Как я стал "папочкой"

       Лично усыновивший сироту корреспондент "Власти" Дмитрий Воронин никакой конкуренции за ребенка со стороны богатых иностранцев не заметил. Возможно, потому, что деньги за усыновление он платил не посредникам, а непосредственно российским чиновникам и судьям.

Российское государство сиротами не торгует. Их распределяют среди граждан, нуждающихся в детях, специально уполномоченные чиновники, получающие за это зарплату из бюджета. Помогают чиновникам в этом благородном деле правозащитники, тоже получающие фиксированную зарплату, но из внебюджетных источников. Товар у них хоть и бесплатный, но, прямо скажем, неважного качества. Наверняка в нашей стране есть люди, искренне желающие усыновить ребенка с синдромом Дауна, но таких людей очень мало, если судить по тому, что детей-калек в базах данных органов опеки много и эти базы почти никогда не обновляются. Больных детей усыновляют в основном иностранцы. А мы с женой малодушно хотели иметь ребенка с двумя руками и ногами и желательно без волчьей пасти. Мы долго искали его сами, как ищут в нашей стране любую дефицитную вещь — через знакомых знакомых. И нашли.
       В районной управе моей жене сразу дали понять, что они недовольны нашей самостоятельностью в выборе ребенка. "Сначала вам придется оформить на полгода опеку, мы походим к вам домой, посмотрим, как вы обращаетесь с ребенком, а потом, возможно, дадим вам характеристику для суда на усыновление",— сказала в соответствующем отделе районной управы жене дама со свежим шестимесячным перманентом. Отвернувшись от моей жены, так как разговор был окончен, дама сообщила своим товаркам по комнате, что сегодня у нее день рождения (чем и объяснялась ее новая прическа), а потому она после обеда пойдет с визитами по району и на работу не вернется. Моя жена сразу поняла, что судьба дает ей уникальный шанс, и дождалась даму в коридоре. "Может быть, вы по пути зайдете и к нам, посмотрите жилищные условия, в каких будет жить наш ребенок,— сказала ей жена.— Ведь у вас сегодня день рождения, посидим, чаю выпьем". Дама как-то по-новому посмотрела на мою жену и ответила: "А что, пожалуй, зайду". Пили женщины, конечно, не чай. Потом райуправская дама проинспектировала туалет в нашей квартире и, вернувшись оттуда, обратилась к моей жене уже на "ты".
       — Ты никого не слушай,— сказала она.— Ты меня слушай, что я тебе скажу, то и делай.
       И сказала. Причем совершенно бесплатно. Когда жена на прощание протянула ей заготовленный загодя конвертик со стодолларовой бумажкой за консультацию, дама — нет, не обиделась, она усмехнулась и сказала: "Спрячь, ребенку что-нибудь купишь". За неделю жена собрала все необходимые документы. Только райотдел милиции нам пришлось посетить вдвоем, чтобы получить две справки: первую о том, что ни я, ни жена не имели приводов за хулиганство, и отдельно вторую — что наши соседи не слышали шума драк и дебошей из нашей квартиры. Потом дама из райуправы внесла нас в какой-то список, подписала бумаги в нужном месте и сделала это опять совершенно бесплатно, словно задавшись целью разрушить миф о бездушности и коррумпированности чиновников. Наши расходы на том этапе были мизерными (1,5 тыс. руб. за медицинские справки о здоровье, купленные по объявлению в газете "Из рук в руки", и 350 руб. нотариусу за заверенные копии нескольких бумаг). Траты начались, когда жена поехала в город N за нашим будущим ребенком (я остался дома, так как не мог бросить работу).
       В городе N жену встретила адвокат, которую нам тоже присоветовали добрые люди. Так уж удачно вышло, что адвокат была родной дочерью судьи, который и должен был рассматривать наше заявление об усыновлении. Адвокат заранее собрала все необходимые справки для ребенка. У адвоката были готовы даже надлежащим образом оформленные в местном отделе опеки характеристики на жену и меня, написанные людьми, которые никогда в жизни не видели ни ее, ни меня.
       Между подачей заявления в суд и заседанием суда по закону должно пройти десять суток, но жена спешила обратно домой на учебу, поэтому суд состоялся на следующий день. В зале присутствовал судья, секретарь суда, адвокат, три дамы из местных органов опеки, женщина-милиционер в форме из детской комнаты милиции, мужчина в штатском (по словам адвоката, тоже "из органов"), моя жена. Говорила в основном адвокат, сразу предупредившая суд, что "мамаша сильно волнуется". Это была чистая правда, но моей жене пришлось все-таки ответить на вопросы мужчины в штатском. Он первым делом спросил, не собираемся ли мы с женой и с ребенком уехать жить или работать за границу. После твердого "нет" моей жены мужчина поинтересовался, будет ли ребенок прописан в нашей квартире и будет ли он ходить в детский сад. Жена ответила, что обязательно. На третий и последний вопрос мужчины в штатском, с кем останется ребенок в случае нашего развода, жена уже раздраженно ответила тоже вопросом: "А откуда у вас сведения о том, что мы собираемся разводиться?"
       Затем слово дали дамам из местных органов опеки, которые по очереди рассказали, как давно и хорошо они знают нашу семью и как хорошо относится к нам ребенок, который уже давно называет нас "мамочкой" и "папочкой". Это была неправда, неправдой была и зачитанная в суде моя телеграмма о том, что я отсутствую по причине срочной служебной командировки. Все присутствовавшие в зале суда знали, что все это неправда, но таковы были правила игры. Через 15 минут после окончания суда жена уже держала в руках его решение, а спустя сутки, получив в местном ЗАГСе новое свидетельство о рождении с новой фамилией и новым отчеством нашего ребенка, летела домой.
       Жена раздала в городе N 80 тыс. руб., а если прибавить сюда билеты на самолет, то ребенок обошелся нам примерно в $3 тыс. Официально же моя жена заплатила в окошечко местного отделения Сбербанка только 35 руб. с копейками — за бланк заявления в суд.
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...