Объединение адвокатского сообщества необходимо сегодня для защиты гражданского общества от разрушения, убежден Егор Носков, управляющий партнер независимой юридической фирмы «Дювернуа Лигал».
Фото: Евгений Павленко, Коммерсантъ / купить фото
Фото: Евгений Павленко, Коммерсантъ / купить фото
— Насколько важную роль в экономике и социальной жизни современной России играет, по вашему мнению, юридическое сообщество в целом и его адвокатская составляющая в частности?
— К сожалению, сегодня юридические услуги, делающие кассу большинству российских юридических фирм, можно сравнить с ритуальными услугами похоронных бюро. Работа юристов зачастую сводится к тому, чтобы помогать клиентам не развивать, а закрывать их бизнесы, сопровождать их ликвидации и банкротства. Дополнительным — в кавычках — бонусом является бесконечное количество уголовных дел в отношении собственников и менеджмента клиентов, их привлечения к субсидиарной ответственности в случаях несостоятельности и банкротств. В то же время, в отличие от клиентов похоронных бюро, число клиентов как самостоятельных хозяйственных субъектов бесконечно сокращается и не возобновляется. Это можно увидеть на примере частных петербургских банков. За последние семь лет в Петербурге из крупных частных банков, по сути, на рынке остался только банк «Санкт-Петербург». Между тем каждая из ликвидированных банковских структур имела значительное количество внебанковских бизнес-проектов. Разумеется, банк, лишаясь лицензии и попадая впоследствии (как правило) в процедуру банкротства, обеспечивает юридические фирмы, и особенно юридические фирмы, аккредитованные Агентством по страхованию вкладов (АСВ), работой. Однако если активный бизнес обеспечивает юристов работой на протяжении многих лет, то банкротство — процесс конечный.
Очевидно, что даже на депрессивном в целом юридическом рынке есть ниши, которые активно развиваются. Например, растет количество работы в секторе IP/IT в сфере защиты интеллектуальных прав: несмотря на общую стагнацию в экономике, в России продолжают успешно работать и развиваться ряд крупных высокотехнологичных компаний мирового масштаба, таких, например, как «Яндекс». По-прежнему заключаются масштабные сделки на рынке коммерческой недвижимости, но это скорее исключение из правил.
Тем не менее, по моему мнению, в обозримом будущем нас ожидает существенное сокращение юридического рынка. Последние несколько лет наблюдается тенденция, когда фирмы, которые вообще не занимались уголовным правом (в том числе и наша), создают уголовные практики, и для многих они уже стали основным источником доходов. Но на этот бизнес активно «наступает» государство через всевозможные антилиберальные законопроекты. К ним можно отнести, например, последнюю инициативу о запрете адвокатам приносить мобильные телефоны в места лишения свободы и следственные изоляторы. Как и для практически любого современного человека, телефон для адвоката — главный рабочий инструмент. Походы на свидание с клиентами в СИЗО и места заключения из-за очередей и в целом не самого оптимально организованного процесса могут занимать весь день.
Таким образом, направляясь в СИЗО, адвокат лишается возможности работать и быть на связи со своими клиентами. Это по-человечески унизительно, во-первых, неэффективно, во-вторых, а в-третьих, является очередным примером того, что стороны обвинения и защиты в России неравноправны. Потому что сотрудников органов следствия права пользоваться их рабочими инструментами никто не лишает.
Яркий и шокирующий адвокатское сообщество пример двойных стандартов — уголовное дело в отношении адвоката Ивана Павлова. Фактически Павлов обвиняется в том, что распространил в прессе основополагающий следственный документ, который не должен являться секретным по определению,— это постановление о привлечении в качестве обвиняемого в отношении своего клиента. Однако следствие может по своему желанию распространять любые сведения в отношении обвиняемых в любом, самом невыгодном для них, свете. Например, в наручниках, в клетке в зале суда, демонстрировать видеосъемку жилища, личных вещей подозреваемого, еще не признанного судом виновным, без каких бы то ни было санкций и ограничений.
Стоит добавить, что процент оправдательных приговоров в России (менее 0,5% от общего количества приговоров) давно уже стал притчей во языцех. По сути, это означает, что роль адвокатов в большинстве процессов и так уже многие годы сводится к глубоко второстепенной. Закономерно, что, когда от адвоката ничего не зависит, у клиента нет мотивации оплачивать его услуги.
