Кто вселил бога в машину

Оуэн не относится к числу обделенных вниманием утопистов. «Один из ваших патриархов», как рекомендовала его Герцену британская знакомая. Самим Оуэном и его последователями написаны сотни тысяч страниц, и в его отношении сложился некий канон повествования, житие патриарха в четырех главах.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Первая часть жития — это его эксперименты на ткацкой фабрике в Нью-Ланарке, где Оуэн выступает как успешный предприниматель, осуществивший ряд реформ для улучшения положения рабочих. Это реформа детского труда — он совместил работу на фабрике с вечерней школой. Он ввел пенсии по старости, оплачиваемое освобождение от работы по болезни и оплату вынужденных простоев. Оуэн придумал должности monitor’ов, которые занимались планированием процесса производства, взаимодействия между разными цехами, повышением эффективности использования техники. Он ввел внутреннюю конкуренцию рабочих, которые в зависимости от эффективности получали разные значки, от черного до белого. Он придумал кооперативную систему снабжения, когда община (в городе жили 1519 человек, из них 1334 работали у него на фабрике) сама закупала продукты у производителей и продавала их своим без наценки.

Вторая глава его жития — это собственно утопия, «Деревня единства и сотрудничества» (Village Of Unity And Cooperation). Это проект для парламентского комитета Ассоциации за улучшение производства и труда бедных (Committee Of The Association For The Relief Of The Manufacturing And Labouring Poor), который впервые был представлен в 1817 году. В докладе комитету она описана так:

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Квадраты с размещенными на них зданиями достаточны для поселения 1200 человек в каждом; они окружены земельными площадями размером от 1000 до 1500 акров. Внутри квадратов находятся общественные здания, линия расположения которых разделяет квадрат на параллелограммы. В центральном здании находятся общественная кухня, столовая и все оборудование, необходимое для того, чтобы экономно и с удобством приготовлять и употреблять пищу. Направо от этого здания находится другое, на первом этаже которого помещается школа для малолетних, а на следующем — читальня и помещение для богослужений. Налево находится здание, в нижнем этаже которого расположены школа для детей старших возрастов и помещение для комитета, выше — библиотека и комната для взрослых.

Три стороны квадрата будут застроены жилыми домами, главным образом для семейных, состоящими из четырех комнат; эти комнаты должны быть достаточного размера для того, чтобы в каждой мог жить мужчина, его жена и двое детей. Четвертая сторона предназначена для детских дортуаров, в которых будут спать все дети сверх двух в каждой семье и старше 3-летнего возраста.

В середине этой стороны квадрата будут помещения для лиц, наблюдающих за спальнями; с одного края будет больница, а с другого — здание для посторонних, которые могут приезжать, чтобы навестить друзей и родственников.

С наружной стороны квадрата и сзади домов, вдоль его сторон, будут расположены сады, связанные между собой дорогами. Непосредственно за ними с одной стороны квадрата будут находиться здания, предназначенные для машин и для производственных целей.

Эту систему Оуэн проповедовал со всей возможной страстью до 1825 года. Он прочел тысячи лекций по всей Британии, написал письма всем членам парламента, правительства и всем главам приходов, крупным землевладельцам и промышленникам, известным общественным деятелям. Он считал, что «Деревня единства и сотрудничества» должна стать новым способом расселения. Добиться этого ему не удалось.

Третья глава — попытка Оуэна перенести ту же систему в Америку, куда он эмигрировал в 1825 году и где создал коммуну «Новая Гармония». Хотя она основана на тех же принципах, что и «Деревня единства и сотрудничества», но выглядит иначе, поскольку ее проект сделал Стедман Уитвелл, оуэнит и профессиональный архитектор. Проект отличается от первоначального рисунка Оуэна тем, что в центре поселения теперь располагается парк, школы, клуб и кухня отнесены в четыре башни, а жилище превратилось в стену двухэтажных таунхаусов, и в целом поселение превратилось в подобие неоготического монастыря, довольно модного по стилю для рубежа 1820–1830-х гг. Макет поселения был надолго выставлен в вестибюле Белого дома для пропаганды, но проект никогда не был реализован. Оуэн потратил на приобретение земли для коммуны и первоначальное обустройство ее членов четыре пятых своего состояния, после чего она развалилась.

