выставка современное искусство
В Третьяковской галерее на Крымском валу решили на свой лад отметить 500-летие знаменитого полотна Леонардо да Винчи "Мона Лиза". В честь полутысячелетнего юбилея в музее проходит выставка Георгия Пузенкова — художника, у которого с Моной Лизой отношения давние и тесные. Рассказывает СЕРГЕЙ Ъ-ХОДНЕВ.
Леонардовская Джоконда стала частой музой, даже эмблемой творчества Георгия Пузенкова еще в 1995-м. Тогда в ряду других работ сходного характера (живописные шедевры, пропущенные сквозь грубое черно-белое сито пикселизации и обведенные в файловую рамку — так, как они выглядели бы на экране компьютера) появилась "Single Mona Lisa 1:1". Такая же, как и прочие, как черный квадрат или вангоговские лодки в аналогичной рамочке компьютерной операционной системы Mackintosh OS: фрагмент знаменитого луврского лица, черты которого грубовато обозначены "ступенчатыми" пятнами черных пикселей. Квадратики-пиксели — в данном случае, видимо, то же, что и типографский растр у поп-артистов, способ "закавычить", позаимствованный для тиражирования, образ-"икону".
А насчет тиражирования и цитирования художник Пузенков всегда был боек. Вплоть до того, что нарвался на судебный иск от покойного Хельмута Ньютона за "присвоение" одного фотокадра — и, что характерно, выиграл процесс у знаменитого фотографа, отстояв художническое право заимствовать и трансформировать. (Надо сказать, что Хельмуту Ньютону тут еще повезло, потому что в предшествующий период своего творчества Георгий Пузенков картины не пикселизировал, а стирал — ну, как это делается в "Фотошопе", открыл картинку и вжик-вжик по ней ластиком.)
А потом пузенковская Мона Лиза засобиралась в Россию. В 1997-м (а позже еще раз, в 2001-м) художник, уже ставший к тому времени жителем Кельна, совершил вояж по российским городам и весям и привез из этого вояжа цикл фотографий "Мона Лиза отправляется в Россию" (Mona Lisa goes Russia). Часть этих работ показывали в свое время в Галерее Гельмана; теперь 35 лайт-боксов с фотографиями стали одной из трех частей выставки в ГТГ. Наверное, самой выразительной частью. На одной стене — фотографии с реальностью деревенской, на другой — с реальностью явно городской. Разваливающиеся избы, облупленный сельский Ильич, расслабленные пейзане и суетливые горожане, интерьеры пыльных старых квартир и шикарных офисов, картинная галерея и бар, портик ГМИИ и облепленный объявлениями подъезд — и всюду, всюду осклабилась одна и та же "Одиночная Мона Лиза". То неприметной афишкой, то громадным полотном на мольберте. Если продолжать тему трансформированных цитат, то напрашивается, например, такое: "Мона в твоей весне, / В каждом счастливом дне, / Мона в тебе и во мне".
В сущности, это предельно, нечеловечески трогательно. Джоконда — женщина загадочная, чего стоят мириады гипотез, иногда весьма курьезных (от чисто искусствоведческих до медицинских), пытающихся объяснить, почему модель Леонардо так странновато улыбается, да и с самой моделью ясности недостает. Череда ловких фотографий повседневной отечественной действительности, в свою очередь, чуть ли не первым делом напоминает о том, что русская душа — материя тоже в высшей степени загадочная. И посреди второй загадочности вездесущая улыбка Моны Лизы кажется уже не такой загадочной. Скорее понимающей. Знает отгадку — и потому знай себе улыбается.
Впрочем, юбилей великого полотна Георгий Пузенков чествует и на еще более метафизический лад. Посередине выставочного пространства стоит "Башня времени Мона 500" (Mona Time Tower 500). Это громадный цилиндр с входом, а внутри — бесконечная матрица из 500 повторяющихся Мон Лиз, которые постепенно варьируют свой окрас по всем цветам солнечного спектра. Такое мистическое, всеобъемлющее присутствие напоминает о тех смелых толкователях, у которых выходило, что Джоконда никакая не флорентийка, а вовсе гностическая София. Тему "Джоконда и мироздание" продолжает третья часть проекта, "Мона Космос 21" (Mona Space 21), которая пока только набросок: когда-нибудь каким-нибудь образом все та же пикселизированная улыбка отправится в космос, а пока звучит только музыка — транскрипция подлинной нотной записи, найденной в архивах Леонардо, плюс всякие космические шумы и пиканье спутникового сигнала. Для полноты колорита даже саму Джоконду заставляют говорить: на стене висит рассказ от лица пресловутой дамы о ее бурной судьбе в качестве шедевра мировой живописи (занимательный, незамысловатый, с мягким юморком — например: "После революции все опять изменилось, и в 1800 году я оказалась в спальне Наполеона, что было все-таки определенным признанием"). Словом, обещанный напряженный и эстетически насыщенный диалог между Моной Лизой и современной действительностью есть. Не хватает, пожалуй, разве что одного. А именно "старшей сестры" пузенковской Моны Лизы — той отпечатанной на пишущей машинке "репродукции", что висела над столом у героини Лии Ахеджаковой в "Служебном романе" Эльдара Рязанова.