С точки зрения обывателя, не вовлеченного в политическую жизнь, выносятся очень странные приговоры: крайне жесткие для любых участников протестных движений, но порой чрезвычайно мягкие для преступников, совершивших чудовищные преступления против личности или коррупционные преступления. Если бы позиция российской судебной системы состояла в том, что она чрезвычайно сурова по отношению ко всем нарушителям буквы закона, то в этом была бы некая жесткая, но понятная логика. Но фактически судебная система стоит именно на защите государственных интересов и на защите существующего положения вещей в политике, а не гражданского общества в целом.
Таким образом, с одной стороны, стагнация в экономике и бесконечное уменьшение активных бизнесов лишают крупные российские юридические фирмы их основных доходов — практики коммерческого права. А неравноправие сторон защиты и обвинения в уголовном процессе обусловливает сокращение практики высокопрофессиональных адвокатов по уголовным делам.
— Получается, что российские законодатели никак не заинтересованы в развитии юридической сферы? Почему?
— Законодатели, полагаю, в последнюю очередь думают о проблемах юридического бизнеса. Это слишком маленькая (в масштабах национальной экономики) отрасль как по объему рынка в денежном выражении, так и по числу занятых в ней людей. Но эта небольшая отрасль чрезвычайно важна для здоровья государства. Подобно тому, как врачи обеспечивают жизнедеятельность и здоровье организма человека, юристы защищают человеческое достоинство и защиту прав собственности. К сожалению, инициативы, которые мы сейчас наблюдаем, ведут к еще большему сведению роли адвокатского сообщества от второстепенной к просто декоративной.
— Глобализация становится все более выраженным трендом современного мира, в том числе через унификацию законодательства отдельных стран. Характерно ли это для нашего государства?
— Глобализация в юридическом мире, безусловно, существует. Нередки случаи, к примеру, когда решения английского суда исполняются в государствах, не подписавших соответствующую конвенцию. Просто в силу уважения к судебной системе и сложившегося обычая. Современная Европа и такие страны, как США, Великобритания, Канада, Австралия, Новая Зеландия, не находятся в единой государственной правовой системе, но руководствуются едиными принципами справедливости, защиты прав и свобод. В России, мне кажется, в настоящее время судебная система в значительной степени ориентирована на самоизоляцию, защиту интересов государства и особого пути, по которому движется страна. Внесение в Конституцию изменений о приоритете российского законодательства над международным — очевидно, шаг в противоположную сторону от глобализации.
— Видите ли вы факторы, которые могут изменить эту ситуацию?
— В отечественной истории со времен объединения русских земель московскими великими князьями был только один очень короткий период, с 1864 по 1917 год, когда правосудие было в буквальном смысле независимым, руководствовалось принципами морали и справедливости и не зависело от государевой власти. И то при определенных исключениях, когда после задавленной революции 1905 года по всей России действовали столыпинские военно-полевые суды.
Своим появлением в 1864 году суд присяжных обязан исключительно политической воле и, как сейчас говорят, визионерству Александра II. Уверен, что император отдавал себе отчет в том, что присяжные не будут выносить исключительно «удобные» ему решения. Ряд приговоров по политическим делам, в частности, по делу Веры Засулич, никак не мог понравиться ни царю, ни его приближенным, ни правящему классу в целом. Девушку, стрелявшую в градоначальника Санкт-Петербурга, признали невиновной. Но в этом и смысл правосудия, когда решения судебной власти исходят из принципа справедливости, из лучшего, что есть в человеческой цивилизации, из нравственности. Величие реформы 1864 года заключается в том, что она произошла не от давления народных масс снизу, а от политической воли авторитарного правителя, который понимал, что без независимого правосудия невозможно развитие государства.
— Как повлияли на юридическую сферу обстоятельства последнего года, связанные с локдауном, нарушением стандартного порядка ведения дел?
— Юристов ограничения практически не коснулись. Суды в России продолжали работать, хоть и в онлайн-режиме. Конечно, в денежном выражении отрасль пострадала. Но если сравнивать с другими отраслями, которые фактически обанкротились, юристы пережили локдаун сравнительно неплохо.
— Что, по вашему мнению, необходимо сегодня обсуждать внутри профессионального сообщества?
— Сейчас для адвокатского сообщества России наступает момент истины. Как я сказал ранее, его состояние из второстепенного может окончательно перейти в разряд декоративных. Но осознав угрозу своей роли в здоровом гражданском обществе, адвокатское сообщество, состоящее из десятков тысяч образованных людей, через единую и публичную позицию может стать тем существенным элементом, который удержит гражданское общество от дальнейшего разрушения.