Четвертая глава жития Оуэна — это его возвращение в Англию и работа над организацией профсоюзного движения. Нельзя сказать, что этот проект Оуэна тоже провалился. В 1834 году он создал «Великий национальный союз профессий» (Grand National Consolidated Trades Union), который объединял до полумиллиона членов. Партия лейбористов числит Оуэна одним из отцов-основателей английских профсоюзов. Но сам он очень быстро отошел от руководства движением, поскольку не хотел, чтобы оно боролось за власть. Он считал задачей профсоюзов социальную заботу, профессиональное образование и потребительскую кооперацию, и это не нашло понимания. Поздний Оуэн попытался создать новую религию оуэнитов, где поклонение Богу заменено поклонению науке и тайнам природы, но это как-то не прижилось.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Нью-Ланарк был популярен, в годы его расцвета его посещали до двух тысяч визитеров в неделю, и среди них были важные люди. Скажем, в 1815-м его посетил великий князь Николай Павлович, впоследствии российский император Николай I, и идеи Оуэна, видимо, косвенно отозвались в аракчеевском проекте военных поселений. Из-за этой популярности Оуэну приписываются все открытия по социальной заботе о рабочих; он и сам думал, что все открыл, и в чем-то это правильно. Но, в принципе, он решал стандартную для Англии его времени проблему.

Огораживание, уничтожение общинных земель, завершавшееся в то время, привело к пауперизации населения. В стране было до миллиона бродяг и несколько миллионов неимущих. По уникальной английской традиции о неимущих заботились приходы, законодательство предусматривало обязательный местный налог на их содержание. Средств не хватало, а люди, жившие на средства прихода, без необходимости и возможности трудиться, деградировали.

Это с одной стороны. С другой — война с Наполеоном привела к росту промышленности. Поэтому приходы начали отправлять живших на их иждивении нищих на фабрики — и прежде всего детей: они еще не спились, еще не привыкли убивать и грабить, то есть была какая-то надежда, что они вырастут лучше, чем их родители. У Оуэна на фабрике работало 500 детей.

Нью-Ланарк вырос на специфическом рынке резко растущей промышленности при переизбытке неквалифицированной рабочей силы. Известно, что нужно делать в этой ситуации. Во-первых, внедрять машинное производство, во-вторых — обучать рабочих и создавать условия для того, чтобы конкуренты не переманили квалифицированные кадры. Это и делали все английские промышленники, хотя Оуэн, может быть, успешнее других. Но здесь нет никакой утопии, и то, что предприятия Оуэна оказались прибыльными, связано не только с тем, что он был великим реформатором, а и с тем, что рынок рос.

Так продолжалось до похода Наполеона в Россию, когда английский военный заказ перестал расти (а после битвы при Ватерлоо стал резко падать). Промышленность поразила стагнация. Два фактора промышленной революции — станки и квалифицированные рабочие — столкнулись. Того и другого было слишком много для падающего рынка. Возник луддизм — массовое уничтожение машин рабочими, движение в честь Неда Лудда, который еще в 1811 году уничтожил первые два станка, вязавшие носки. Это была серьезная проблема — в 1813 году парламент принял закон о смертной казни за порчу станков, и, хотя сразу же казнили 17 человек, это не очень помогло.

Парламент деятельно искал решение проблемы и обратился в том числе к Роберту Оуэну как прогрессивному современному предпринимателю. Это принципиально важный момент. В истории социализма «Деревня единства и сотрудничества» предстает как развитие идей Нью-Ланарка. Но мне кажется, что на самом деле это два разных проекта и между ними мало общего. Один — это бизнес Оуэна, второй — проект для правительства. Один — это поселение вокруг фабрики, второй — аграрно-промышленное поселение, нужное для того, чтобы решить проблемы нищенства и безработицы в стране, переживающей экономический спад. Один — это то, что впоследствии назовут company town, их построили тысячи по всему миру. Второй — утопическая община, которая не смогла существовать ни в Англии, ни в Америке. Последующие коммунисты очень высоко ценили Оуэна за то, что ему удалось сделать фабрики в Нью-Ланарке прибыльными. Это, с точки зрения, например, Энгельса, доказывало, что социализм в принципе эффективнее и прибыльнее капитализма. Но почему все последующие предприятия Оуэна экономически провалились? В Нью-Ланарке собственность никто не отменял, и возникает подозрение, не в этом ли все дело.

И в этой деревне Оуэна было специфическое население.

«Большинство их крайне невежественно, в основном со скверными и порочными привычками, обладают только элементарными физическими и умственными способностями человеческих существ и нуждаются в поддержке из средств, выделяемых на содержание бедных — людей, которые в настоящее время не только бесполезны и являются прямым бременем для общества, но чье моральное влияние весьма пагубно, поскольку они являются средой, посредством которой невежество и определенные виды порочных привычек и преступлений поощряются и сохраняются в обществе»,— пишет он в докладе Комитету улучшения труда бедных в 1817 году.

