105 лет назад, 3 мая 1916 года, Совет министров попросил и вскоре получил у Николая II позволение не представлять на высочайшее утверждение немалую часть решений глав ведомств, чтобы не отвлекать императора от руководства воюющей армией. Хотя на проходившем в те же дни совещании губернаторов много говорилось о наблюдающейся и без того рассогласованности действий всех ветвей власти, усугубляющем ситуацию критическом росте цен и последствиях предоставления государственной помощи, по сути, только одной категории населения.
«В настоящее время вопрос этот приобретает особливое значение, когда труды Царского служения усугубляются принятием Вашим Императорским Величеством Верховного командования»
Фото: Фотоархив журнала «Огонёк»
«На Высочайшее разрешение и благовоззрение»
Идея урезать полномочия главы государства возникла вскоре после того, как для этого появился благовидный предлог. 23 августа 1915 года, после череды успешных действий войск противника, Николай II отстранил от командования русской армией великого князя Николая Николаевича и сам стал Верховным главнокомандующим.
В ходе начавшейся вслед за тем смены состава министров один из ключевых постов в государстве — главы МВД, которому подчинялись губернаторы, полиция и корпус жандармов, по настоянию всесильного «царского старца» Г. Распутина получил тайный советник А. Н. Хвостов. И именно у него появилась мысль освободить загруженного делами фронтов монарха от излишних забот о проблемах тыла, при этом значительно расширив собственные властные полномочия.
С виду речь шла о делах не слишком значительных — к примеру, об изменении планов городов, отпуске ведомствам и частным лицам казенного леса и т. д.
Но этот поток решений и был повседневным управлением государством.
А потому все предложения министров и глав ведомств по подобным вопросам, не поднимавшиеся по своему значению до уровня законов и потому не подлежащие рассмотрению Государственной думой, утверждались императором.
Намеченные министром внутренних дел изменения сводились к тому, чтобы дать ему право впредь принимать решения от имени Николая II по более важным из подобных вопросов. По тем же делам, что прежде всегда требовали монаршего утверждения, но считались менее значительными, Хвостов хотел принимать решения без ссылки на царя.
Он не учел лишь того, что его попытка вызовет резкое неприятие других министров, которые с помощью проверенных бюрократических приемов начали препятствовать планам главы МВД. Доклад Хвостова о его новых полномочиях до представления императору должен был рассмотреть Совет министров. Но вместо утверждения документа члены правительства 15 декабря 1915 года объявили, что предлагаемые меры имеют «общее для всех ведомств значение». А потому решили образовать особое совещание старших членов заинтересованных министерств и главных управлений для их детального обсуждения. Прения продолжались до тех пор, пока впавший в немилость Хвостов не потерял свой пост.
3 марта 1916 года обязанности министра внутренних дел были возложены по совместительству на главу правительства гофмейстера Б. В. Штюрмера. А уже 29 марта 1916 года Совет министров предложил императору сократить число дел, предлагаемых «на Высочайшее разрешение и благовоззрение». И получил разрешение на составление списка вопросов, от рассмотрения которых монарха собирались освободить. 3 мая 1916 года подготовленный перечень был одобрен на заседании правительства.
В принципе в расширении полномочий руководителей ведомств не было ничего катастрофического. Но только не в обстановке, сложившейся к тому времени в стране.
«Работа местных учреждений, с войною значительно возросшая, при ослаблении призывами личного состава почти на три четверти,— является безусловно непосильною»
Фото: РГАКФД/Росинформ, Коммерсантъ
«Задерживать и регистрировать "одиноких женщин"»
За время, прошедшее с начала Первой мировой войны, существовавшее веками ожесточенное соперничество между ведомствами за права и полномочия значительно обострилось. И об этом говорили главы 15 центральных губерний России, приглашенные в начале мая 1916 года по распоряжению Б. В. Штюрмера на совещание с высшими чинами Министерства внутренних дел.
Губернаторы жаловались на то, что податные инспекторы и другие чиновники Министерства финансов на подчиненных им территориях не желают работать согласованно с местной властью и имеют «определенную оппозиционную окраску». Но, по существу, никаких действенных мер МВД принять не могло, и в журнале (протоколе) «Совещания приглашенных губернаторов» записали:
«Совещанием принято пожелание осведомить об этом Министра Финансов».
Не меньше проблем было и с Министерством земледелия, которое в условиях военного времени было наделено правом отменять распоряжения местных властей, касающиеся продовольствия и топлива. Но ни об указаниях этого ведомства, ни о действиях его уполномоченных многие губернаторы почти ничего не знали. Впрочем, как и о распоряжениях других министерств.
«Совещание,— говорилось в его журнале,— признало настоятельно необходимым войти в сношение со всеми ведомствами о сообщении губернаторам всех издаваемых по этим ведомствам циркуляров, так как, будучи по закону ответственным за ход жизни губернии, губернатор постоянно является неосведомленным об общих начинаниях посторонних ведомств, в результате чего получается полная несогласованность действия».
