Из повести Николая Лескова режиссер Максим Диденко сделал лихой яркий дивертисмент, в центре которого оказался роман русского мастерового и сложного иноземного механизма. Глубоких наблюдений на тему национальных добродетелей и пороков в этом ярком спектакле меньше, чем ожидалось, но это, возможно, и к лучшему, считает Ольга Федянина.
Виртуозности у Блохи (Диана Вишнева) в спектакле не меньше, чем у Левши (Евгений Стычкин)
Фото: Пресс-служба Театра Наций / Ира Полярная
Виртуозности у Блохи (Диана Вишнева) в спектакле не меньше, чем у Левши (Евгений Стычкин)
Фото: Пресс-служба Театра Наций / Ира Полярная
Новая премьера Театра наций начинает вас соблазнять задолго до начала спектакля одним только собранием имен на афише и тем, что это собрание имен обещает. Левшу играют в очередь Евгений Стычкин и Александр Якин — и оба в самом деле прямо-таки идеальный кастинг на эту роль. А Блоху исполняют — также в очередь — Диана Вишнёва и Ксения Шевцова, две звезды балета. Сама по себе идея хореографической роли внутри драматического спектакля «Левше», конечно же, безупречно подходит: если центральная фигура лесковской повести — незадачливый народный умелец Левша, то ее центральный образ — тонкая заморская штуковина, танцующая «нимфозория».
Сам режиссер в предваряющем слове обещает: «По жанру это борщ, а по сути — исследование феномена русской хтони». Первое из этих обещаний режиссер выполняет лучше, чем второе.
Не знаю, что Диденко в точности понимает под «борщом», но если кипящую яркую смесь разнородных элементов, то его «Левша» и впрямь борщ, вполне наваристый. Что же касается сути, то тут заведомая проблема: русская хтонь сегодня стала модой, современным аналогом «умом Россию не понять», декоративным кокетством в постановках отечественной классики. Содержательно на эту тему мало кому удалось высказаться, и лучшее, кажется, из таких высказываний идет на той же сцене Театра наций — «Сказка про последнего ангела» Андрея Могучего с замечательной сценографией Марии Трегубовой, которая и к «Левше» сделала декорации и костюмы.
Сам спектакль подтверждает: насчет «исследования», действительно, некоторое преувеличение. У Диденко получается, скорее, живописный и лихой парад этой самой хтони, причем даже больше обещанного, не только отечественной, но и заморской. Заморская хтонь сначала вальсирует в белых костюмах и охмуряет государя-императора съедобными париками из, натурально, сахарной ваты, а позже самого Левшу — разнообразными двусмысленными вольностями вполне современного «мульти-культи»-общества. Русская же хтонь спрятана до поры до времени за порталом сцены, а потом открывается глазу в виде величественного холма, то ли кургана, то ли свалки-могильника. Внутри и вокруг холма копошится разнообразная жизнь и нежить. То у путешествующего по родине Платова буквально из-под зада разберут автомобиль на детали и утащат куда-то по норкам, то из каких-то скрытых люков начинают лезть узнаваемые персонажи русской истории — от императора Николая до Горбачева. Все это — под звуки живой камерной инструментальной группы, которая элегантно соединяет русские народные мелодии с заморскими аранжировками и является самостоятельной частью действия.
Фото: Пресс-служба Театра Наций / Ира Полярная
Фото: Пресс-служба Театра Наций / Ира Полярная
Фото: Пресс-служба Театра Наций / Ира Полярная
Фото: Пресс-служба Театра Наций / Ира Полярная
Фото: Пресс-служба Театра Наций / Ира Полярная
Фото: Пресс-служба Театра Наций / Ира Полярная
Фото: Пресс-служба Театра Наций / Ира Полярная
Но это все, в общем-то, не история, а богатый антураж, переводящий отдельные темы и мотивы повести Лескова в яркие пластичные образы. История как таковая происходит между двумя персонажами, которые ни к борщу, ни к хтони по большому счету отношения не имеют, да и к Лескову — довольно косвенное. Левша Евгения Стычкина — это бесконечно обаятельная вариация на тему «простого человека», созданная фантазией самого актера и режиссера и драматурга Валерия Печейкина. Печейкин написал — вместо Лескова, за Лескова — внутренний монолог своеобразного Левши нашего времени, который действительно левша и случайно работает в Театре наций монтировщиком, ну или кем-то там по технической части. Это очень хороший внутренний монолог, и Стычкин с ним обращается виртуозно, как актер он и есть Левша — мастеровой, до мельчайших деталей достоверный, до тех самых лесковских «гвоздиков на подковках». От его Левши глаз не оторвать: такой складный, ладный и одновременно с этим нелепый человек, совсем лишенный зла, охраняемый какими-то странными ангелами. Оказавшись в Англии, он попадет в местное Общество защиты прав левшей и ужасно потеряется. И с Блохой у него, конечно, отношения не рабочие, а личные — подковы тут ни при чем, просто любовь у них случилась, у Левши и заморской игрушки. Игрушку играет Диана Вишнёва — и если Стычкину с текстом помогает драматург Валерий Печейкин, то у нее в помощниках хореограф Владимир Варнава, создавший для Блохи текст хореографический. Виртуозности у Блохи не меньше, чем у Левши, разумеется, и еще к тому же обаяние неземной, недоступной игрушки, Спящей красавицы, завороженно танцующей в своем стеклянном гробу-футляре. Правда, балерина и хореограф, похоже, не захотели разрушать рамки драматического спектакля, и танцевальные выходы Блохи получились, как это ни странно, сравнительно скромные, ограниченные сюжетом, как будто бы Вишнёва чуть приглушила собственные уникальные балеринские возможности и свою лучезарную энергию. В финале же ее нездешняя Блоха и вовсе превращается в женскую фигуру в ватнике, которая теперь не танцует, а поет — и напрасно дожидается своего Левшу обратно из Англии. На этом месте, правда, история окончательно расходится с Лесковым, и безвестная смерть Левши в больнице для бедных оказывается не столько действительным ее концом, сколько каким-то внезапным способом остановить ход событий. Портрет модной русской хтони, впрочем, в трагическом финале и не нуждается.