На Beat Film Festival в Москве покажут «Мою психоделическую историю любви» Эррола Морриса, новый фильм главного документалиста современности, в котором Джоанна Харкорт-Смит рассказывает о своей жизни с Тимоти Лири, гуру психоделической революции и «врагом общества номер один» по версии президента Никсона
Фото: Fourth Floor Productions; Moxie Pictures
Фото: Fourth Floor Productions; Moxie Pictures
На первый взгляд, «Моя психоделическая история любви» — не более чем богато аранжированное в психоделическо-коллажной эстетике конца 1960-х интервью с Джоанной Харкорт-Смит (1946–2020), женщиной, замечательной во всех отношениях. В 1972–1977 годах она числилась боевой подругой и гражданской женой Тимоти Лири (1920–1996). Блестящий гарвардский профессор, считающийся основоположником нескольких направлений в психологии, Лири стал гуру контркультуры и, по словам президента Никсона, «врагом общества номер один», когда, причастившись мескалину и ЛСД, начал проповедовать радикальное расширение сознания во имя радикального изменения несправедливого миропорядка.
Судьба Лири — готовый сценарий для дюжины триллеров. Тут тебе и аресты по наркотическим статьям, последний из которых увенчал 38-летний приговор. И побег из тюрьмы: искусно манипулируя сознанием тюремщиков, Лири добился щадящего режима и сбежал при помощи боевиков леворадикальной группировки «Метеорологи». И конспиративная эвакуация в Алжир, где Лири приветили скрывавшиеся там лидеры «Черных пантер». И новый побег — теперь уже от «пантер», вроде бы взявших Лири с его тогдашней, четвертой по счету женой в заложники. И метания по миру в компании Харкорт-Смит, которые завершились в январе 1973-го похищением их агентами ЦРУ в Кабуле, куда любовников занесло по неизвестной науке причине, и новым заключением Тимоти, продлившимся три с половиной года.
Эррол Моррис прославился «Тонкой голубой линией» (1988), где он выступал одновременно в амплуа режиссера и частного детектива, расследующего убийство, за которое герой фильма был несправедливо приговорен к смертной казни. Здесь же Моррис сначала кажется добрым следователем, терпеливо внимающим признаниям Харкорт-Смит в безбрежной любви к сексуальнейшему и мудрейшему в мире мужчине. А потом словно бы исчезает — остается лишь закадровый голос, задающий Джоанне невинные наводящие вопросы.
Фото: Fourth Floor Productions; Moxie Pictures
Фото: Fourth Floor Productions; Moxie Pictures
Фото: Fourth Floor Productions; Moxie Pictures
Фото: Fourth Floor Productions; Moxie Pictures
Фото: Fourth Floor Productions; Moxie Pictures
Фото: Fourth Floor Productions; Moxie Pictures
Фото: Fourth Floor Productions; Moxie Pictures
Фото: Fourth Floor Productions; Moxie Pictures
Фото: Fourth Floor Productions; Moxie Pictures
Да ее и спрашивать ни о чем не надо. Она сама только и мечтает о том, чтобы оправдаться. Ведь прогрессивная общественность во главе с не менее именитым, чем Лири, пророком революции сознания Алленом Гинзбергом выкатила Джоанне в 1970-х недетские предъявы. Дескать, эту «Мату Хари», секс-шпионку, ЦРУ подложило под святого Тимоти, чтобы заманить его в ловушку. С этим как раз все более-менее ясно. Джоанна после ареста Лири — исключительно ради блага любимого — стала провокатором спецслужб, отправив, в частности, в тюрьму его адвоката. Сам же Лири, напуганный перспективой сгинуть в лабиринтах психиатрических тюрем, пошел на сотрудничество с ФБР, то ли выдав, то ли не выдав — тут блестящая, несмотря на многолетнее и ежедневное употребление ЛСД, память красавицы Джоанны тормозит — тайное убежище «Метеорологов».