Не меньше нареканий у губернаторов вызывали и действия контролировавшего их МВД. В случае возникновения трений с разнообразными организациями состоявшие их руководителями или членами видные особы, имевшие связи в министерстве, отправлялись в Петроград и без труда добивались отмены решений губернаторов.
Однако самые серьезные противоречия существовали между гражданскими ведомствами и генералитетом, считавшим себя вправе отдавать приказания всем и вся.
Причем, как отмечалось на совещании приглашенных губернаторов, распоряжения военных не отличались продуманностью:
«Губернаторы не допускают возникновения малейших трений и неуклонно работают в направлении примирения с жизнью идущих вразрез с нею распоряжений военных властей. Но при этом совещание нашло необходимым отметить ряд исключительно неудачных требований военного командного состава, вредно отражающихся не только на работе органов министерства, но влекущих самые плачевные последствия для уклада жизни населения империи».
Приводились и конкретные примеры:
«Так, штаб Северного фронта давал по нескольким, иногда довольно отдаленным, губерниям (Владимирская) наряды на доставку рабочих на земельные работы по приготовлению окопов. В виду дальности расстояния губернатор, не задерживая исполнения, протестовал и получил разъяснение Генерального Штаба, что исполнять это распоряжение он не должен; но было уже поздно, так как рабочие уже были отправлены. Возвращены они были довольно скоро, но, как и в остальных губерниях,— голодные, в оборванной одежде, работав и получив плату за один день из трех; в остальные же дни работы им не давали, за эти дни не платили и не кормили. Некоторые из них, очевидно протестовавшие, были подвергнуты телесному наказанию».
Губернаторы говорили и о других неприемлемых распоряжениях военных:
«Реквизиция частных квартир вызывает массу жалоб, а наряду с этим специально военные помещения пустуют.
В Тверской губернии было сделано распоряжение "отобрать все сапоги".
Наконец, тем же штабом Минского округа был отдан приказ задерживать и регистрировать "одиноких женщин" и сопротивляющихся подвергать телесному наказанию; объясняемо это было возникновением на Западе общества женщин, сочувствующих Германии, с целью заражения луэсом русских военноначальников».
Самые одиозные распоряжения военных, как отмечали губернаторы, после переговоров с высшими армейскими чинами все же удавалось отменять. Но основной претензией к Военному министерству оставался его вклад в рост дороговизны в стране:
«Реквизиции скота ведутся бессистемно: некоторые местности остаются совсем без скота, и взвинчиваются цены».
А существование двоевластия на железных дорогах, где одновременно распоряжались путейские и военные начальники, привело к коллапсу снабжения городов и безудержному росту цен. Причем как естественному — из-за дефицита продуктов и товаров, так и искусственному — вызванному беспредельной алчностью торговцев.
Однако правительство взирало на происходящее с удивительным хладнокровием. Ведь самая многочисленная часть населения была, по мнению столичных чиновников, надежно защищена от падения жизненного уровня. И в этом была немалая доля истины.
«Благосостояние крестьянского населения находится в небывалых условиях»
Фото: Росинформ, Коммерсантъ
«От непомерного вздорожания жизни»
В журнале совещания констатировалось:
«Запрещение алкоголя, паек, получаемый семьями призванных, и прекрасно оплачиваемый труд оставшегося населения создали в крестьянском населении империи небывалое материальное благоденствие. В соответствии с общей обеспеченностью и имея в своих руках производство предметов первой необходимости, крестьянин менее других страдает от общего бича — дороговизны; отсюда — исправное поступление повинностей и, в общем, полная удовлетворенность на местах».
Похожая картина, как говорили губернаторы, наблюдалась на фабриках и заводах, где владельцы решили выплачивать компенсации рабочим за рост цен. А в качестве примера приводился Владимиро-Ярославский промышленный район:
«Здесь,— говорилось в журнале,— центрами фабричной промышленности являются Карзинкинская и Орехово-Зуевская Морозовская мануфактуры.
Оба эти громадные предприятия ведутся отлично, при полном благоустройстве рабочих, и дороговизна компенсируется принципом доплаты владельцами предприятия всей суммы, на которую вздорожали предметы и продукты первой необходимости.
Так что цены на них для рабочих стоят на уровне рынка июля 1914 г. Во главе фабричной инспекции — лица отличных умственных качеств, взаимоотношения с рабочими хорошие, и забастовок экономических нет, но на политической подкладке — бывают».
Но эти примеры были скорее исключением из общих правил. Во многих других промышленных районах из-за падения уровня жизни складывалась взрывоопасная обстановка.
На совещании отмечалось, что не только рабочие, но и обыватели в городах, страдающие «от непомерного вздорожания жизни», чтобы как-то компенсировать рост цен объединяются в кооперативы, закупающие для них продукты оптом, гораздо дешевле, чем в лавках и магазинах. Однако губернаторы видели в этом угрозу для существующего строя:
«Чрезвычайный рост кооперативов, наблюдающийся повсеместно, объясняется надеждою обывателя на достижение экономических выгод… Далее коммерческие задания отходят на задний план, и выдвигаются цели просветительные и духовные в форме легализованной пропаганды противогосударственных начал».