Это, вероятно, самое решительное отличие утопии Оуэна. Платон, Кампанелла или Мор могли придумывать самые неожиданные практики для жителей своих утопий, но никто из них не считал их отбросами общества. У Оуэна была утрированно просвещенческая концепция человека, он считал, что люди — это заготовки, их взгляды, характер, поведение полностью создаются образованием. Воспитать можно кого угодно из кого угодно.

Соответственно, парламенту он предлагал социальное изобретение, которое позволяет из отбросов сделать приличных граждан. Я бы сказал, что начиная с Оуэна утопия начинает приобретать несколько пенитенциарный привкус. Школа для детей от двух до пяти лет — это, по сути, идея детского сада, важнейшая социальная новация; ее придумал впервые в истории именно Оуэн. В Нью-Ланарке он считал нужным учить детей с пяти лет, но тут понял, что нужно раньше, с трех. С трех лет нужно забирать детей у родителей, чтобы родители не могли передать им свои дурные привычки,— это много говорит об отношении к родителям.

У Оуэна множество заслуг перед человечеством. Неважно, почему придуман детский сад,— важно, что придуман. Школы для детей, работающих на фабрике,— это будущие советские школы рабочей молодежи. Оуэновские monitor’ы — это те, кого мы сегодня называем менеджерами, и теория менеджмента берет начало в его опытах. Потребительский кооператив, который он придумал,— это вполне жизнеспособная форма торговли, и многие страны (например, Италия или Индия) до сих пор его практикуют. Не говоря уже о профсоюзах, которым была суждена долгая судьба. Это великий социальный изобретатель, четко определивший цель развития — достижение обществом максимального счастья для его членов — и придумавший новый способ двигаться к ней через создание новых социальных институтов; он считается одним из основателей фелицитологии. Но анализируя его утопию, невольно задаешься вопросом о причинах ее популярности.

Конкретно в ней почти нет новаций. Сам он упоминает только один источник своей утопии — «Проект учреждения рабочего колледжа всех полезных ремесел и сельского хозяйства» Джона Беллерса, созданный в 1696 году, забытый на 120 лет, найденный Оуэном и переизданный им вместе с докладом комитету в 1817-м. Беллерс был квакером, ему должен был быть хорошо известен такой памятник раннепротестантской мысли, как «Кристианополис» Иоганна Валентина Андреа. Идея организации города вокруг школы восходит именно к нему, отличие Беллерса, пожалуй, только в том, что школа носит более практический характер, там учат не по системе иезуитского образования, а скорее как в профтехучилище. Оуэн честен, упоминая Беллерса, он действительно практически повторяет его систему.

Рискну высказать предположение, что его слава больше определяется не самими идеями, а контекстом, в котором они высказаны. И Андреа, и Беллерс — протестантские мыслители, которые создавали свой идеальный город, переосмысляя традиционный монастырский устав,— отсюда общинная собственность, чередование физического и умственного труда, общая кухня, у Беллерса и Оуэна — общая трапезная, больница, прачечная и т. д. Оба они прежде всего решали проблему детей, которых в монастыре нет, и отсюда такое внимание образованию. Но утопия обоих создана до индустриальной революции.

Не столько из философских побуждений, сколько отвечая на запрос парламента, Оуэн соединил монастырь с фабрикой. Индустриальная эпоха породила два принципиально новых сюжета: массы неквалифицированных нищих рабочих и машины. Она же уничтожила веру в качестве основной силы, соединяющей людей в поселение. Оуэн переосмыслил Беллерса применительно к этим реалиям. Вместо христианского народа, стремящегося к спасению, у него появились нищие, порочные, бессмысленные люди, из которых можно получить заготовки для добропорядочных граждан, утопия получила привкус тюрьмы. С машинами и Богом получилось интереснее.

Мне кажется, что в индустриальном обществе фабрика до известной степени заменяет Бога — это совместный труд, когда каждый вливается в некое целое, является частицей общего процесса, который несет благо и создает смысл жизни. Оуэн не дошел до такого понимания фабрики, он ограничился тем, что придумал общинную собственность на средства производства. Однако мне кажется, что его поздние религиозные или мистические искания, когда он придумал религию Науки (понимая под этим прежде всего инженерию, с пророками Джеймсом Уаттом, создателем паровой машины, и Ричардом Аркрайтом, соединившем станок с паровым двигателем), двигались именно в эту сторону.

Это индустриальная модернизация монастыря, и значение утопии Оуэна именно в этом. Важно не то новое, что он придумал. Важно, что он создал проход, через который средневековые хилиастические идеи построения Царствия Божьего на земле смогли проникнуть в мир, преображенный индустриальной революцией. Это проникновение сформировало утопию социализма, миф XIX века, который сильно переустроил жизнь.