Но поражает воображение фильм отнюдь не сбивчивой историей предательства: все подобные истории однообразны. Моррис искусно, не расставляя акцентов, демистифицирует всю возвышенную мифологию контркультуры, всю эту «love and peace». Всю оргию бескорыстной любви, крестовый поход босоногих «детей цветов» на Пентагон и Уолл-стрит под аккомпанемент Леннона и Джаггера. История, которая на самом деле складывается в фильме, рассказывает о том, как контркультура копировала классовую структуру ненавистного ей общества.
Пожертвовавший академической карьерой просветленный Лири и его преданная подруга мечутся по миру, бесприютные и безденежные, преследуемые мощнейшими спецслужбами: какой романтический образ. Между тем мечутся они отнюдь не между нищими и веселыми коммунами добросердечных хиппи или конспиративными квартирами. Они чувствуют себя как дома на виллах Мика Джаггера и Кита Ричардса, друзья всегда готовы отсыпать им несколько сотен тысяч или уладить проблемы со швейцарскими властями. Например, один из любовников Джоанны — плейбой и торговец оружием Мишель «Голдфингер» Ошар, связанный с ЦРУ. Или Деннис Мартино — руководитель «Братства вечной любви», группировки, перегоняющей тонны афганского гашиша в США.
Да что там говорить, если даже в салоне первого — а как иначе — класса, где Лири и Джоанна следуют в США под конвоем ФБР, она встречает близкого друга, еще одного международного плейбоя Гюнтера Закса, который только что женился на Брижит Бардо. Выпив шампанского, Закс обещает Лири, что они с Брижит позаботятся о Джоанне.
С самой Джоанной, предположим, все ясно. Она может сколько угодно втирать слушателям, какую родовую травму еврейского изгнанничества несла в душе ее мать и несет она сама. Однако росла страдалица в апартаментах на парижской авеню Фош, принадлежавших Арпаду Плешу, мужу сначала бабушки Джоанны, а, после ее смерти — очередному мужу матери Джоанны (милая подробность: после смерти первой из них Арпад вонзил ей в сердце кинжал). Один из богатейших людей мира, он, сам еврей, составил состояние, сдавая гестапо немецких евреев, переводивших с его помощью деньги в швейцарские банки, которые доносчик затем присваивал.
Здесь неизбежен вопрос: «Кто вы, доктор Лири?» Как вы-то вписались в этот «джетсет»? Ответ прост. Лири в 1970-х играл «при дворе» звезд шоу-, нарко- и оружейного бизнеса ту же роль, какую в XVIII веке играли при дворах европейских монархов всякие-разные Калиостро и графы Сен-Жермены. Столь же образованные и столь же бессовестные, как и Лири, полиглоты эпохи Просвещения торговали эликсиром вечной жизни или технологиями превращения свинца в золото. Лири продавал ключи к «вратам восприятия». Вот и вся разница. Ну а до подростков, которые тем временем, нажравшись всякой пакости, разбивались насмерть в попытках летать, подобно птицам, ни Лири, ни его спонсорам дела не было.
Досмотрев фильм, не сразу, но начинаешь чувствовать себя ошарашенным. Не потому, что теневая — или, один черт, гламурная — оборотка контркультуры явила себя столь откровенно. А потому, что за поворотами истории начисто забываешь о режиссере, притом что режиссер этот — не просто выдающийся расследователь и интервьюер, а живой классик. Где ты, Эррол Моррис?
Ответ сродни метафизическим парадоксам в духе Лири: Моррис нигде и везде. Столь умело притвориться утонувшим в самоигральной истории, заставить забыть о своей направляющей воле — это высший класс режиссуры. Даже мастер-класс: напоминание о том, что документалистика — умение не поймать в объектив пароксизм реальности, а раствориться без гнева и пристрастия в чужой жизни и смерти, чужой подлости и любви.
«Художественный», 11 июня, 22.00
ЦДК, 13 июня, 21.00
«Каро 11 Октябрь», 16 июня, 22.00