Ждать помощи от городских самоуправлений в борьбе с дороговизной, а следовательно, и с антиправительственными настроениями, как считали губернаторы, не приходилось. Костяк выборных составляли, как правило, купцы. И совещание констатировало:
«Городское самоуправление, будучи всецело поглощено личным интересом, относится к общественному делу инертно и безучастно, не упуская случая извлечь выгоду».
А при попытках губернских властей обуздать купцов, наживающихся на соотечественниках, в их защиту выступали высокопоставленные чиновники из столицы.
Губернаторы говорили и о том, что рост цен лишает их возможности управлять ситуацией:
«Положение вещей становится особо серьезным, если принять во внимание, что единственные должностные лица крестьянского управления, на которых правительство может опереться,— земские начальники — находятся в ужасных условиях существования: недостаток средств и дороговизна жизни ставят их в невозможность иметь достаточное общение и надзор за волостным и сельским управлением, состав которого решающим образом влияет на крестьянские массы. Между тем трудно ожидать от земского начальника поездок по участку, когда сплошь и рядом одному из них приходится управлять тремя участками за призывом остальных в действующую армию. При этом разъезды стоят так дорого, что земские начальники не из местных помещиков буквально бедствуют».
Много на совещании говорилось и о том, что местные власти в случае возникновения беспорядков будут бессильны. Причем опять-таки из-за дороговизны:
«Оставляя в стороне ненормальное положение общей полиции, настоятельно требующее реформ по разработанным уже предположениям, совещание остановилось на угрожающем состоянии, в котором находится полицейская стража. Последняя является единственною реальною силою в руках губернатора на те случаи, когда все остальные мероприятия исчерпаны и оказываются недостаточными. Между тем в настоящее время стражники удерживаются на службе единственно освобождением от призыва в войска, так как материальные условия их службы ставят их в крайнее положение до возможности иметь горячую пищу лишь через день».
В том же, что взрыва недовольства можно ожидать даже среди материально благоденствующих крестьян, не сомневался никто.
«Губернаторами приведен был ряд случаев, ярко характеризующих жандармскую власть в губернии, как государства в государстве»
Фото: РГАКФД/Росинформ, Коммерсантъ
«Искренно благодарю губернаторов»
Губернаторы утверждали, что к ним поступают сведения о том, что в стране существует единый центр антиправительственной агитации. А болевых точек, с помощью которых можно было вызвать резкое недовольство существующей властью, имелось с избытком. Крестьяне, к примеру, со времени отмены крепостного права оставались недовольны размерами выделенных им земельных наделов.
«Разумеется,— говорилось в журнале совещания,— пропаганда ведется на наиболее чувствительных сторонах вожделений русского крестьянина — надежде на бесплатную земельную подачку».
Вот только прогнозировать и предотвращать всплески недовольства, помимо всего прочего, мешала вечная ведомственная разобщенность:
«Губернаторами приведен был ряд случаев, ярко характеризующих жандармскую власть в губернии, как государства в государстве; при этом иногда секретные сведения скрываются от губернаторов и, вместе с тем, по ходу дела, сообщаются всем исправникам; результатом неосведомленности губернатора получается несогласованность действий».
Главы губерний просили председательствовавшего на совещании Б. В. Штюрмера обратить самое пристальное внимание на дороговизну, как на наиболее взрывоопасный фактор, предлагали свои варианты борьбы с ней, настаивали на том, что необходимо наладить доставку гражданских грузов по железным дорогам. Главе правительства рассказывали о множестве других проблем.
Но в его всеподданнейшей записке Николаю II об итогах совещания от 8 мая 1916 года все было подано в значительно смягченном виде. При этом главная проблема тыловых районов страны — рост дороговизны — упоминалась лишь вскользь. Ведь основной массы населения — крестьян — она не касалась. А в целом все выглядело так, будто монарху не о чем особенно беспокоиться, и губернаторы вместе с МВД справятся с любыми проблемами.
«Дерзаю Всеподданнейше доложить Вашему Величеству,— писал Штюрмер,— что собравшиеся на первый созыв губернаторы 15 губерний обратились ко мне с ходатайством повергнуть к стопам Вашим, Великий Государь, одушевляющие их чувства безграничной преданности Престолу и готовности, при всей тяготе условий работы переживаемого времени, нести свой труд, не щадя сил и самой жизни на благо родины и к вящей славе Вашего Величества».
Растроганный император 12 мая 1916 года написал на записке Штюрмера:
«Искренно благодарю губернаторов. Надеюсь, что все здесь доложенное будет принято в серьезное соображение всеми ведомствами».
В Совете министров сообразили, что самое время подать на утверждение императору список вопросов, более не требующих высочайшего утверждения, и 31 мая 1916 года Николай II согласился на увеличение самостоятельности ведомств, следствием чего неизбежно было и усиление рассогласованности в их деятельности.
До крушения монархического строя оставалось менее девяти месяцев.