложно. Сейчас Петербург стал пионером в использовании нового досудебного инструмента — медиативных соглашений. Это существенным образом облегчает жизнь налогоплательщика, потому что есть возможность обсудить и скорректировать как сумму задолженности, так и условия ее погашения. При этом если в судебном процессе всегда есть проигравший и победитель, то медиация позволят обеим сторонам обрести желаемое. Налоговый орган получает в обозримые сроки понятную фиксированную сумму, должник — гарантию того, что в обозначенный в соглашении период не будет выездной налоговой проверки и, по сути, не будет дальше уголовного преследования. Первое медиативное соглашение было заключено в ноябре 2020-го в Петербурге, и я надеюсь, что другие регионы также станут активно использовать этот инструмент.
— Что может помешать?
— Медиация возможна лишь тогда, когда и одна, и другая сторона понимают, что договориться им выгоднее, чем идти суд: по времени, по срокам, по цене, по качеству исполнения этих обязательств. Медиация невозможна, когда одна из сторон не хочет договариваться.
— Насколько часто ФНС идет навстречу?
— А это, на мой взгляд, вопрос профессионализма медиатора. Именно независимый профессиональный посредник должен все учитывать и доносить до сторон выгоду. Иногда и налогоплательщик до последнего стоит на своем, теряя время и деньги. Есть еще один сложный момент: медиатора оплачивают обе стороны в равных долях. Понятно, что эти затраты не учтены в бюджете налогового органа. Даже если это будет внесено в нормативные акты и в бюджет, медиативное соглашение выгодно ФНС. Все просто: стороны определили обязательства, зафиксировали, должник платит. Если нет — к инструменту суда всегда можно вернуться.
— Изменения в банкротном законодательстве внедряются постоянно, какие новые меры кажутся вам разумными?
— Основные запросы, которые нашли отражение в законе о банкротстве,— это сокращение количества процедур и изменение системы торгов. Обе меры позволят сократить процедуру банкротства в целом. Банкротство «Фаэтона», идущее уже второй десяток лет,— случай не единственный. Исключение некоторых процедур сократит общие сроки банкротства, а переход на плавающее ценообразование по системе голландского аукциона оптимизирует сроки и расходы на реализацию активов.
— Что еще вы предложили бы изменить (например, вследствие коронакризиса)?
— В 2020 году в оборот вошло проведение судебных заседаний онлайн. Следующим шагом, на мой взгляд, должно быть введение онлайн-собраний кредиторов.